Мечтают ли андроиды об электроовцах? - Филип Дик

Рик снова открыл дверцу своей машины.

– Нет, – сказал он, садясь на водительское место, – отнюдь не беспричинная. Она считала, что имеет вполне достаточную причину.

Чисто андроидную причину, добавил он про себя.

– А куда ты сейчас? Неужели нельзя посидеть хоть немного дома, со мной? Сегодня по телевизору была совершенно потрясающая новость. Дружище Бастер утверждает, что Мерсер – это жульничество, подставная фигура. А вот ты, Рик, что ты об этом думаешь? Думаешь, это может соответствовать истине?

– Все соответствует истине, – сказал Рик и включил двигатель. – Все, что кому-нибудь когда-нибудь пришло в голову, все соответствует истине.

– С тобой сегодня ничего не случится?

– Не бойся, со мною все будет в порядке.

А еще, подумал Рик, я непременно умру. И то и другое в равной степени соответствует истине. Он захлопнул дверцу, помахал Айран рукой и взмыл в ночное небо.

Когда-то, думал он, я мог бы увидеть небо. Многие годы назад. А теперь в небе нет ничего, кроме пыли; за долгие годы никто не видел ни одной звезды. Отсюда не видел, с Земли. Может быть, однажды я уеду туда, откуда видно звезды, сказал он себе. А тем временем машина набирала все большую скорость и высоту, устремляясь прочь от Сан-Франциско, в мерзость и запустение севера. В места, куда не отправится по своей воле ни одно живое существо. Разве что почувствовав близость конца.

Глава 21

В свете раннего утра проплывавшая внизу земля – тусклая, всякой дрянью заваленная пустошь – казалась бескрайней. Камешки с дом размером покатались, покатались да и остановились, уткнувшись друг в друга; это похоже, подумал он, на склад, откуда вывезли все товары. Остались только обломки ящиков, вместилища, ничего не обозначающие сами по себе. А ведь когда-то здесь росла пшеница, коровы щипали траву. А сейчас дико и подумать, что что-то могло щипать здесь траву.

В странном месте, думал Рик, довелось умереть всем этим существам. Он снизил машину и некоторое время летел на бреющем. А вот что, спросил он себя, сказал бы обо мне Дэйв Холден? В каком-то смысле теперь я – величайший платный охотник всех времен и народов. Никому другому не доводилось еще убить за сутки шесть «Нексусов-шесть», да и в будущем вряд ли доведется.

Безнадежно загаженный склон холма летел ему в лицо, и Рик едва успел поднять машину повыше. Усталость, подумал он, мне не стоило так долго сидеть за рулем. Он выключил зажигание и некоторое время планировал, а затем посадил машину. Она немного попрыгала по кочкам, ухабам и россыпям булыжников и в конце концов со скрежетом остановилась, наткнувшись на какую-то очередную неровность.

Рик поднял трубку, набрал номер сан-францисской междугородней станции и попросил телефонистку связать его с больницей «Маунт Сион».

– Больница «Маунт Сион», – сказала через несколько секунд другая, помладше, телефонистка.

– Меня интересует ваш пациент Дэйв Холден, – сказал Рик. – Как он себя чувствует? Есть ли возможность с ним побеседовать?

– Минуточку, сэр, сейчас я все узнаю, – сказала телефонистка и исчезла с экрана. Чтобы не терять времени даром, Рик занюхал щепотку смеси «Доктор Джонсон», но не получил никакого удовольствия, а только еще сильнее почувствовал холод; в неотапливаемой машине температура падала с катастрофической скоростью.

– Доктор Коста говорит, – сказала вновь возникшая телефонистка, – что мистер Холден не принимает посетителей и не беседует по телефону.

– Я из полиции по служебному вопросу, – сказал Рик, демонстрируя экрану свое удостоверение.

– Минуточку, – сказала телефонистка и снова исчезла.

Рик занюхал еще одну щепотку «Доктора Джонсона». То ли по раннему часу, то ли еще почему, но запах ментола не освежал, а вызывал тошноту. Он опустил окно машины и присоединил к бескрайним россыпям мусора маленькую желтую жестянку.

– Нет, сэр, – сказала телефонистка. – По мнению доктора Коста, состояние, в котором находится мистер Холден, не позволит ему вести разговоры на любую, пусть даже и самую срочную тему в течение ближайших…

– Спасибо, – сказал Рик и повесил трубку.

Воздух тут тоже был тошнотворный, поэтому он снова поднял окно, не переставая думать о Дэйве. Похоже, этот Полоков надолго его вырубил. Странно даже, чего они со мной-то не сумели справиться? Наверное, я слишком быстро двигался. Всех за один день, этого они никак не могли ожидать. Гарри Брайант был прав, да он и всегда бывает прав.

