Во власти любви - Линда Ли

По ее щекам потекли слезы, и она разрыдалась.

Финни подошла к ней и, присев на постель, привлекла девочку к себе, приговаривая:

– Успокойся, все будет хорошо.

– Нет, не будет! – воскликнула Мэри. – Прошлого не вернуть. Мама умерла, и все возненавидели меня.

– Ты не права, Мэри.

– Никто меня не любит, – твердила Мэри. – Вы слышали, что они кричали? «Мэри, Мэри, чудище Мэри».

– Ты не чудище!

– Я-то не чудище, – сказала она, вскинув голову. – Но мой отец уродлив!

В этот момент обе заметили стоявшего в дверях Мэтью и умолкли. В комнате воцарилась тягостная тишина. Мэтью словно окаменел и стал еще больше похож на Дикого мужчину со шрамом. Лицо его исказила ярость, в глазах пылал огонь.

Ошеломленная Мэри снова заплакала, свернувшись калачиком. Финни смотрела на Мэтью, а тот не сводил взгляда с дочери. До сих пор ему удавалось скрывать свои чувства, однако сейчас в его взгляде Финни прочла неутоленную жажду мести, обиду за свою несчастную дочь.

Поймав на себе ее испытующий взгляд, Мэтью помрачнел, и лицо его вновь стало непроницаемым. Не проронив ни слова, он повернулся и пошел прочь.

Ей хотелось броситься вслед за ним. Но сейчас главное – успокоить Мэри. Финни ласково погладила ее по голове.

– Лицо твоего отца обезображено шрамом, Мэри, однако он не урод.

– Но он злой, а раньше был добрым, веселым.

Финни вздохнула:

– Возможно, спорить не стану, но злится-то он не на тебя.

– И на меня тоже.

Финни не знала, как разубедить в этом девочку, и решила поговорить с Мэтью.

Постепенно Мэри успокоилась, отыскала куклу и крепко прижала к себе.

– Думаю, теперь вам понятно, что моим сверстникам я совсем не нравлюсь.

Финни улыбнулась:

– Зато мне очень нравишься.

– Правда? – тихо спросила девочка.

– Правда, – склонившись над ней, прошептала Финни.

Мэри обвила ручонками шею Финни:

– Не покидайте меня, прошу вас!

Финни молчала. К горлу подступил комок. Она выпустила Мэри из объятий и бережно уложила на подушку.

– У нас был трудный день. Почему бы нам до обеда не отдохнуть?

Оставив Мэри, Финни отправилась на поиски Мэтью.

В кабинете его не оказалось, и Финни спустилась в вестибюль. Дом словно вымер. Ни в библиотеке, ни в западной галерее тоже никого не было. Финни подошла к комнате с видом на парк.

Мэтью сидел перед мольбертом, освещенный лучами заходящего солнца. Словно забыв о зажатой в руке кисти, он смотрел прямо перед собой. Не зная, что за ним наблюдают, Готорн сбросил маску притворства. Только сейчас Финни поняла, что перед ней вовсе не грозный воин, а смертельно уставший человек. Уж не заболел ли он? Раньше Финни его таким не видела. Быть может, на него так повлиял ее разговор с Мэри, который он случайно услышал? Нет, тут что-то другое. Ее не покидало чувство вины.

– Ты заболел? – спросила Финни.

Мэтью поднялся и пристально посмотрел на нее. Глаза его лихорадочно блестели, в них затаился страх.

– Я здоров, – выдавил он через силу.

– Но выглядишь неважно.

Финни шагнула к нему, чтобы пощупать лоб, нет ли у него жара. Мэтью схватил ее за руку, и они замерли. Он долго смотрел на нее своими синими глазами, потом выпустил ее руку.

– Я здоров, – повторил Готорн.

Финни пришла в замешательство, бросила взгляд на мольберт, и ее решимость поговорить с Мэтью о Мэри исчезла. Что, в сущности, она знает об этом человеке? О его чувствах к дочери? Ровным счетом ничего.

Его альбом был развернут на чистом листе. Рядом лежали угольные карандаши. Финни знала, что он тоскует по холсту и краскам. Но ни разу не видела, чтобы он брался за карандаш или кисть.

Вдруг Финни почувствовала на себе его взгляд, и ей стало неловко.

– Как бы я желал написать твой портрет! – едва слышно промолвил Мэтью.

Финни вздрогнула и насторожилась. Все тело ее напряглось.

Не проходило дня, чтобы Мэтью не пытался рисовать, но у него получалось все хуже и хуже. Все труднее становилось скрывать свою слабость. С таким трудом возведенное здание рушилось, словно карточный домик.

Чувство стыда сменилось яростью, страхом.

– Написать мой портрет? Мы ведь уже говорили об этом – в джунглях. Мой ответ прежний – «нет».

Мэтью был в полном изнеможении. Он пошатнулся, задел мольберт. Альбом упал на карандаши, и они полетели на пол. Пытаясь их удержать, Мэтью ощутил острую боль в плече и, превозмогая ее, застыл на месте. Сердце бешено колотилось, в висках стучало. Он с трудом повернулся к Финни.

– Зачем ты пришла? – сухо спросил он, моля Бога, чтобы она ушла.

– Я хотела бы переговорить с тобой о твоей дочке.

Боже, какая боль! Уже нет сил терпеть. Мэтью опустил взгляд на разбросанные по полу, словно игральные палочки, карандаши и промолвил:

– Мне не нужно говорить с тобой о Мэри.

Забыв о своем смущении, Финни приблизилась к нему и спросила:

– Неужто ты не понимаешь, что ты необходим дочке?

Мэтью, желая хоть немного унять боль, разжал и вновь медленно сжал пальцы.

– Я обеспечиваю ее.

– Ей нужна твоя любовь, а не деньги!

– Возможно, но куда мне деть шрам, что приводит ее в неистовый ужас!

– Попытайся! – Финни глубоко вздохнула. – Полюби ее.

– Я безумно ее люблю!

– Неужели?

– Больше жизни!

– Тогда иди к ней. Ее мучают по ночам кошмары. Помоги ей избавиться от них.

– Так ведь я причина этих кошмаров! – крикнул он. – Как ты не понимаешь?

Мэтью бросился к двери, Финни помчалась за ним.

– Не надо меня избегать!

Он обернулся и взглянул на нее:

– Я полагал, это ты меня избегаешь.

Так оно и было. Но Финни не хотела в этом признаваться.

– Если б не Мэри… Перестань прятаться.

– Вот я перед тобой. Разве я прячусь? В чем дело, Финни?

– Да в том, что ты стараешься уйти от наболевших вопросов.

– Это уже слишком, – сказал он, едва сдерживая гнев.

– Это правда! Ты прячешься от родной дочери, от родителей, братьев! Даже от живописи! – Финни указала на мольберт. – Ведь у тебя талант!

Она видела, как вспыхнул в его глазах огонь, но ей было все равно.

– Ну и что же, по-твоему, мне следует делать? – очень тихо, но жестко спросил он.

– Гуляй с Мэри. Пиши картины.

– Я не могу писать! – воскликнул Мэтью.

– Не можешь? Или не желаешь?

Ярость исказила его лицо. Финни не понимала ее причины и решила выяснить все до конца.

Вздернув подбородок, она спросила:

– Может быть, ты боишься?

Мэтью промолчал.

– Ты сказал, что хотел бы написать мой портрет. Я согласна, – с вызовом заявила Финни.

Он не шелохнулся.

– Не вдохновляю? – с насмешкой спросила она. – Может, так лучше? – Финни сорвала с шеи шарфик, прикрывавший глубокий вырез.