Невыносимая шестерка Тристы (ЛП) - Дуглас Пенелопа

— Я думала, вас не будет всю ночь, — отзывается Клэй.

Сдерживаю улыбку, когда слышу раздражение в ее голосе. Просто выгони их отсюда, Клэй. Пожалуйста.

Но дверь захлопывается, и Эми с Крисджен кладут свои вещи и снимают обувь.

— Мы не собирались оставлять тебя одну, — говорит ей Эми.

Ее взгляд пронзает меня, а затем возвращается обратно к Клэй, и я чувствую, что она оставила невысказанным. Она имела в виду: «Мы не собирались оставлять тебя одну с ней».

Крисджен прижимает что-то ледяное к моей руке: она протягивает мне содовую.

— Кстати, спасибо, что пришла на игру.

— Ага, нам это помогло, — ворчит Эми.

Крисджен закатывает глаза, бросая взгляд на свою подругу, и я вырываю банку у нее из рук, одаривая ее натянутой улыбкой в знак благодарности.

Ага, будто они смогли бы выиграть без меня. А особенно без меня и Клэй.

— Я подброшу тебя до дома утром, хорошо? — спрашивает Крисджен.

Я киваю.

— Джэгер, ты займешь эту кровать, — Эми указывает на левую кровать. — А мы эту.

Я поднимаю глаза и подбородок, пристально глядя на нее. Втроем. На одной кровати. Так, чтобы лесбиянка не смогла приставать к ним, пока они спят, верно? Боже.

— Эми! — рявкает Крисджен. — Ты что, выпила сучий сок перед тем, как войти? Заткнись.

Эми издает горький смешок, и я жду, когда Клэй вмешается, но она просто спокойно сидит там и избегает моего взгляда.

— Значит, если бы с нами здесь оказался парень, наши родители спокойно бы отнеслись к тому, что мы спим с ним на одной кровати? — парирует Эми. — Здесь то же самое.

Я смотрю на Клэй, вижу, что она опустила глаза, и понимаю, что ей есть что сказать. Наверняка она хочет, чтобы они ушли, но меня уже ничто не удивляет в девушках из Мэримаунта. Когда-то давно я надеялась, что у меня здесь появятся друзья, а если нет, то хотя бы один человек, осмелившийся ради меня пойти на жертвы. Но никто из них не хочет говорить только за себя. Они либо нуждаются во мне, либо терпят меня.

— Мы будем спать на одной кровати, — говорит Крисджен.

Я качаю головой, вскакивая на ноги.

— Да пошли вы, — отвечаю я. — Мне не нужны никакие одолжения.

***

Идет дождь, слышны раскаты грома, и я бросаю взгляд на окно, наблюдая, как капли бьются о стекла. Тени танцуют по потолку, и я лежу в постели с телефоном в руке и размышляю о том, как вытащить задницу Трейса из кровати, чтобы он забрал меня.

В уголках глаз собираются слезы. Это не должно причинять боль. Я привыкла, что на меня смотрят по-другому, не так ли? Закрываю глаза, мой подбородок дрожит.

Девочки быстро засыпают, но я не сплю всю ночь. Я готова ехать домой. Делаю глубокий вдох, изо всех сил стараясь оставаться спокойной, моя грудь дрожит.

Но затем кровать прогибается позади меня, одеяло двигается, и чье-то теплое тело прижимается к моей спине, руки скользят вокруг талии.

Запах Клэй окружает меня, и я открываю глаза: ее больше нет в другой постели с Крисджен и Эми. Она крепко обнимает меня.

— Просто отпусти меня, — едва слышно шепчу я.

— Не могу.

Ее дыхание касается моего уха, и у меня нет сил бороться с ней. Слезы скатываются по щекам, я просто лежу там, позволяя ей прижаться ко мне всем телом, прижимаясь ко мне крепче, когда она зарывается носом в мои волосы.

— Думаешь, мне хочется все усложнять? — тихо бормочу я, чтобы Крисджен и Эми ничего не услышали. — Это не выбор, понимаешь?

Она молчит, и я оглядываюсь на двух спящих девушек.

— Иногда я пыталась запретить себе чувствовать это, — продолжаю я. — Пыталась заставить себя волноваться из-за парня и игнорировать то, как мое сердце бьется быстрее…

Но я не заканчиваю фразу, зная, что Клэй и так все поняла.

Не могу объяснить, почему рассказываю ей это. Мне нужно, чтобы она поняла, потому что в мире и так много других, которые не понимают.

Но по какой-то причине я не останавливаюсь.