Машина совсем промерзла, а Рику давно хотелось размять ноги, поэтому он вышел наружу, стараясь не замечать настырного вонючего ветра и потирая от холода ладони. И все-таки жалко, что не вышло поговорить с Дэйвом. Дэйв одобрил бы то, что я сделал. К тому же он понял бы те моменты, которые даже Мерсер не может понять – наверное, не может понять. Для Мерсера все очень просто, потому что он принимает все, без разбору. Ничто ему не чуждо. А вот то, что я сделал, абсолютно мне чуждо. Если разобраться, последнее время мне чуждо все, что есть во мне, я стал какой-то самоотчужденной личностью.

Он шел вверх по склону, и каждый шаг давался ему со все большим трудом. Слишком измотался, думал он, чтобы еще карабкаться по всяким кручам. Остановившись, он вытер едкий пот, заливавший ему глаза; со всем остальным – со столь же едким потом, пропитавшим насквозь одежду, с надсадной болью во всем теле – приходилось мириться. Он яростно сплюнул, выражая этим ненависть и презрение к самому себе и вдвое большую ненависть к этой бесплодной, безнадежно загаженной пустоши. А потом снова пошел вверх по склону Богом и людьми забытого холма, на котором не было и не будет ничего живого, кроме него самого.

Жара. Теперь стало жарко; судя по всему, прошло много времени, утро превратилось в день, и воздух прогрелся. А еще он почувствовал голод. Он не ел уже бог знает сколько времени. Голод с жарой образовывали ядовитую смесь, похожую по вкусу на поражение. Да, думал он, так оно и есть, я потерпел поражение, знать бы вот только, как и когда. В том, что убил этих андроидов? В том, что Рэйчел убила мою козу? Не в силах этого понять, он шел и шел вперед, и постепенно мозг его окутывался смутной, почти галлюцинаторной дымкой. В какой-то момент он обнаружил себя, абсолютно не понимая, как такое могло случиться, в шаге от обрыва, падение с которого неизбежно стало бы фатальным, более того – унизительным, он падал бы и падал, бесконечно долго, без единого свидетеля. И не было бы смысла проявлять перед смертью отвагу и выдержку, все это осталось бы никем не замеченным, ведь мертвые камни и иссохшие, пылью пропитанные тени растений ничего не видели, ничего не помнили, ни о нем, ни о себе.

В этот момент увесистый камень – камень, а не какой-то там кусок резины или пенопласта – угодил ему прямо в пах. Жгучая боль плюс первое осознание своей абсолютной одинокости в этих муках обрушились на него в самой грубой, недвусмысленной форме.

Он остановился. А затем, понукаемый чем-то невидимым, но необоримым, возобновил подъем. Качусь вверх, подумал он, как камни; я делаю то, что делают камни, помимо воли и желания. Ничуть не заботясь о смысле.

– Мерсер, – хрипло выдохнул он и остановился. Прямо перед ним смутно маячила безликая, неподвижная фигура. – Уилбур Мерсер! Это ты?

Господи, понял он, да ведь это моя собственная тень. Бежать, бежать отсюда, с этого холма!

Он начал торопливо, не разбирая дороги, спускаться. В каком-то месте он упал, взметнув клубы пыли, застлавшие все вокруг, и он бежал сквозь эту пыль, бежал все быстрее и быстрее, спотыкаясь и оскальзываясь на россыпи мелких камней. А потом пыль то ли осела, то ли закончилась, и он увидел перед собой свою машину. Я вернулся, спустился с холма, сказал он себе. Я вернулся, повторил он, втискиваясь на сиденье машины. Но кто это кинул в меня камнем? Никто. Да какая, собственно, разница? Со мной же и раньше такое бывало, при слиянии. Как и с каждым, кто брался когда-нибудь за ручки эмпатоскопа. Так что в этом нет ничего нового. Ничего нового? Но ведь сегодня я восходил один, без Мерсера.

Дрожа всем телом, он достал из бардачка свежую жестянку, набил себе ноздри смесью, вдохнул и устало обвис наполовину в машине, наполовину снаружи, с ногами, касающимися пересохшей, похожей на пепел земли. И что это меня понесло в такое гиблое место? – вяло удивился он. Не надо было мне сюда лететь. А теперь для полной радости я слишком ослаб, чтобы лететь назад.

Мне бы только поговорить с Дэйвом, думал он, и все бы наладилось. Я смог бы улететь отсюда, вернулся бы домой, лег бы в постель. У меня все еще есть мой электрический баран, все еще есть моя работа. Буду и дальше убивать андроидов, ведь те, что вчера, никак не могли быть последними. А может, в том-то все и дело, может, я боюсь, что андроидов больше не будет?

Рик взглянул на часы. Полдесятого.

Взяв трубку, он позвонил в департамент и попросил инспектора Брайанта.