Теплая птица - Василий Гавриленко

 Я взглянул на Марину. Та кивнула и сказала:

-Шевченко уже не в Битце, он подвизался в РВК.

-Вот как? – равнодушно сказала Серая. Помолчала.

-Меня зовут Серая. Это – мои братья. Брат...

-Брат Устин, - встрял толстяк и, смутившись, покраснел.

-И брат Ярослав.

Длинный едва заметно склонил голову.

-Что это значит, - братья? – спросил я.

-Мы братья по вере, – взгляд Серой стал жестким. – Мы – цоисты.

Вот значит, почему у них на лбах буква «ц»!

-Цоисты? – удивилась Марина. – Не слыхала…

-Очень жаль. Если бы все стали цоистами, под солнцем воцарился бы Он.

-Кто – он?

-Бог, разумеется.

 -Пора, сестра, - кашлянул длинный, поглядывая на небо.

-Да, - кивнула Серая и обратилась к нам. – Я предлагаю переждать бурю у нас. Будьте гостями детей великого Цоя.

-Цой – жив, – отозвались Устин с Ярославом, молитвенно сложив на груди руки.

Марина незаметно дернула меня за рукав. Я посмотрел на нее, ничего не понимая.

-Итак, вы принимаете приглашение?

-Можно мы обсудим это … наедине? – не очень уверенно спросила Марина.

Серая пожала плечами.

-Пожалуйста. Но недолго. Буря.

Цоисты отошли в сторону и принялись что-то горячо обговаривать между собой.

-Андрей, давай не пойдем, - зашептала Марина. Губы у нее припухли от мороза, лицо раскраснелось.

-Почему? Мы замерзли, заблудились, в такую бурю нам не добраться до Пустоши…

-Все это так… Но…

-Что «но»?

-Мне не нравятся эти люди.

-Марина, - я взял ее за руку. – Ничего не бойся. Это просто сумасшедшие, они безобидны. В конце концов, ты со мной!

Девушка слабо улыбнулась.

-Хорошо, Андрей.

-Эй, - окликнул я цоистов. – Мы идем с вами.

                                               6

                                 СПОКОЙНАЯ НОЧЬ

Дом стоял в уключине переулка, такой же мертвый, как и окружавшие его каменные собратья. Когда Серая вошла под арку и махнула рукой: «Сюда», я, ведущий за ошейник вожака упряжки, подумал: не зря ли не послушал Марину? В конце концов, в Джунглях приходилось переживать и не такие бури, как–либо перекантовались бы… Но, взглянув на свою женщину, едва бредущую по снегу, отогнал от себя эту мысль. Одно дело – Джунгли, где, кажется, от деревьев исходит тепло, и совсем другое – этот город, этот обмороженный каменный гроб.

-Пришли, - произнесла Серая.

Вход в парадное был достаточно широк, чтобы упряжка вместе с санями протиснулась туда. Но усталые псы отказывались подниматься по обледенелым бетонным ступенькам.   

-Мы поможем, - с готовностью вызвался толстяк Устин. – Так, Ярослав?

Длинный молча вцепился в задник саней. Я дернул за упряжь, вожак, не привыкший еще к своей новой роли, заскулил, напрягая мускулы.

-Толкайте!

Устин и Ярослав поднапряглись, и сани въехали по ступенькам на площадку.

Стены парадного украшали разноцветные надписи, рисунки. Чаще других встречались кричаще-броское «Цой жив!», а так же портрет длинноволосого юноши с горделиво выпяченной нижней губой. Одна бетонная лестница вела наверх, туда, где слышалось завывание ветра в пустых комнатах, другая – вниз. Вдоль лестницы, ведущей наверх, были установлены металлические перила, к которым я и привязал собак. Впрочем, псы и не помышляли о побеге. Оказавшись под защитой от бури, они дружно улеглись на пол и поглядывали на нас, высунув розовые языки.

-Следуйте за мной, - пригласила Серая.

Логово цоистов находилось в подвале. Серая отворила металлическую дверь. Терпкий дух человеческого жилья заструился вверх по лестнице. Я вошел, следом – Марина, и уже за нами – Устин с Ярославом.

Это было большое помещение с черными стенами и закопченным потолком; у дальней стены возвышалась статуя человека с гитарой, украшенная бусами из человеческих черепов; в углах – груды тряпья, должно быть, служащие цоистам постелью. Посреди помещения горел костер, у которого грелись двое. Еще трое сидели на коленях рядом со статуей, но, как только мы вошли, они вскочили на ноги и все как один уставились на нас.

-Братья и сестры, - обратилась к ним Серая. – Это…

-Андрей.

-Марина.

-Андрей и Марина едва не погибли, и мы решили привести их сюда.

-Лучше бы пожрать принесли!

