Последняя почка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев

У Риты взмокли ладони. Запихнув деньги в карман, она проронила:

– Ясно. Свободный столик имеется?

– Обижаешь, – хмыкнула барменша и красивым жестом подозвала одну из официанток. Та сквозь толпу проводила Риту к её любимому столику. Принесла ей по её просьбе слабый коктейль. Он был тошнотворен, но как раз это Рите и было нужно для конструктивного разговора с тем, кто очень хотел с ней поговорить. Она закурила. Вскоре он к ней подсел. То был господин средних лет, с пышными усами. От него пахло водочкой.

– Здравствуй, Риточка, – сказал он, дружески коснувшись её коленки рукою, отягощённой едва ли не самыми дорогими в стране часами, – скучаешь?

– Скучаю, и ещё как, господин Тресков, – ответила Рита, – надеюсь, что вы меня рассмешите.

Он рассмеялся сам.

– Ну, это не гарантирую. Я – не клоун. По крайней мере, не лучший клоун. Согласна?

– Да. Где ваша жена?

– Да здесь она, здесь, – поморщился господин Тресков, – внимательно наблюдает за нами. Поэтому я к тебе с коротеньким разговором. Как там твои финансовые делишки?

– Да ничего.

– Понятно. А почему ты сменила номер мобильного телефона?

– Дмитрий Сергеевич! Вы бы прямо спросили, почему я вам не сообщила новый! Забыла. Память дырявая. Вы ведь знаете, чем меня там кололи несколько лет! У вас ко мне было дело, и вы меня не смогли найти? Ну, вот! Рассмешили. Очень смешно. Ха-ха.

– Да не было у меня к тебе никакого дела, – сказал чиновник, следя, как Рита гасит окурок, – был небольшой вопрос, но я смог получить на него ответ без тебя. Ритуля! Ты в курсе, что завтра вечером у тебя эфир на "Лихе Москвы"?

Рита заморгала.

– Эфир? На "Лихе Москвы"?

– Чего удивляешься? Ты им пообещала дать интервью?

– Да, пообещала. Но я не знала, что завтра вечером это произойдёт!

– Тут уж ничего не попишешь, им так удобно. Они – ребята с характером, сама знаешь. Короче, в девять часов они тебя ждут.

– Ну, в девять так в девять, – сказала Рита с некоторой досадой, – а у них что, не нашлось менее оригинального способа сообщить мне об этом?

Дмитрий Сергеевич улыбнулся.

– Они тебе позвонят. Но едва ли им придёт в голову обратиться к тебе с той просьбой, с которой я к тебе обращаюсь. Просьба такая. Ритуля! Будь здравомысленна. Или, если угодно – благоразумна. Ты понимаешь, о чём я?

– Нет. Но я буду благоразумна и здравомысленна. Я могу даже быть весьма осторожной. Вы успокоены?

– Я спокоен, – поправил Дмитрий Сергеевич. Улыбнувшись, он ещё раз потрогал коленку Риты, встал и ушёл.

– У вас слишком длинный нос! – выкрикнула Рита ему вдогонку. Он её не услышал.

Она сидела до половины второго, цедя коктейль, как микстуру и улыбаясь приятелям весьма кисленько. Пару раз ей, правда, пришлось вскочить, чтоб обняться с теми, кто был чрезмерно рад её видеть. Один из них был известным телеведущим, похожим на соловьиный помёт, а другой – успешным предпринимателем, ни на что не похожим. Оба они, по счастью, пришли со спутницами. Спалив последнюю сигарету, Рита вышла из зала. Вслед за ней вышла одна скандальная журналистка. Звали её Бажена. Подойдя к Рите, которая надевала куртку, она сказала:

– Я сейчас выколю тебе шилом глаз.

– Твою мать! За что? – удивилась Рита, взглянув на руки Бажены. Обе они были пустыми, но на плече журналистки висела сумка. Взор беспредельщицы не сулил ничего хорошего.