— Но тогда я бы перестала быть собой, — продолжаю я. — Я повсюду вижу девушек. И это все, что я вижу. Я не замечаю парней. Как они идут, или смеются, или танцуют. Мне никогда не удавалось представить себя в объятиях парня, — с этими словами я переворачиваюсь на другой бок и смотрю на нее в темноте. — Все, о чем я мечтала, — это чтобы кто-то хотел меня. Мне хотелось оглянуться в классе и увидеть, как девушка смотрит на меня так же, как я смотрю на нее. Чтобы кто-то касался моих пальцев и держал меня за руку или передавал мне записки во время урока. Мне хотелось, чтобы кто-то влюбился в меня — кто-то с нежной кожей и мягкими волосами. У всех остальных это было. Все эти дурацкие фильмы и песни о любви, и… — Я подавляю всхлип. — Мне стало так одиноко, и через некоторое время я просто разозлилась.

В Мэримаунте я встречала и других лесбиянок. Шансы были в мою пользу, что я не останусь одна, но никто не стал бы выдавать себя в таком маленьком городке.

Кроме меня. Я уже считалась аутсайдером из-за того, откуда я родом, так зачем скрывать что-то еще, если это все равно не поможет?

— Иногда я пробираюсь в Вайнд Хаус, — шепчет Клэй.

Я моргаю. Похоронное бюро?

— Зачем? — спрашиваю я.

Она мгновение молчит, а затем произносит:

— Сначала чтобы посмотреть.

Над головой гремит гром, дождь все сильнее барабанит в окна, и мы обе лежим и смотрим в глаза друг другу.

— Когда Генри… — она сглатывает. — Когда он умер, мои родители позвонили владелице похоронного бюро и сообщили, из какой больницы она должна забрать его тело, — рассказывает Клэй, стараясь, чтобы ее слышала только я. — Моя мать была убита горем, и миссис Гейтс взяла ее за руку и сказала: «Я буду очень осторожна с ним».

Миссис Гейтс владела похоронным бюро. Это невероятно сложная работа, и я не представляю, каково это — готовить детей к погребению.

— Она словно собирает людей заново, — говорит Клэй. — Она начала учить меня, как собирать людей.

Я пристально смотрю на нее, едва различая ее лицо в темноте, но продолжаю слушать, потому что не думаю, что кто-то еще знает об этом.

— Мне не терпелось узнать, что происходит, когда они умирают, — признается она. — В ту ночь я просто не могла выбросить это из головы. И как он был одинок.

Мальчику исполнилось всего десять лет.

— Они не думали, что ему холодно или страшно, — продолжает Клэй, — поэтому я пошла с ним. Разбила подвальное окно, пролезла через него и осталась с ним.

Я подсовываю руки под щеку, и она, не торопясь, делает то же самое.

— Миссис Гейтс нашла меня там на следующее утро, — я наблюдаю за ней. — Спящей у стены за его шкафчиком. Она пыталась отправить меня домой. Почти позвонила родителям, но я отказывалась уходить. Я хотела посмотреть. Узнать, что происходит, когда мы умираем. Куда отправился мой брат.

Держу пари, миссис Гейтс сопротивлялась. Никто не отказывает Клэй. Я почти улыбаюсь, представляя, какую истерику она, вероятно, закатила. Ей было всего четырнадцать.

— Она пришла в бешенство, — я слышу веселье в голосе Клэй. — Она не знала, что делать. Мои родители убили бы ее, если бы узнали, что она разрешила мне остаться и наблюдать, — она на мгновение замолкает, но затем продолжает. — В то утро привезли Джонни Цезаря. Ты помнишь его?

Местная рок-звезда, на семь или восемь лет старше нас. Он выпустил пару альбомов с небольшим лейблом, лишившим его прав и гонораров, но Джонни ушел от него. Заключил крупную сделку с другой компанией и уже был близок к тому, чтобы добиться успеха. Стать мировой суперзвездой.

— Она не хотела проблем, но мне нужно было узнать, и она это поняла, — говорит Клэй. — Я стояла в стороне и смотрела, как она бальзамирует его. Моет. Зашивает раны после автомобильной аварии. Избавляется от следов уколов на его руках и того, каким изможденным стало его лицо. Она подстригла ему волосы. Нанесла макияж. Одела его.

Я приходила на те похороны. Он был другом Арми.

— И Джонни снова выглядел живым, — продолжает она, молния освещает ее кожу. — Она собрала его, чтобы он запомнился таким, каким, я уверена, он хотел быть. Он снова выглядел на девятнадцать, будто вся его жизнь была впереди. До того, как она оборвалась.