Кружение над бездной - Борис Кригер

— А нам что же делать? — растерянно спросил герр Паули. — Если вам следует просить прощения, что же тогда нам? Мы, дети, не знали, кто такие евреи. Нам говорили, что они очень плохие. Мы верили. Нам говорили, что Христос — жидовский Бог. Мы верили и этому… Что же нам делать? О чем молить Бога? Каково же объяснение того, что произошло?

— Успокойтесь. Ведь Бог не поставил вас судией над эпохами! — воскликнул отец Иннокентий. — Смирение — это дар Божий; надо усердно просить Господа о даровании сего дара. Если мы чувствуем и помним старые обиды, оскорбления, возмущение, значит, в нас гордость, самолюбие, тщеславие… Смирения — две степени: когда я считаю себя хуже, грешнее всех и когда все сделанное доброе всецело приписываю Богу. Чтобы приобрести смирение, надо и молиться о сем, и исполнять заповеди. Чем больше соблюдаешь заповедей, тем ближе к Богу, как дерево тем ниже наклоняется к земле, чем больше на нем плодов; так и святые: чем смиреннее себя считают, тем больше добродетелей у них и тем ближе к Богу. Смирение — основа всякой добродетели. Вот мой отец так меня и не простил за то, что я предал еврейский народ. Но вот теперь, когда он уже там, по другую сторону жизни, мне кажется, он понял, что я был прав. Я больше не чувствую осуждения со стороны моих погибших родных. Теперь они знают, что всем нам следует принять Христа и покаяться. И убийцам, и убиенным… Покайтесь и забудьте. Смотрите вперед, в будущее, в будущую жизнь вечную. Простите обидчиков ваших и сами попросите у всех прощения. Нет ни фашистов, ни евреев… Есть Добро, которое Бог, и зло, попускаемое нам в назидание. Вот и всё нам объяснение…

43

Герберт, конечно, не преминул вставить рассказ об отце Иннокентии в свой незаконченный роман и отослал его своему литагенту Елене Мах. По прочтении у них завязался диалог.

— Я потрясена до глубины души. Читала ночью, с часу до пяти утра — не могла оторваться. Ваш герой беспристрастно препарирует свой собственный мозг, мысли, мировоззрение. И с сарказмом и беспощадностью анализирует собственные поступки. Полнейшая обнаженность душевная и духовная. А ведь следовало бы давно уже себе на носу зарубить: «Молчи, если не уверен! Молчи, если не в духе! Молчи, если нет мира в сердце! Молчи, если это принесет кому–то вред!» Так ведь это не вам сказано! Это постмодернистам разным… От ваших книг вреда нет! А польза есть. Они нужны миру (хотя мир об этом мало знает — ну так это уже проблема мира!).

— Вы слишком добры ко мне и моим книгам, — ответил Герберт. — Мне просто необходимо существовать сразу в нескольких мирах — реальном, если таковой вообще имеет место, и литературном, который представляет собой его несмелое, но столь неизбежное отражение. Там я чувствую себя спокойней и ровнее. Я могу экспериментировать, подводить итоги, молиться, прежде всего об исцелении моего маловерия, неверия…

— По поводу молитв неверующих. В какой–то газете встретила следующее духовное напутствие- растолкование: «Нельзя молиться (ставить свечки……) просто так, на всякий случай. Если не веришь и ходишь в церковь, то это еще

хуже грех. Это схоже с суеверием». Может быть, не очень точно изложила. Но

приблизительный смысл был именно такой. Ваш Андрей Веригин говорит: «Я же лицемерить не умею, даже за деньги пишу и

говорю то, что думаю». Со своей стороны могу сказать, что я тоже лицемерить не умею: ни за какие деньги не могу написать или сказать то, что не думаю. Максимум — могу промолчать (иногда). В вашем романе два самых ярких героя — вы и ваш бывший литагент. Так вот над бездной кружат оба! Причем Андрея Виригина не жалко. Потому что он сам виноват в той ситуации,

в которой оказался. Он сам туда пришел… А вот вас хочется спасать, помогать вам.

Главы о вас полны боли, надрыва. Каждый человек должен давать миру то, что именно он может дать миру. И вы можете дать книги, мысли, свое творчество, тепло, свет для друзей. И именно это нужно миру от вас.

Иногда у вас не хватает сил. А иногда вы забредаете в пещеру. И вам приходится очень тяжело. Вам нужно научиться прощать себя, а не просить прощения у Бога. Бог, конечно, простит. Да и как не простить вас? Вы сами себя

судите намного жестче и серьезнее, чем вас мог бы за что–то осудить Бог или

кто–нибудь еще.

— Ну что вы, Елена… Как же можно. Вы путаете мою гордыню с талантом, а отсутствие смирения — с порывом к небесам… Не противоречьте Святым отцам. Вы же сами говорите, что и я кружусь над бездной. Не толкайте же меня в эту пропасть своими похвалами!

— Герберт! Вы ставите себе чрезмерно высокую планку.

И может быть, ваша гордыня так себя проявляет?

Так вот, такая гордыня — действительно грех. Потому что она наносит вред именно

вашей душе. Я сейчас предельно откровенна. Вам надо спасать себя, спасать собственную

мятущуюся душу. А для этого — писать, писать, продолжать анализировать себя.

Сами себя пожалейте! Попробую дать вам дурацкий совет. Точнее — простейший, примитивнейший. На вас столько всего навалилось. И вы сами на себя столько всего

взвалили. А вам надо просто отдохнуть, взять отпуск. От всего мира. Вам надо куда–то уехать. Одному. Побыть наедине с собственной душой. С природой. Может быть, неделю, может — две. Как можно меньше всякой информации от человеческого мира. Вы и природа!

Ну а для вас, Герберт, наверное, надо добавить еще один ингредиент — бумагу и

ручку (ну или компьютер, только без Интернета).

Молиться — наедине с Богом и с самим собой. Только при желании и внутренней

потребности. Эльзе надо это понять и отпустить вас ненадолго. К самому себе.

Она же мудрая женщина. Она поймет. Она ведь знает, как Вы ее любите. Вам действительно нужно отдохнуть немножко от мира.

И вот еще важный аргумент в пользу этого совета (думаю, что Эльза тоже поймет этот аргумент). Иисус Христос ушел в пустыню на сорок дней. Правильно? А потом вернулся — и…Магомет тоже уходил в пещеру, уединялся.

Будда — медитировал под смоковницей. Это список можно продолжать очень долго.

И еще один, наверное, тоже дурацкий рецепт. Если вдруг решитесь последовать

примеру пророков, то обратите внимание: они же обходились без прозака!

Простите за прямоту. Возможно, я чего–то недопонимаю, в том числе — и

смысла, важности, нужности этого лекарства (не приходилось сталкиваться — и

слава Богу!). В данном случае — поймите правильно. Я ни капельки ни в чем

вас не осуждаю. Я только пытаюсь подсказать. Конечно, это решать только вам. Но некоторые решения только кажутся простыми и правильными. А в перспективе, возможно, оказываются проигрышными. Может, лучше и правильнее было пережить все бури в тот период, на который они выпадали?.. Но это, конечно,

вопросы, а не ответы.

— Елена, вы слишком добры ко мне. Мне не от чего отдыхать. Да я и ненавижу одиночество и совершенно опускаюсь, когда один… Я принимаю достаточную дозу одиночества по ночам, когда ничто не мешает мне писать… Только вот теперь я не уверен, следует ли мне продолжать… Помните: «А как быть? Замолчать? Вера не совместима с литературой? Неужели пером может водить только гордыня, а смирение всегда должно оставаться немым?»

— Герберт, пером водит не гордыня, а ваша собственная внутренняя потребность. А смирение остается немым потому, что такой потребности у него нет. Никакого противоречия. И никакого греха в литературе нет и быть не может.

Пером Чехова, Гоголя, Толстого Бетховена, Баха… водила их собственная внутренняя потребность. Для вас литература — это тоже род молитвы. Разве не так? В литературе вы находите успокоение и радость. Есть книги–вопросы и книги–ответы. И те, и другие важны. И те, и другие нужны человеку в разный жизненный период.

Так вот, ваши книги, Герберт, — это книги–вопросы. Они сильны именно заданными вопросами. Библия — это книга–ответ. Она сильна своими во многом универсальными ответами. Но некоторые из этих ответов еще нуждаются в расшифровке. Причем достаточно часто — каждый должен расшифровывать эти ответы для себя сам. По поводу религии. Я ни в коем случае не спорю с верой в Бога. Тем более — с верой конкретного человека. Это ваш духовный опыт. Он важен и ценен именно для вас.

Я не могу принять религиозные обряды. Ну не могу я поверить в то, что Создателю Вселенной действительно нужны эти наши иконы, свечки, кадила, всяческие ритуалы и так далее… Вот эта сторона религии нужна каждому

конкретному человеку и его собственной душе (или не нужна). Напомню ваше же

определение религии как заменителя психотерапии.

Поэтому опять же — в ваших книгах я очень ценю заданные вопросы, в том числе по поводу религии. Я ни в коем случае не осуждаю ваше стремление к вере. Стремление к обрядам — раз это требуется вашей душе — тоже важно и нужно. И плохо, если кто–то в вашем окружении этого не понимает и не осознает. Вы пишете, что «для не принявшего Евангелие жизнь именно и превращается шатание». Герберт, я боюсь поставить вам диагноз, но