Тайна Несвижского замка - Сергей Иванович Бортников

уже побывали в Цегельне. Нашли апостолов и упаковали их в ящики, вот только вывезти на территорию рейха не успели; просто перепрятали в другом, на их взгляд, более надёжном, месте. И хотя отходили они по одному, почти все попали в лапы НКВД. Вернее – были пристрелены, потому что сдаваться не стали. Однако кое-какие ориентиры в тайнике для нас оставили. Позже руководство забросило в Белоруссию агента, который забрал записку и доставил её в Берлин. На ней стрелкой был обозначен вход в подземелье – им я и воспользовался. Был там ещё один значок, но что он обозначает, знал лишь Танненбаум. Такая практика заведена в нашей организации, впрочем, как и в твоей: всю правду не должен знать никто.

– Согласен, – процедил сквозь зубы, слегка пострадавшие при падении, секретный сотрудник и сплюнул кровью на пол. – Всегда лучше вложить половину информации в одни уши, а половину – в другие. Выйдет прекрасный оберег на случай предательства. Записку ты лично видел?

– Нет. Только половину. Гиммлер сложил бумагу вдвое и продемонстрировал мне одну лишь её часть.

– А вторую – Агидиусу? – упрямо уточнил Плечов.

– Так точно… Постой, откуда тебе известно его имя?

– Говорил же тебе: мы не раз встречались. На симпозиумах. В Москве.

– Понял, – удовлетворённо хмыкнул эсэсовец.

– И что, ты ни разу не пробовал разговорить его?

– Кого? Этого козла? Счас… У него и за деньги слова не вытянешь…

– А пытался?

– Было дело! – честно признался «почти однофамилец» по прошлой жизни.

– Что ж, нам не остаётся ничего иного, как проследовать в тоннель и ещё раз попытаться найти дверь, – привычно прибрал инициативу к своим рукам Ярослав Иванович. – Восемь рук – не две!

– Почему восемь? Нас же пятеро, – возмущённо прокомментировал такую арифметику преданный служитель фашистской науки.

– Кого-то одного придётся оставить снаружи, – повелительно распорядился постоянно оппонирующий ему представитель советской философской школы. – Не дай боже, что-то случится. Хоть будет кому поведать миру о последних минутах нашей жизни.

– Что-то ты сегодня слишком пессимистичен, – недовольно нахмурился Дибинский.

– Такова се ля ви, мой друг, как говорят французы…

* * *

Герман остался дежурить наверху, в грязном молельном (молитовном, молитвенном?) зале цегельнянского костёла, а его «брат-близнец» спустился вниз – в «бункер», где собрались остальные искатели приключений. Там Фриц получил новое задание: обследовать левую стену подземного коридора; Пекуну же досталась правая.

– Начинайте, – утомлённо махнул рукой Дибинский, давая старт очередной операции по выявлению рычагов и кнопок, управляющих открытием «порталов» в иные подземные миры, – а мы с «тёзкой» перекинемся ещё несколькими словами!

– Согласен, – кивнул Ярослав. – Вас вильст ду мир заген?[69]

– Каюсь, приврал немного, – переминаясь с ноги на ногу, сказал штурмбаннфюрер, когда они остались одни.

– По поводу чего?

– Насчёт записки.

– Что ж, колись, пока не поздно; заглаживай ситуацию, исправляй свои «косяки», – презрительно фыркнул Плечов, сразу догадавшийся, о чём пойдёт речь.

– Было жарко. Рейхсфюрер повесил мундир на спинку стула и пошёл в туалет, а мне, а я… Короче, я видел вторую часть секретного послания… Но мельком.

– И что ты высмотрел?

– Ничего. Только два тёмных пятна. Как будто в бумагу заворачивали сало или селёдку. А, может, кто-то совсем случайно растёр в пыль выпавшую часть карандашного грифа – бывает и такое!

