Черный нарцисс - Валерия Вербинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И поэтому он улыбнулся – не подозревая, что именно эта улыбка, которой сам он не придавал никакого значения, переполнит чашу ее терпения.
Глава 41
– Тебе лучше уйти, – сказала она.
Сначала он решил, что она шутит, но увидел выражение ее лица – и понял, что никакой шутки не было и в помине.
– Почему? – растерялся он.
С его точки зрения, все было просто и прозрачно: она разбогатела, и он пришел ее поздравить и отметить это событие. Однако те же – вернее, почти те же – события, с точки зрения Виктории, выглядели совсем не так.
– Ты из-за Вероники? – спросил он, потому что Виктория молчала. – Вот уж не думал, что ты придаешь значение такой ерунде.
И эта фраза почему-то глубоко ее задела, оскорбила так, как не оскорбил бы прямой выпад, направленный против нее самой. У Виктории, как у большинства писателей, было буйное воображение, и она почти мгновенно увидела на своем месте Веронику, получившую наследство по воле брата. И тогда Никита говорил бы ей, что она, Виктория, ничего для него не значит. И звучало бы это точь-в-точь так же убедительно.
«Кажется, я и в самом деле превращаюсь в богатого человека, – с невеселым юмором подумала она. – Потому что богатые люди никому не могут доверять».
– Да что такого я сделал, в конце концов? – спросил Никита уже с раздражением. – Что, тебе деньги в голову ударили?
Интересно, подумала Виктория, какая женщина сказала: «Я могу стерпеть все, что угодно, но только не вульгарность?» А впрочем, ладно. Допустим, никто этого не говорил, и первой будет она, Виктория.
– Конечно, ударили, – подтвердила она. – Ну, что еще хорошего ты мне скажешь?
Они стояли на краю пропасти, и пропасть эта называлась ссорой, после которой уже не будет пути назад. И оба отлично это понимали. Но никто не хотел делать от пропасти первый шаг.
– Дело ведь вовсе не в Веронике, – неожиданно сказал Никита. Его глаза были прикованы к ее лицу. – Что-то с тобой происходит. Это из-за этих убийств? Или кого-то снова убили?
Он шагнул к ней, взял ее за руки… Еще немного, и Виктория расплакалась бы, и, может быть, рассказала бы ему все. Но внезапно она выдернула руки и вскочила с дивана.
– Все в порядке, – ответила она, не глядя на Никиту. – Просто я хочу остаться одна. Понятно? Одна.
Все-таки она посмотрела на него. Он был раздавлен. Интересно знать, почему, – оттого ли, что она действительно ему нравилась, или оттого, что он и впрямь связывал с ее наследством какие-то серьезные планы.
– Мне уйти? – неловко спросил он.
– Да. И шампанское забери. Оно мне ни к чему.
– Да пошла ты к черту, – выпалил он, побледнев от ярости. И, выскочив из комнаты, грохнул дверью так, что треснуло стекло.
Виктория вяло посмотрела на трещину, пожала плечами и вышла в переднюю. Гонщик уже ушел, унося с собой свою злость и разочарование. Она заперла двери и прислонилась к стене.
– Предатели вы все, – проговорила Виктория, обращаясь неизвестно к кому. – Мелкие, дешевые предатели.
Она позвонила адвокату, извинилась и сказала, что приедет завтра знакомиться с завещанием, а сегодня она себя плохо чувствует, и вообще у нее ужасно болит голова. Пусть он думает, что она на радостях напилась и не держится на ногах. Все равно ему придется свое мнение оставить при себе.
Следующие пять или шесть дней выдались на редкость хлопотными и на редкость же скучными. Ей пришлось десятками выслушивать льстивые речи, которым она совершенно не верила, и просматривать бумаги, в которых она ровным счетом ничего не понимала. Из всего этого у нее почему-то застряли в памяти недоверчивые и изумленные глаза Веры, с которой она столкнулась в приемной адвоката. Так смотрят на человека, которого серьезно недооценили и который коварнейшим образом сумел обвести всех вокруг пальца. И еще Виктория не могла забыть звонок матери, который совершенно выбил ее из колеи. То, что ей всячески навязывались знакомые, и все дальние родственники, которых она по двадцать лет не видела, вмиг вспомнили о ее существовании, было пустяком, а вот когда родная мать разговаривает с тобой этаким уважительным, чуть ли не подобострастным тоном… Виктория готова была стерпеть, что многие люди, которые были ей, по большому счету, безразличны, повернутся к ней не самой лучшей стороной. Но от матери, которая как-никак была доктором наук и всегда подчеркивала, что деньги нужны, чтобы жить, но жить стоит не только ради денег, – нет, от нее она такого не ожидала.
