Доверься мне (ЛП) - Мак Бекка

— Картер, — Оливия кладет руку на мое предплечье. Она мягкая и теплая, и я слышу только стук своего сердца. — Сделай вдох. Я люблю шоколад, конфеты и попкорн. Мне нравится и комбуча, и чай со льдом, так что я не против ни того, ни другого, но мы можем выпить их напополам, если захочешь, потому что я не против твоих микробов. Хорошо?

Я облизываю губы.

— Хорошо.

— Спасибо тебе за это. И спасибо за пиццу с двойным беконом вчера.

— Ты нашла самый вкусный кусочек с беконом?

Она улыбается, а я думаю, что мое сердце остановится.

— Нашла, но это было трудно, потому что там было так много бекона. Моя мечта сбылась.

— Я попросил их использовать настоящий, а не дрянные остатки.

— Это было невероятно вкусно.

— Хорошо, — я киваю. — Да. Хорошо.

Свет в кинотеатре приглушается, тихий гул переходит в тишину, от которой у меня мурашки по коже, когда Оливия опускается на свое место, а я вынужден снова притворяться, что не хочу взять ее лицо в свои руки и поцеловать.

Я из тех людей, которых захватывают мультфильмы от Диснея. Мы с сестрой проводили все выходные лежа на подушках на полу в гостиной, просматривая все диснеевские мультики из нашей обширной коллекции. Это одно из моих любимых воспоминаний. По вечерам родители устраивались на диване позади нас, и, если мы достаточно умоляли, они соглашались позволить нам лежать на полу, не спать и смотреть мультики. Я могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз мы не засыпали до полуночи, но чаще всего мы просыпались каждый в своей постели.

И все же, сейчас я не могу сосредоточиться ни на одном моменте, происходящем между Анной, Эльзой, Кристоффом, Свеном или Олафом.

Когда до конца мультфильма остается полчаса, Оливия кладет лакомства на пол. Я следую ее примеру, и ставлю попкорн на пол.

Я не могу заставить свое колено перестать подпрыгивать, и мне так и хочется сделать что-нибудь со своими руками, а именно взять одну из ее рук. Вместо этого я стягиваю с головы кепку и запускаю пальцы в волосы, перебирая пряди.

Оливия протягивает руку, осторожно оттягивая мои волосы, и опускает мою руку к себе на колени, где она медленно переплетает свои пальцы с моими.

— Нормально? — спрашивает она шепотом.

Я смотрю вниз на наши руки. Ее рука такая крошечная, такая мягкая, такая чертовски теплая, и когда я поднимаю свой взгляд, она нежно мне улыбается. Бешеный ритм моего сердца замедляется до ровного галопа, и напряжение в моих плечах спадает.

— Нормально.

— Ты действительно думал, что Олаф умрет там, да?

— Он действительно умер, Олли. Эльза вернула его к жизни, слава богу. Я бы взбунтовался, — я чуть не перекрыл кровообращение в ее руке, сжимая ее так крепко, пока ждал, надеясь, что забавный снеговик снова появится.

— Представляешь, если бы мультики Диснея сейчас были такими же жестокими, как тогда, когда мы росли?

Я вздрагиваю, сжимая ее руку, пока мы идем по фойе кинотеатра.

— Тогда было так много травм.

— Но это сформировало нас. Я бы не стала тем, кем стала, если бы Шрам не сбросил Муфасу со скалы, понимаешь?

— Я никогда не смогу спокойно воспринимать сцену, где Симба пытается его разбудить, — отвечаю я, когда мы выходим в холодную ночь.

Оливия отпускает мою руку, натягивает шапку на голову и достает из кармана пальто свои щенячьи рукавицы.

— Спасибо, Картер. Мне было очень весело.

— Мне тоже. Я рад, что ты пришла, — я переминаюсь с ноги на ногу, улыбаясь ей, а она улыбается мне. Я не хочу прощаться.

Она кивает в сторону улицы.

— Я пойду выпью чаю в кафе вниз по дороге.

— О. Какое совпадение. Я тоже собирался пойти туда и выпить чаю. Думаю, мы можем прогуляться вместе. Может быть, присядем за один столик.

— Ты пьешь чай?

— Никогда.

Оливия захлопывает глаза и смеется, а я обхватываю ее руку в перчатке, когда мы начинаем идти по улице. Крупные снежинки падают с неба, цепляясь за ее ресницы, кончики волос, и она становится похожа на снежного ангела.

— Думаю, ты привыкла к такой зиме, да?

