Космические волки: Омнибус - Уильям Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я добралась до этажа, где работали хирургеоны. Прошла через ярко освещённые залы, в которых стояли причудливые механизмы и белые плиты. Я видела разложенные скальпели и ряды разноцветных пробирок. Видела наполовину вскрытые трупы и привязанных живых людей, чьи глаза раздулись от ужаса.
Я шла, пока не увидела старшего хирургеона Оскара Кийема. Его халат был забрызган кровью, а руки, с которых недавно сняли кожаные перчатки, покраснели. Он сидел за пьедесталом и что-то печатал на инфопланшете. Похоже, что Оскар не был рад меня видеть.
— Дамьетта, — кивнул он.
Я достала коготь и показала Кийему. Он не поднял брови — их не было, как и волос вообще.
— Что это?
— Это было в заключённом, — сурово сказал я. Оскар — гордый человек, и ему нужно напоминать, кто главный. — Почему его не обнаружили во время карантина?
Кийем осмотрел коготь. Он был в замешательстве, хотя и пытался это скрыть. Морщинистая кожа на шее приобрела розоватый оттенок.
— