Город иллюзий (сборник) - Урсула Ле Гуин

Двадцать одна ступенька, двадцать две, двадцать три — и ровный пол. Грязь. Фальк медленно двинулся вперед, вытянув руку и прислушиваясь.

Хотя темнота чуть ли не физически давила на него, сковывала движения, пыталась обмануть, заставляя думать, что стоит ему хорошенько присмотреться, и он прозреет — ее самой Фальк не боялся. Методично, шагами и прикосновениями, он обследовал ту часть обширного подвала, в которой находился. Это была только первая комната из длинной вереницы, которая, судя по эху, казалось, уходила в бесконечность. Он вернулся к лестнице — та, будучи отправной точкой исследований, стала его базой, — присел на самую нижнюю ступеньку и некоторое время сидел неподвижно. Его мучили голод и сильная жажда. Всю поклажу забрали, ничего ему не оставив.

«Это твоя вина», — горько укорил самого себя Фальк, и в его мозгу прозвучало нечто вроде диалога.

«Что я такого сделал? Почему они напали на меня?»

«Зоув говорил тебе: никому не доверяй. Они никому не доверяют и, пожалуй, правы».

«Даже тем, кто приходит с мольбой о помощи?»

«А твое лицо и твои глаза? Разве не ясно с первого же взгляда, что ты не являешься нормальным человеком?»

«Но ведь все равно они могли бы дать мне глоток воды», — настаивала детская и потому не ведавшая страха часть его мозга.

«Чертовски повезло, что тебя не убили, едва завидев», — отвечал интеллект, и это крыть было нечем.

Все обитатели Дома Зоува, конечно, давно привыкли к его внешности, а гости были очень редки и осторожны, и поэтому ему никогда не указывали прямо на наличие у него физических отличий от нормальных людей. Казалось, эти отличия играли гораздо меньшую роль в долгой изоляции Фалька по сравнению с его невежеством и потерей памяти. Теперь же он впервые понял, что любой незнакомец, взглянув на его лицо, не признает в нем человека.

Тот, кого звали Дреннем, особенно боялся незваного гостя. Он потому и бил его, что отчаянно боялся всего чужого и питал к Фальку отвращение, считая его странным чудовищем.

Именно это и пытался растолковать ему Зоув, когда давал свое серьезное и почти нежное напутствие: «Ты должен идти один, ты сможешь идти только один!»

Теперь ему не оставалось ничего, кроме как заснуть. Фальк как можно удобнее устроился на нижней ступеньке лестницы, поскольку пол был сырым и грязным, и закрыл глаза.

В какой-то неопределенный миг безвременья он проснулся от мышиного писка. Твари сновали рядом с ним в темноте, едва слышно скребясь и шепча тоненькими голосками у самой земли:

— Нехорошо отбирать чужую жизнь, прии-вет, не убивай нас, не убивай нас…

— Я буду! — рявкнул Фальк, и мыши тут же притихли.

Снова погрузиться в сон оказалось нелегко, или, скорее, трудно было с уверенностью сказать, спит он или бодрствует. Фальк лежал и гадал, что сейчас снаружи — день или ночь? Как долго его будут держать здесь, и собираются ли они убить его или накачивать тем самым наркотиком до тех пор, пока его разум не будет уничтожен, а не просто введен в смятение? Сколько времени должно пройти, чтобы жажда из неудобства превратилась в муку? Как можно ловить в темноте мышей без мышеловки и приманки, и сколько человек способен продержаться на диете из сырых мышей?

Несколько раз, чтобы отвлечься от этих мыслей, Фальк прогуливался по подвалу. Он нашел какую-то большую кадку, и сердце его учащенно забилось в надежде, но та оказалась пустой. Острые зазубрины изранили его пальцы, когда он шарил по ее дну. Обследуя на ощупь нескончаемые невидимые стены, он так и не нашел другой лестницы или двери.

В конце концов Фальк заблудился и не мог вновь отыскать лестницу. Сел на землю в кромешной темноте и представил себе, что он серым зимним днем продолжает свое одинокое путешествие по лесу под дождем. Он мысленно повторил все, что только смог вспомнить из Старого Канона:

Путь, который может быть пройден,Не является вечным Путем…

Во рту настолько пересохло, что Фальк даже пытался лизать влажную грязь пола, однако к языку прилипала лишь сухая пыль. Мыши временами суетились совсем близко от него и что-то шептали.

Откуда-то из дальних закоулков тьмы донесся лязг засовов, и промелькнул яркий отблеск света. Свет…

Обрисовались неясные призрачные очертания сводов, арок, бочек, перегородок и проемов. Фальк с трудом поднялся и нетвердой походкой рванулся к свету.

Свет исходил из низкого дверного проема, через который, подойдя ближе, удалось разглядеть земляную насыпь, верхушки деревьев и клочок багрового то ли утреннего, то ли вечернего неба. Фалька ослепило так, будто на дворе стоял летний полдень. Он остановился у двери, не в силах сдвинуться с места из-за ослепительного света, а также из-за неподвижной фигуры, преградившей ему путь.

— Выходи! — раздался тихий, хриплый голос Аргерда.

— Подожди. Я еще ничего не вижу.

— Выходи и иди не останавливаясь! Не оборачивайся, а не то я срежу тебе башку!

Фальк шагнул в дверной проем и вновь остановился в нерешительности. Мысли, посетившие его в темноте подвала, теперь сослужили ему добрую службу. Он решил, что если его отпускают, значит, они боятся его убить.

— Живее!

Фальк решил попытать счастья.

— Я не уйду без своей поклажи, — прохрипел он, с трудом выдавливая слова из пересохшего горла.

— У меня в руке лазер.

— Ну так давай, пускай его в ход. Мне не пересечь континент без своего пистолета.

Теперь уже Аргерд погрузился в раздумья. Наконец он крикнул кому-то, почти срываясь на визг:

— Греттен! Греттен! Принеси сюда хлам чужака!

Прошло несколько минут. Фальк стоял в темноте у самого порога. Аргерд застыл снаружи. По просматриваемому от двери травянистому склону сбежал мальчик, швырнул на землю мешок Фалька и исчез.

— Забирай! — приказал Аргерд. Фальк вышел на свет и нагнулся. — А теперь убирайся!

— Подожди, — пробормотал Фальк. Стоя на коленях, он торопливо перебирал содержимое переворошенного, незавязанного мешка. — Где моя книга?

— Книга?

— Старый Канон! Книга для чтения, а не справочник по электронике…

— Думаешь, мы отпустили бы тебя с ней?

Фальк недоуменно взглянул на него:

— Разве вы не чтите Каноны, по которым следует жить людям? Зачем вы отняли у меня книгу?

— Ты не знаешь и никогда не будешь знать того, что известно нам. Если сейчас же не уберешься, мне придется подпалить тебе руки. Давай вставай и топай отсюда!

В голосе Аргерда вновь прорезались истерические нотки, и Фальк понял, что зашел слишком далеко. Ненависть и страх, которые исказили грубые черты не лишенного печати разума лица Аргерда, заставили Фалька поспешно завязать мешок и взвалить его на плечи. Он быстро прошел мимо здоровяка и начал подниматься по травянистому склону, что подступал к подвальной двери.