– Как они располагались? – наконец-то «проснулся» Ярослав Иванович: кто-кто, а он прекрасно знал, что значат эти «приметы», ибо уже не раз сталкивался с таковыми.

– Одно – то, что побольше, – приблизительно посередине тоннеля, – припоминая мельчайшие детали однажды подсмотренного рисунка, пустился в воспоминания Дибинский. – Под самым потолком; с левой стороны по ходу движения, если добираться с улицы до нашего теперешнего местонахождения. А если двигаться в обратную сторону, то, естественно, с правой…

– То есть в зоне ответственности товарища Пекуна?

– Так точно, герр профессор.

– Прекрасно… Яша парень хваткий – ничего не упустит. А второе?

– Как бы это правильно тебе сказать…

– По фиг, главное, чтобы честно. Иначе мы никогда не доберёмся до проклятых истуканов!

– Истуканы… Хорошо сказано. Сам придумал?

– Да какая, к чёрту, разница? Ты, продолжай, не тормози, не отвлекайся…

– Значит, так… Коридор – прямой, длинный, а посередине – загогулинка, как бы призывающая повернуть с главной «трассы» направо. Вот там оно и было. Пятно.

– Красочно рассказал. Красочно, но бестолково, – подытожил профессор. – Ибо ни хрена я не понял.

– Может, тебе мозгов не хватает? – съязвил штурмбаннфюрер.

– Скорее – времени… Чтобы переварить столь туманный спич… Ну да ладно – пошли. Постараемся на месте разобраться.

– Гут. Или, как ты говоришь, согласен! Только, смотри, без фокусов, – предупредил эсэсовец. – Я, между прочим, гранд-мастер американского кэмпо[70]; чуть что – врежу так, что никакое самбо не поможет…

8

Когда они, обсудив все нюансы предстоящего мероприятия, покинули своё укрытие и направились в тоннель, Яша с Германом уже зашли достаточно далеко – приблизительно туда, где на гиммлеровской карте был обозначен какой-то тайный знак, напоминавший обычное пятно.

– Штейен![71] – крикнул им Пчоловский-Дибинский. – Оставайтесь на месте и ждите нас!

Те, естественно, послушались и замерли.

Кто знает, чего так развизжался этот сучий штурмбаннфюрер? Может, впереди минное поле или ещё какая особо опасная для жизни хренотень?

– Приказываю усилить бдительность! – с грозным видом продолжал отдавать распоряжения учёный муж из «Аненербе», даже тогда, когда две компании воссоединились. – Дальше я пойду по одной стороне с Пекуном, а герр профессор идёт с Фрицем. Всё ясно?!

Солдат уже собирался выдать «яволь» (или какой-то иной аналог нашего «так точно»), но не произнёс ни слова. Вместо этого он выпучил глаза и растянул рот до таких размеров, что в него теперь запросто мог въехать какой-нибудь лёгкий панцерник.

А всё потому, что с противоположного направления прямо на них надвигалось какое-то огромное чёрное облако.

Просторный балахон на явно живом существе с раскоряченными руками и взлохмаченными волосами заполнял собою практически весь проход и уже собирался «поглотить» бедного фашистского автоматчика, с детских лет безумно боявшегося привидений, которыми его часто пугала «гроссмуттер» (то есть обычная дрезденская бабушка), когда Фриц вдруг очнулся, что-то прокричал совершенно диким голосом и, бросив своё оружие, пустился наутёк в обратном направлении, чтобы как можно быстрее очутиться в спасительном «бункере» с дырой в потолке, ведущей в молельный зал Цегельнянского костёла, где его дожидался напарник.

Спустя несколько секунд они оба, периодически опережая друг друга, уже неслись по просёлочной дороге на Сейловичи, при этом громко выкрикивая: «Шварцфрау, шварцфрау!!!»[72]

Оставшиеся в тоннеле тоже, конечно, испугались, но повели себя совершенно по-иному.

«Сусанин» рухнул наземь и на несколько минут лишился чувств, а однофлотцы