— В Маскоке каждая зима надирала нам задницу, — кивает она, — но это были самые великолепные зимы. Высокие сосны, покрытые снегом, и замерзшие озера, похожие на стекла. Мы с братом ходили на Уиллоу-Бич и играли в хоккей там, где озеро было покрыто толстым льдом, — она морщит нос. — Но думаю, что я слишком привыкла к зиме западного побережья, потому что все, что происходит в последнее время с погодой здесь, меня просто добивает. Я уже близка к тому, чтобы принять предложение Кары закончить сезон в Кабо.

— Нет, ты не захочешь этого делать. Тебе придется слушать, как она и Эм занимаются сексом по телефону каждую ночь. Поверь мне, это не то, что ты хочешь услышать. Я слишком долго терпел это во время наших выездов, — я подначиваю ее плечо своим. — К тому же, это звучит как много дней без меня, что в конечном итоге будет отстойно для тебя.

Ее глаза блестят.

— Да?

— Да, ты будешь скучать по мне как сумасшедшая, и твои дни будут скучными без моих приколов.

Оливия смеется своим мягким смехом, когда я открываю дверь в кофейню. Здесь тихо, сидят лишь несколько человек, которые негромко болтают и потягивают горячие напитки.

Оливия тянется к своей сумочке, доставая кошелек.

— Чего ты хочешь?

— Ты не заплатишь.

— Я заплачу.

— Нет, не заплатишь. Я заплачу.

— Ты заплатил за кино и закуски.

— Да, потому что ты надрала мне задницу в бир-понге, обманув меня, и я задолжал тебе вечер в кино. Это одна и та же ночь, так что это считается.

— Картер…

— Ты не выиграешь, Олли, так что лучше скажи мне, чего ты хочешь.

Она хмурится, но убирает бумажник.

— Я бы хотела латте-чай Лондонский туман, пожалуйста, и спасибо.

Вытаскивая бумажник из заднего кармана, я смеюсь.

— Над чем ты смеешься?

— Просто думаю о том, как ты чуть ли не откусывала мне голову, когда я пытался угостить тебя пивом в ночь нашего знакомства, а потом шептала «но спасибо» после каждой попытки, будто не знала, как мне отказать достаточно агрессивно и при этом не быть слишком вежливой.

Она сдерживает улыбку, сцепив руки на груди.

— Ты вел себя как говнюк в тот вечер.

— Я веду себя как говнюк почти всегда.

— Нет, это не так. Я думаю, ты чаще всего притворяешься, по крайней мере, пока не узнаешь человека получше.

— Возможно, ты права, — я киваю в сторону отдельного столика в дальнем углу зала. — Иди, садись. Я принесу напитки.

Я приношу печенье и кексы, и Оливия смотрит на меня так, будто у меня пять голов, когда я ставлю все на стол.

— Что? Если ты не доешь, можешь забрать это домой. Или я съем. Я всегда голоден.

— Ты все еще нервничаешь?

Я мотаю головой, разламывая печенье с имбирной патокой пополам, и передаю вторую половину Оливии.

— Я так не думаю. Уже нет, — я изучаю, как она слегка наклонилась вперед, играя с маленьким кусочком своего печенья, зубы обхватывают ее нижнюю губу. — Но сейчас ты нервничаешь.

Тепло приливает к ее щекам.

— Немного.

— Почему?

— Потому что нам нужно поговорить, и обычно я хороша в разговорах, но… порой рядом с тобой я чувствую себя как-то туманно.

— Это потому, что ты запуталась?

— Да, — она быстро мотает головой, когда я расстраиваюсь, и касается пальцами моей руки. — Не в том, что я чувствую к тебе. Я просто думаю… я думаю, что мой разум постоянно движется в двух разных направлениях, думая обо всем, что может пойти не так, но также и обо всем, что может пойти нужным образом. Трудно сосредоточиться, и я теряюсь в этом пространстве «между», где мне просто… страшно и непонятно.

— Я понимаю.

— Понимаешь?

Я киваю.

— Предполагаю, я думал о том же, но, возможно, иначе. Я не знал, как сделать шаг навстречу, потому что никогда раньше этого не делал. А когда я захотел сделать шаг навстречу, ты захотела уйти, и это сбивало с толку, — я смотрю вниз на свой горячий шоколад, на взбитые сливки, посыпанные сверху шоколадной стружкой и корицей, и когда я снова встречаюсь взглядом с Оливией, в ее глазах читается уязвимость. — Возможно, я не совсем понял, почему мы тогда оказались на разных страницах, но я понимаю твои страхи, — мое плечо вздымается и опускается. — Думаю, мне просто хотелось бы, чтобы ты осталась и поговорила со мной. Мы могли бы попытаться разобраться во всем вместе.