– Вам придется привыкнуть к новому образу жизни, – сказал Виктории адвокат при первой встрече. – И к тому, что все люди, которых вы знаете, окажутся… хм… немного не такими, какими вы их привыкли видеть.
В один из дней он повез ее смотреть новый дом, который строил Сергей и который он тоже завещал ей. Виктория не ожидала от этой поездки ничего особенного – она уже привыкла, что сон вкуса у российских нуворишей порождает невообразимых архитектурных чудовищ. Однако действительность самым приятным образом обманула ее ожидания.
– Вам нравится? – спросил адвокат, видя, что Виктория стоит и не может вымолвить ни слова.
…Черт побери, когда же это было? Какой-то официальный визит наших политических рож во Францию показывали по телевизору… много, много лет назад… когда они с Сергеем еще были вместе… и дом на заднем плане, отделанный нежно-розовым и зеленоватым мрамором, словно пришедший из сказки.
– Посмотри, какой дом, – сказала она тогда, указывая Сергею на экран. – Вот здорово было бы жить в таком!
Потом она побывала в том доме, где уже не устраивали встреч на высшем уровне, и его окончательно передали в музейное ведомство. Восхитительный, чарующий Большой Трианон нежился на солнце, и розовые колонны его в лучах заходящего светила искрились золотом.
И вот этот Большой Трианон из версальского парка теперь стоял перед ней – не тот самый дворец, конечно, хранящий память о «короле-солнце», Наполеоне и его императрицах, – но его верная и любовно выстроенная копия: два крыла, расположенные покоем[4], а между ними – сквозная колоннада без стен, под одной крышей. И вдали, сквозь эту колоннаду, видны деревья и недостроенная беседка.
Получается, Сергей ничего не забыл, если на огромном участке земли распорядился отгрохать двойника того самого дома, который так нравился Виктории. Но, черт возьми… во сколько же это должно было ему обойтись?
– Мрамор настоящий, – вкрадчиво шепнул адвокат, – внутри отделка, правда, не завершена, потому что не успели… В доме несколько комнат полностью готовы, но одно крыло… за него еще толком не брались. Должны были по плану построить фонтаны, бассейн и беседку, но у Сергея Игоревича возникли разные дела, и он отвлекся… Бассейн сзади во дворе, и им уже можно пользоваться. Беседка не достроена, фонтаны даже не начинали, к сожалению… А дом, конечно, неплохой.
– Можно посмотреть? – хрипло спросила Виктория.
– Да, конечно. Все это теперь ваше…
Они вошли через боковую дверь – и оказались в еще не обжитом пространстве, где пахло побелкой и красками. На полу лежали рулоны обоев, какие-то ящики, Виктория перешагивала через них и думала: «Все это мое, моя мечта, ставшая явью – благодаря смерти Сергея, благодаря тем бумагам, которые он до этой смерти подписал». И она, Виктория, теперь будет независима, свободна и богата, со своим собственным розовомраморным Трианоном. И станет по утрам сидеть под сенью колонн и пить чай.
Они переходили из комнаты в комнату и внезапно оказались в спальне, где были разбросаны расчески, заколки и тому подобные дамские мелочи. Виктория вопросительно обернулась к адвокату.
– Это Вера Ивановна, должно быть, – сказал тот смущенно. – Они с мужем приезжали сюда на пару дней, посмотреть, как продвигается строительство. Ей, правда, дом никогда не нравился. Она считала, что это деньги на ветер…
Виктория подумала, что Вера, конечно, всегда была очень хваткая и хитрожопая особа, но не более того. В ней не было ни утонченности, ни чуткости, ни образованности. И, поняв, что думает о ней в прошедшем времени, как о ком-то, давно исчезнувшем из виду, кто растаял без следа в дымке прошлого, Виктория невольно улыбнулась.
– Я могу сюда переселиться? – спросила она.
– Прямо сейчас? – удивился адвокат.
– Да, прямо сейчас.
– Полагаю, да, – осторожно ответил адвокат, испытующе глядя на нее. – Хотя, как я уже говорил, одно крыло не доделано, обои не наклеены и потолки… Но в целом…
Виктория не стала слушать дальше. Она включила свет, выключила его – электричество было. Затем направилась в ванную комнату и открыла воду. И горячая, и холодная хлынула из кранов.
– Я буду здесь жить, – объявила Виктория, поворачиваясь к адвокату.
– Как вам угодно. Только тут еще многое нуждается в завершении… Телевидения пока нет, Интернета тоже… сигнализация не проведена, у ворот есть охранник, конечно, но…