Первое Дерево - Стивен Дональдсон

Она действительно слышала это или ей все же померещилось?

Слышит нас слишком хорошо.

Ее появившийся здесь, в Стране, дар слышать неслышимое подбросил ей новый сюрприз. Оказывается, те, кто говорили перезвонами, вовсе не хотели, чтобы она поняла их.

Линден попыталась сосредоточиться, но никак не могла ухватить ускользающий смысл их речей. Тогда она попробовала загнать их куда-нибудь подальше в подсознание: может быть, если они не будут звучать так громко, она сумеет расслышать отдельные переборы и хоть что-то разобрать? Ей это удалось — теперь вместо оглушающего звона она слышала тихое позванивание весенней капели или пересыпаемых с ладони на ладонь драгоценных камней. Но даже эти тихие нежные звуки были для нее непонятны: чем больше она пыталась проникнуть в смысл их речи, тем больше все это походило на обычную музыку.

Дафин и Рассвет смотрели на Линден своими проницательными элохимскими глазами, словно вся неразбериха, творящаяся у нее в голове, была перед ними как на ладони. Ей было необходимо хоть ненадолго остаться одной и хорошенько все обдумать. Но элохимы не собирались, как видно, оставлять ее в покое, и Линден интуитивно приняла решение: сохранить от них в тайне и то, что она слышала, и то, что пока не способна разобраться в остальном.

Она не будет откровенничать с элохимами, которые при всей их видимой искренности и открытости свои истинные цели от нее явно скрывают. К тому же судьба и Ковенанта и остальных членов Поиска была сейчас в ее руках, желали они это признать или нет. Она в ответе за них, потому что умеет слышать то, что им не дано.

Музыка все не смолкала. Значит, пока Линден не удается изгнать ее из своего сознания полностью. Пока. Пытаясь скрыть свои чувства от Дафин, она снова прибегла к самому менторскому профессиональному тону и, стараясь казаться как можно спокойнее, спросила:

— И это все? Испытание окончено? Но вы же ничего не узнали обо мне.

— Ах, Солнцемудрая, — рассмеялась элохимка. — Испытание, как и действие, о котором ты спрашивала, здесь имеет совсем другой смысл. Пока я говорила с тобой, я выяснила все, что мне нужно. А теперь пойдем, — она повторила плавный приглашающий жест. — Я же сказала, что элохимпир ждет тебя. Там, в присутствии Инфелис, мы достигнем окончательного взаимопонимания и выслушаем ваши желания, ради исполнения которых вы прошли столь долгий путь. Разве не этого ты хотела?

— Да, — с легким удивлением согласилась Линден; проклятые колокольчики выбили у нее из головы все ее мысли и желания. — Именно этого.

Ей нужно обязательно найти способ предупредить своих друзей об опасности, которую они не способны услышать. Машинально она протянула руку Дафин, и та помогла ей подняться с травы. Элохимы встали у Линден по бокам («Как стража», — мелькнуло в голове), и они стали спускаться с холма.

Линден шла чуть впереди, и хотя не имела ни малейшего представления, в какую сторону нужно двигаться, спрашивать Дафин ей не хотелось. Вместо этого она постаралась, чтобы ее лицо выглядело как можно бесстрастнее.

Вокруг продолжались чудесные трансформации Элемеснедена: разряженные в шелка или перья деревья, неопалимые купины, фонтаны крови и вина, животные, словно сошедшие со старинных гобеленов, — везде бурлил праздник самопознания элохимов. Но теперь все эти дивные перевоплощения и метаморфозы не вызывали у Линден былых восторгов: они приобрели для нее некий зловещий оттенок. Все в этом благословенном краю настораживало ее и пугало. Здесь следовало быть начеку. А в голове неумолчно дребезжали колокольчики. И как Линден ни старалась вникнуть в смысл их мелодики, он ускользал от нее, словно издеваясь.

В какой-то момент на нее нахлынуло тоскливое ощущение безысходности, уже испытанное ею, когда ее насильно привели в Ревелстоун. Здесь, как и там, ею управляли и диктовали, что ей делать и что думать. Только здесь принуждение было закамуфлировано сладкими речами и пышностью чудесных образов. Линден казалось, что ее все время пытаются запихнуть в поваленный гроб. Но если элохимы не собираются отпустить ее, то самой ей уже никогда не выбраться из Элемеснедена.

Нет, конечно же, здесь не Ревелстоун, и элохимы вовсе не похожи на Опустошителей, и в улыбке Дафин нет и намека на лживость, и глаза ее зеленеют, как первые весенние листочки. Все элохимы, которых они встречали по пути, тут же обретали человеческий образ и, почтительно поприветствовав Линден Солнцемудрую, словно облеченную какой-то высшей властью, присоединялись к процессии и в молчании, нарушаемом для нее только осточертевшими колокольчиками, шествовали к месту элохимпира. Облаченные в мантии и туники из органди и шелков, они торжественно шли позади Линден, словно чествуя ее как самую почетную гостью. И вновь она невольно стала поддаваться очарованию клачана, столь прекрасного и столь незаслуженно обиженного ее подозрениями.

Но стоило ей оглянуться, чтобы посмотреть, как выглядит клачан без самосозидания элохимов, она увидела позади лишь бесцветную равнину под небом цвета лунного камня. Так, значит, сам по себе Элемеснеден стерилен и безжизнен, словно лунный кратер. Лишь одна деталь оживляла этот мрачный пейзаж — в центре клачана находилось широкое кольцо из засохших вязов. Их уродливые обнаженные сучья вздымались в опалесцирующий воздух, словно штыки мертвых часовых, несущих свою жуткую службу с незапамятных веков. Даже на расстоянии Линден чувствовала их древнюю, трухлявую сердцевину, лишенные побегов и почек ветви, мрачное одиночество на грани жизни и смерти. Но понять, почему элохимы не терпят рядом с собой живых деревьев, ей так и не удалось. А спрашивать не хотелось.

Подойдя поближе под эскортом Дафин, Рассвета и остальных элохимов, Линден увидела, что деревья окружали высокий голый курган, от которого во все стороны расходилось яркое сияние. Возможно, он и был источником света, озарявшего весь Элемеснеден. А возможно, словно драгоценный камень, концентрировал в себе рассеянное мерцание перламутровых небес. Он-то и являлся центром клачана, и именно его охраняли мертвые вязы, в молчаливом протесте воздевшие ветви ввысь. Пройдя между ними, Линден ощутила, что вступает в зону прозрения.

Со всех сторон стекались элохимы, мерцая, струясь, на ходу принимая человеческий облик, воплощая в себе все самое прекрасное, что есть на Земле; их очарование было столь велико, что у Линден на секунду перехватило горло и на глаза навернулись слезы. Она не понимала, почему этот дивный народ вызывает в ней такое сложное, смешанное чувство ненависти и восхищения, и чувствовала, что окончательно запуталась и уже не в силах отличить правду ото лжи. Но одно она знала твердо: никогда и нигде ей уже не встретить людей столь обворожительно красивых.