Струги на Неве. Город и его великие люди - Виктор Николаевич Кокосов

на этих полудиких людей, вооружившихся и сбившихся в толпу. Но он возьмёт на борт пустых галиотов две роты солдат генерала Горна – и пройдёт к Нотебургу разметав по пути огнём со своей прекрасной полугалеры лодчонки с гвардейцами русского обер-пастыря Никона. Как древний ярл, он обрушится с войском викингов на осаждающих Нотебург варваров – и вместе с вышедшим из ворот майором Граве учинит им разгром. А предводителя этой толпы он прикажет повесить на мачте своего корабля!

– Ну скоро Ниеншанц? – нетерпеливо спросил Далсфир старого рыбака, подобранного вчера в устье Невы и рассказавшего о русских в крепости. Как многие местные жители, он понимал шведскую речь и сам, как выяснилось, сносно изъяснялся по-шведски.

– Я упрежу, – успокоил его старик.

– Как ты различишь место в таком тумане? – с неподдельным изумлением спросил его капитан.

– Я здесь родился и прожил всю жизнь. Я чую Неву и пройду по ней с закрытыми глазами до самого Орехового острова, – честно признался рыбак.

Ирек Далсфир успокоился. В конце концов этот старик прекрасно понимал: он рискует собственной жизнью. Теперь предстояло позаботиться о том, чтобы первым же залпом нанести русским как можно больше урона, поэтому моряк приказал зарядить все свои шесть пушек гранатами. Солдаты Горна, наверное, уже на подходе или в засаде, ждут только его залпа, чтобы предпринять атаку на то, что осталось от великолепных бастионов Ниеншанца. Что ж, он облегчит им задачу!

…Емельян с Ваской зарядили «змейку», и теперь пушкарь, опершись на пальник, вглядывался в низко стелившийся туман.

– Да, спадат уже, – бормотал под нос урядник. – Чичас от нас много зависит. Гляди, Васка, гляди. Швед большой, евонную мачту такой туман не укроет.

– Вона Котлин, дядя Емельян, – махнул рукой в сторону вдруг появившегося берега отрок.

– А вона и швед! – торжествующе крикнул Емельян, разглядев своими зоркими глазами верхушку мачты.

Туман уже практически спал, когда над Невой прогремел первый выстрел, разбудивший спавших на Котлине птиц. Взметнулись в серое небо встревоженные стаи. Повыскакивали из своих хижин латыши, ещё не зная, что их спокойной жизни на этом маленьком острове пришёл конец.

– Что такое? – капитан полугалеры был готов встретить русских у Ниеншанца, но до него оставалось ещё немало, поэтому Ирек Далсфир вздрогнул всем телом, увидев, как ядро сбило мачту его корабля.

Вслед за этим он заметил справа и слева маленькие вёсельные суда русских, летевших к его судну.

– Что такое? Кто это? – повторил он, с ужасом начиная понимать: его заманили в ловушку.

– Воевода Потёмкин с войском на твою погибель! – раздался рядом негромкий голос.

Капитан обернулся. Русский рыбак, насмешливо улыбаясь, стоял перед ним, преспокойно скрестив руки на груди.

– Умри! – шпага молнией вылетела из изящных кожаных с серебряным шитьём ножен, и старик медленно опустился на мостик, зажимая ладонями рану у сердца.

– Огонь! – завопил Далсфир.

Все шесть пушек выпустили гранаты. Два фальконета, следовавших сзади галиотов, также послали свои ядра в направлении русских.

– Заряжай картечью! – приказал Далсфир.

Но корабль не успел дать ещё один залп – в борт его судна справа и слева вонзились крючья, бородатые люди, размахивая пистолетами и саблями, горохом посыпались на палубу. Навстречу им бросились матросы и мушкетёры. Обе стороны, быстро выпустив заряды и побросав ненужные теперь пистолеты и мушкеты, схватились на саблях, топорах, ножах в последней для многих битве.

Шведский матрос скрестил свой кортик с короткой саблей врага – и рухнул, пронзённый протазаном только что спрыгнувшего на палубу Фомы Извекова. Тут подоспел солдат, уже зарубивший палашом казака и замахнувшийся на пятидесятника, но его отбросил в сторону удар мушкетного приклада – в схватку вступил Иван Хлопов. Размахивая разряженным мушкетом как палицей, ворвался он в самую гущу боя, сокрушил здоровяка, дравшегося цепными ядрами, но был сбит с ног багром, которым умело орудовал почти квадратный крепыш – шведский боцман.

Тут бы и настал конец ловцу жемчуга, но сражавшийся двумя саблями ясаул сильным ударом одной руки разрубил багор надвое и тут же пронзил боцмана свободным клинком. Моряк упал, успев последним усилием вонзить острие багра в чью-то ногу. Постепенно казаки стали теснить матросов и мушкетёров к корме, и тогда ободрявший их лейтенант, видя, что нападавших больше, предпринял последнее средство: приказал одному из бившихся рядом шведов пробраться в крюйт-камеру и взорвать корабль. Последним героическим усилием шведы перешли в контратаку, тесня казаков в сторону от люка, и офицерский порученец бросился к нему. Но слышавший команду Хлопов, который уже сумел встать на ноги в этой смертельной круговерти и продолжал бой, понял: нельзя допустить исполнения лейтенантского приказа. Не в силах пробиться сквозь толпу дерущихся, он подобрал валявшиеся под ногами цепные ядра, схватился за сковывавшую цепь, раскрутил над головой два небольших свинцовых шара – и запустил ими в матроса. Цепь хлестнула по шее, одно ядро ударило в висок, другое толкнуло в плечо. Дело было сделано! Швед замертво упал у открытого люка.

Разозлившийся лейтенант бросил некстати сломавшуюся шпагу и, подобрав палубы чей-то тесак, начал орудовать им с удвоенной энергией, воодушевляя подчинённых и поражая казаков одного за другим. В какой-то момент перед ним оказался Лука, и лейтенант, отбив одну его саблю, рубанул по другой. Но старый ясаул увернулся, и лезвие лишь разорвало широкий рукав некогда синей, а теперь бурой рубахи. В то же мгновение Лука полоснул офицера по горлу. Лейтенант сумел отклониться всем туловищем и получил лишь порез, но, поскользнувшись на скользкой от крови палубе, с жутким криком упал на валявшийся рядом обломок мачты и был приколот к нему протазаном Фомы.

Короток абордажный бой. Под ногами мешались окровавленные обрубки рук, пальцы, головы. Все мушкетёры уже были перебиты, из матросов лишь умелые продолжали драться, сумев занять круговую оборону. Судя по всему, они решили дорого продать свою жизнь и, изрыгая проклятия на непонятном казакам языке, рубились в каком-то возвышенном исступлении, как древние берсерки.

Их капитан Ирек Далсфир, издали прекрасно всеми различаемый благодаря блестящей железной каске, украшенной серебряной с позолотой чеканкой и страусовыми перьями, дрался на мостике, отражая своим превосходным толедским клинком удары невысокого русского бородача, весьма искусно орудовавшего саблей. Но рука, в своё время поставленная лучшими фехтовальщиками королевского флота, действовала уверенно, исход дуэли не вызывал сомнений: отведя саблю противника, капитан выбросил руку гардой вперёд, нанося удар в голову. Одновременно левой рукой швед выхватил из-за пояса пистолет, собираясь пристрелить врага, но краем глаза заметил, что сбоку на него бросился взобравшийся на мостик здоровенный русский с турецкой саблей. Резко развернувшись, Далсфир разрядил в него пистолет