Вся Робин Хобб в одном томе - Робин Хобб

спокойно по ночам, дергался и выгибался во сне. Иногда он вдруг осекался посреди разговора и начинал смотреть в пустоту. Он разучился охотиться. Бросал незаконченным все, за что бы ни брался. А однажды утром ушел из моей хижины. Я знаю, что он вернулся к танцорам. Это нечестно. Дэйси освободила его. Он должен был остаться дома и не сдаваться так быстро.

Слезы скатывались по морщинам, избороздившим ее щеки, словно постоянный плач разъел плоть.

— Я не уверен, сумеем ли мы с моей кормилицей сами пройти мимо стражей Кинроува, — тихо проговорил мальчик-солдат, отводя взгляд. — Очень важно, чтобы я с ним поговорил. Я не могу провести тебя. Но обещаю: если я добьюсь своего, твой сын больше не будет танцевать. Большего я сделать не могу.

Он говорил все мягче и мягче. Женщина молча отвернулась от него. Не думаю, что она была разочарована: скорее всего, она знала ответ еще до того, как спросила. Но у Оликеи возникли свои вопросы.

— Если ты добьешься своего, ее сын больше не будет танцевать? Что ты этим хочешь сказать? Я думала, мы пришли сюда, чтобы вернуть Ликари.

— Это входит в мои намерения. Но я собираюсь добиться большего.

— И чего же именно? — холодно уточнила она.

Я почти мог прочесть ее мысли. О том, что он уже однажды не спас ее сына своим набегом на Геттис. Она хотела от него не грандиозных планов, а сосредоточенности на возвращении Ликари.

Мальчик-солдат набрал было в грудь воздуха, но, не успев ответить, отвлекся на хлопанье тяжелых крыльев. Полет стервятника совершенно не похож на совиный. Он не столько приземлился на ветку, сколько прервал ею свое падение. Она тяжело закачалась под его весом, и он глубоко вонзил в кору когти, распахнув крылья, чтобы поймать равновесие. Утвердившись на насесте, стервятник еще некоторое время суетливо приглаживал перья. И только покончив с этим, вытянул длинную уродливую шею и склонил голову набок, чтобы один его глаз уставился прямо на меня. Птица разинула клюв, и мне показалось, что она беззвучно смеется.

— Поблизости что-то сдохло? — удивилась вслух Оликея. — Зачем сюда прилетел падальщик?

Орандула расхохотался вслух, хриплым карканьем заглушая непрестанный бой барабанов. Мальчик-солдат, не желая на него смотреть, перевел взгляд на часовых, изучающих его сокровища.

— Кто выбирает первым? — спросил у него один из часовых.

— Не спрашивай у него! Он не умеет выбирать вовсе! — закричал сверху стервятник.

Для меня его слова прозвучали совершенно отчетливо, и мальчик-солдат тоже нахмурился, но Оликея, похоже, даже не заметила, что птица что-то сказала.

— Кто выбирает первым? — снова спросил часовой.

Думаю, мальчика-солдата разозлила его настойчивость.

— Он! — огрызнулся он и ткнул пальцем в сторону второго стража.

— Что ж, — невозмутимо обратился первый к напарнику, — тогда дай мне знать, что приглянулось тебе, чтобы я мог выбрать тоже.

— Я еще думаю! — раздраженно ответил тот.

— Дай мне знать, что приглянулось тебе, чтобы я мог выбрать тоже! — эхом откликнулась сверху птица и снова зашлась зловещим каркающим хохотом.

Мальчик-солдат скрипнул зубами.

Затем из-за поворота тропы показался гонец Кинроува. Он бежал быстро и радостно скалился, словно нес редкостно хорошую новость.

— Вы можете их впустить, — выпалил он часовым. — Кинроув готов их принять. Он откроет преграду, но только для этих двоих! — На последней фразе он повысил голос.

Просители уже подтянулись ближе, чтобы расслышать его слова. Они ворчали и толкались, но вряд ли собирались прорываться в лагерь силой.

— А как узнать, когда мы сможем пройти? — вслух удивилась Оликея, но узнала ответ, еще не договорив.

Сила больше не отталкивала нас, а увлекала за собой. Мальчик-солдат чуть задержался, собирая свое добро, затем взял Оликею за руку и двинулся вперед. Птица на дереве вдруг громко закаркала и, шумно хлопая крыльями, полетела за нами.

— Ты сказал, что я могу выбрать первым! — напомнил мальчику-солдату один из стражей.

— Именно, — подтвердил тот и снова расстелил одеяло на земле.

Часовые не замедлили выбрать себе по вещице. Посланец, не успевшей поглазеть на сокровища, возился дольше, но в конце концов взял тяжелую серебряную подвеску в виде бегущего оленя. Она была на цепочке, и он тут же пристроил подвеску себе на шею и, похоже, остался весьма доволен.

— Следуйте за мной, — пригласил он. — Кинроув перенесет нас быстроходом.

Обещанный быстроход начался тошнотворным рывком и повлек нас с прежде невиданной скоростью. За три шага мы очутились в летнем лагере Кинроува. Непрерывный барабанный бой и кажущиеся случайными взвизги горнов резали слух почти невыносимо. Цепь танцоров стала меньше, чем в тот раз, когда мы впервые ее увидели, но так же петляла среди палаточного городка, раскинувшегося вокруг большего шатра. Это меня удивило — в летнем поселении нашего клана палаток было куда меньше. Но этот поселок выглядел более обжитым: танцоры успели протоптать на земле тропу: рядом с каменной печью, где пылал огонь, высилась аккуратная поленница: поблизости над костром коптилась рыба, а на деревянном настиле громоздились уже заготовленные запасы рыбы и мяса.

Шатер Кинроува стоял на помосте: тот же шатер, что я видел прежде, только на новом месте. Возле него стояли на посту четверо воинов, вооруженных луками, а не копьями или мечами. Они наблюдали за нашим стремительным приближением, и я отметил, какое преимущество это дает им над нами. Кинроув сделал выводы. Я весьма сомневался, что кому-то удастся снова застать его врасплох в его собственном лагере.

Ожидавший у входа спек окинул нас взглядом, мрачно кивнул и откинул перед нами полог шатра. Двое стражей последовали за нами, держа наготове луки со стрелами на тетиве. Я вновь услышал громкое хлопанье крыльев, а затем стук, с которым стервятник опустился на верхушку шатра. Мальчик-солдат стиснул зубы, но так и не удостоил птицу взглядом.

Внутри шатра нам предстала почти знакомая сцена. Кинроув, нисколько не похудевший, едва умещался в своем мягком кресле. Нагруженные едой столы дожидались его внимания, вокруг них суетились слуги. Галея, его первая и любимая кормилица, стояла за спиной великого, положив руки ему на плечи. Пока мы подходили, они оба молчали, но женщина не сводила глаз с мешочка в руках Оликеи. По мере того как мы приближались, ее дыхание все убыстрялось. Но когда мы оставались еще на порядочном расстоянии от них, Кинроув вскинул руку.

— Стойте здесь! — распорядился сопровождавший нас страж. — Положите то, что вы принесли.

В тот же миг магия Кинроува охватила нас, удерживая на месте.

— Это дары для Кинроува, — откликнулся мальчик-солдат. — И в ответ я прошу только о том, чтобы он меня выслушал.

Не успел страж ответить, как