– Что ты, гнида, перетирала с этим козлом? – спросила она.

– С которым из них?

– С Тресковым! Ты окончательно продалась, паскуда вонючая?

– Не твоё сучье дело!

Они сцепились. Охранники их разняли. Рита не получила ни синяка, ни царапины. Обменявшись с Баженой, которую очень крепко держали, парой любезностей, она быстро покинула "Пилигрим".

Домой, на Таганку, она рванула пешкарусом – по Охотному ряду, затем – Лубянкой и Китай-городом. Ей сопутствовала метель, можно сказать – вьюга. Она полностью слизала с улицы проституток и им подобных. Тоскливо Рите было делить Москву с заунывно стонущей белой тварью. Очень тоскливо. Она уже подходила к Таганской площади, когда сзади стали скрипеть шаги. Она поняла мгновенно – те самые. Да, те самые, на которые оборачиваться нельзя, не то пожалеешь. Да пожалеешь не так, как Анька Волненко – грехов-то во сто раз больше! Втянув башку в воротник и глубже надвинув на уши шапку с белым помпоном, Рита слегка прибавила скорости. Белый смерч хлестал её по глазам. Метро, церкви, театр едва просматривались. Ой, как бы не заплутать в такой круговерти! Не заплутала. Пошла по Верхней Радищевской. А шаги уже приближались, чтоб обогнать. Рита побежала. Бегала она так, что её догнать смогла бы разве что пуля, а тут ещё было страшно!

Нырнув под арку, вбежала Рита во двор. О, проклятый двор с его закоулками – тёмный, жуткий! Как прошмыгнуть в нём среди машин, не переломав кости об них, как не ошибиться подъездом? Ведь настоящий снежный тайфун бушует и здесь! Не переломала. И не ошиблась. Юркнув в подъезд, захлопнула дверь. Замок домофона щёлкнул. Тут можно и отдышаться. Тут горит свет. Тут – люди, пусть и за металлическими дверями! Чуть постояв, Рита поднялась на второй этаж, и, отперев дверь, ввалилась в квартиру.

Дверь заперла трясущимися руками на все замки, а также и на задвижку. Теперь включить везде свет! Да, везде, везде! Пусть в этом нет смысла, но так гораздо спокойнее. Вот тебе и вся эзотерика вместе с квантовой физикой, атеизмом и философией, мать их драть! Весь день мозги отшибала всякой бурдой, а чуть за спиной шаги, и – "Отче наш, иже еси на небеси!", да притом по-старославянски, чтоб Бог как следует понял, что тощая идиотка, которой море любой блевотины по колено – Его верная раба, и никак иначе! Встав с телефоном под самой люстрой – уж здесь-то попробуй тронь, да спиной к окну – ну его к чертям, этот белый шквал, Рита набрала номер Тани.

– Ты что, свихнулась? – пискнула та после восемнадцатого гудка, – полтретьего ночи!

– Быстро гони сюда! – выпалила Рита, – чтоб через полчаса была здесь, как штык! Не то твой эфир накроется завтра, ясно?

– Куда – сюда?

– На Таганку!

– Ты обалдела? Я не одна!

– Вот с этим уродом завтра и разговаривай!

Нажав сброс, Рита отключила мобильник. Скосив глаза на окно, она с останавливающимся сердцем к нему приблизилась и задёрнула занавеску. И тут стекло трижды звякнуло. По нему стучали ногтями. Вот и она!

Рита опустилась на край дивана. Из её глаз закапали слёзы. Взяв со стола бутылку ликёра, опустошённую на две трети, она её допила. Схватила за горлышко. Где ты, Смерть? Входи, ты нужна! Пора встретиться глазами. Грехов – полно, но страху – ни капли. Если ты, Ритка, жила весёленько – значит, так же должна и сдохнуть!

За тонкой дверью одной