Домашний арест или новый папа по соседству - Олли Серж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До меня неожиданно доходит…
-Ой, мама… Зачем? Зачем Алевтина Семеновна все на Веру записала?
-Отвечай на звонок, Надежда, - рявкает свекровь. - И отвечай правильно, а иначе вместо дексаметазона твоей дочери добавят дозу вакцины!
Глаза блестят, ноздри раздуваются, руки трясутся… да она же употребляет! Это ещё хуже.
-Алло… - шепчу в трубку, просто боясь дальше спорить.
-Надюш, прости, не мог… - начинает поспешно оправдываться Иван.
Я закусываю до боли губу и перебиваю его.
-Не звони мне больше, пожалуйста, Иван. Я решила вернуться к мужу…
-Что? - Шокировано прреспрашивает он. - Надюш, ты чего?
-Прощай, Иван… - говорю из последних сил и сбрасываю звонок.
Глаза слепит от слез. Свекровь отбирает у меня телефон.
Надежда на то, что все кончится хорошо, начинает таять. Вдруг Иван решит мне поверить? Просто из тупой мужской ревности? Нет, не верь! Пожалуйста!
-Вот и умничка, Наденька, - посмеивается свекровь. - Видишь, как все становится хорошо. Стоит только стать послушной… - разворачивается ко мне спиной и собирается выйти из кабинета. - Приведи себя в порядок. Машина будет ждать возле черного выхода. Веру привезут через час.
-Послушайте, - спрашиваю обессилено. - Почему бы вам просто не поговорить с Алевтиной Семеновной? Пусть завещает вам клинику…
Свекровь останавливается и медленно оборачивается.
-Вот ты и попросишь. Пусть старая тварь видит, как вы обе мучаетесь.
Глава 35. Домашний тиран
Глава 35. Домашний тиран
Надя
Вера испуганная и бледная засыпает у меня на руках. Я просто не могу ее отпустить от себя, постоянно сжимаю и смотрю в темное окно, чуть покачиваясь.
Воспоминания накатывают оглушающими, болезненными волнами. Как я вот так же с ней крошечной здесь сидела. Все-все годы. С самого роддома. Зубы, температура, колики… И что? Теперь должна смириться?! Отдать семье упырей единственного родного человека?
Да они не в себе!
Дверь детской неожиданно распахивается.
-Мать сказала тебе спуститься к ужину… - с усмешкой оповещает меня бывший муж. - Поторопись.
-Спасибо, обойдусь, - цежу сквозь зубы и отворачиваюсь.
Все равно ничего не полезет.
Дверь хлопает.
Благо, Вера, намучившись, спит очень крепко. Перекладываю ее в кроватку и укрываю.
Обняв себя за плечи, меряю шагами комнату.
Как быть? Как сделать так, чтобы больше никогда в жизни не видеть эту семью? Ну не убивать же, в конце концов?! Хотя, я близка. Господи, за что? За что меня так угораздило?!
За что мне никак не даётся покоя??
Конечно, без поддержки Ивана у меня с ними руки коротки бороться. Ладно, предположим, какими бы не были его отношения с Элен, нас он не бросит. Я надеюсь…
Но как отсюда выйти и вывести из-под удара дочь?
Мои надежды о конструктивном разговоре со свекром разрушились, как карточный домик. Он сейчас увлечен каким-то новым способом замены суставов. Говорит только о нем… Шизик. Натуральный. Даже слушать меня не стал. Только спросил здорова ли я. Потому что давно за завтраками не видел.
О этот большой сумасшедший дом!
Открываю дверь и прислушиваюсь к звукам снизу. Судя по звону посуды, ужин в самом разгаре. В воздухе стоит запах жареной рыбы и выпечки.
Я искренне не понимаю, как эти люди умудряются дальше жить, не мучаясь совестью.
Угрожать смертью собственной внучки и дочери? Кажется, это шизофрения.
-Ну и чего ты здесь стоишь? - Слышу я скрипучий тихий голос из-за двери, и буквально подпрыгиваю на месте от неожиданности.
-Вы? - Делаю шаг вперед и чувствую, как мои глаза лезут на лоб. - Вы говорите?
Старуха Шольц ставит на стопер кресло и манерно поджимает губы.
-Это очень удобное прикрытие, дорогая. Никто не принимает всерьез страху, выжившую из ума после инсульта.
Мне хочется посмеяться в голос. Как тонко подмечено.
-Может быть, вы ещё и в футбол играете? Бегаете по ночам? - Хмыкаю, не испытывая к старой женщине сейчас ничего, кроме отвращения.
Столько лет притворяться немой?!! Да они тут все ненормальные!
-Чего нет, того нет, - разводит она руками. - Но зато с памятью у меня все отлично.
-У меня, знаете, тоже, - фыркаю, - прекрасно помню, как меняла подгузники то вам, то дочери. И раз вы говорите, что не жалуетесь на память, то вспомните все добро, что я искренне старалась вам дать и перепишите завещание на Валентину. Нам с Верой ничего не нужно. Мы просто хотим жить… мы хотим уйти!
-Тише… - строго обрывает меня старуха. - Пойдём ко мне. Поговорим…
Я опасливо оглядываюсь на спящую дочь.
-Все хорошо с ней будет. Золотых антилоп никто не трогает…
Прикрываю дверь и все-таки решаюсь пойти за Алевтиной. Сдаётся мне, что она здесь единственный относительно нормальный человек.
Мы заходим к ней в спальню. Когда-то хозяйскую. Это понятно по ее размерам. Здесь за то время, что меня не было, ничего не поменялось. Ни одной занавески или покрывала. Если быть совсем точной, то в комнате уже давно ничего не менялось. Подозреваю, что со смерти мужа Алевтины.
-Что? Тюрьму мою разглядываешь? - Грустно усмехается старуха. - Вот такая она - цена мечты, милая девочка.
Не понимаю, о чем она говорит, даже не пытаюсь, потому что пришла сюда за другим.
-Пожалуйста, перепишете завещание, - снова завожу свою тему.
Алевтина подъезжает к комоду и берет с нее фото мужа.
-Борюсик мой. Хороший был врач. Талантливый. Я за ним столько гарнизонов объездила. Ассистировала. Руки его любила. Почку согласилась отдать жене одного парт работника, чтобы он нам помог клинику построить. А как радовалась, что сын по стопам отца пошел… Думала, что хваткая девочка Валентина достойной заменой мне станет. Выучила ее. Одела, обула. А она видишь чего творит? - Усмехается. - Тварь плешивая…
У меня от тона старухи по рукам расползаются мурашки. Похоже, что совсем не Валентина в этом доме главное зло.
-Да, она действительно не самый хороший человек, - поджимаю дрожащие губы и едва заметно выдыхаю. - Поэтому, я бы хотела уйти. Я больше не хочу быть частью вашей семьи. И ваш внук нас совсем не любит.
Алевтина с грохотом ставит рамку на место.
-Ты можешь не хотеть что угодно! В какую угодно любовь верить! Но клинику я этой твари не оставлю. Я не для того ее строила!
-Вы понимаете, - приседаю на край стула, чтобы быть с женщиной на одном уровне,