-А тебе бы, Антон, только жрать да жрать, - заметила Серая, строго глядя на длинноволосого парня со сломанным носом. – Лучше бы ты чаще молился!

-Он молится, - словно оправдываясь, сказала пожилая женщина,  стоящая рядом с Антоном. – Он молится, госпожа!

Госпожа! Так вот, значит, кто здесь главный. Впрочем, это можно было понять и раньше по горделиво-холодному тону, с которым Серая разговаривала с Устином и Ярославом.

 -Располагайтесь, - кивнула мне Серая. – Вы теперь под защитой стен Храма великого Цоя.

-Цой – жив! – эхом отозвались сектанты.

-Апрель, помоги мне раздеться.

Апрель, невысокая белокурая девушка, бросилась к госпоже. Она приняла у Серой короткую шубу, - та осталась в свитере, четко очерчивающем небольшую грудь. Сняла с нее шапку. Череп Серой  был голым, как яйцо; на макушке, плавно переходя в затылок, расположилось вытатуированное изображение все того же длинноволосого гитариста. 

-Вы, должно быть, голодны?

-Да, - поспешно признался я.

-Рудольф!

-Моя госпожа?

            Из светового круга выступил коренастый мужик. Он, набычившись, посмотрел на меня. В плотоядном блеске этих желтоватых глаз я узнал собрата – игрока. Возможно, этот Рудольф никогда не был в Джунглях, но ему явно знакома борьба за Теплую Птицу, в которой он, похоже, преуспел, не останавливаясь ни перед чем.

            -У нас есть что-нибудь съестное, Рудольф?

            -Сухари, госпожа, да и тех немного.

            -Дай им по одному.

            По тому, как изменился, - смягчился, потеплел – взгляд Рудольфа, когда он посмотрел на свою госпожу, я понял: эти двое любовники. И тогда мне стало ясно, как именно устроена эта секта. В основе ее – страх, а вовсе не вера. Все эти Ярославы, Устины, Антоны смертельно боятся Рудольфа, который в своем изодранном тулупе, надетом мехом наружу, похож на зверя, только что покинувшего Джунгли. 

            -Приглашаем вас принять участие в еженощной молитве, - произнес Рудольф, глядя, с какой жадностью мы с Мариной грызем сухари. Сказано это было таким тоном, что мне стало ясно: отказаться мы не можем.

            -Таким образом, вы проявите уважение к Храму, приютившему вас, - вставила Серая, усаживаясь на принесенной двумя цоистами драное кресло.

Сектанты расселись в кружок у костра, оставляя достаточно места для двоих, тем самым как бы приглашая нас присоединиться к себе.

Ну что ж, молиться – это не в кипятке вариться. И все-таки: скорее бы рассвет! Я посмотрел на Марину. На ее лице отражалось похожее желание.

Мы присели на колени у костра. Хотелось протянуть к огню руки, но я не решился: напротив сидел Рудольф.

-Братья мои, сестры мои, - изменив голос до неузнаваемости, заговорила Серая. – Мы были – одинокие путники, мы брели во мраке сквозь ночь, не видя огней, не чувствуя рядом присутствия друга. Мы мучились, мы погибали порознь, до тех пор, пока в нашу жизнь не вошла вера. Вера в единственного бога - Цоя.

-Цой – жив! – нараспев протянули сектанты.

-По преданию, Цой страдал и умер за нас, недостойных. Теперь мы в вечном неоплатном долгу перед Господом. Мы должны посвятить свою жизнь жреческому служению ему, смирить свое тело, открыв душу. Тот, кто будет верным сыном Цоя, получит награду – вечную жизнь в раю, среди своих братьев и сестер. Но – горе тому, кто предаст господа нашего, Цоя!

Последнюю фразу Серая произнесла срывающимся, и потому – страшным голосом.

-Цой – жив! – как ни в чем ни бывало, отозвались сектанты.

-Во славу Господа, споем молитву!

Неровными голосами цоисты запели:

-В небо смотри – видишь там пастуха?

То небесный пастух пасет облака,

Город стреляет в ночь дробью греха,

Но Цой сильней, его власть велика.

Тем, кто ложится спать - Спокойного сна.

Спокойная ночь.

Я ждал это время, и вот это время пришло,

Те, кто молчал, перестали молчать.

Те, кому нечего ждать, садятся в седло,

Их не догнать, уже не догнать.

Тем, кто ложится спать - Спокойного сна.

Спокойная ночь.

Люди так часто навечно ложатся спать,                                                   Их Цой принимает, тревожа их сон.

Он дарит им новую жизнь и возможность стать,

Тем, кто спасен, тем, кто спасен.

Тем, кто ложится спать - Спокойного сна.

Спокойная ночь. [6]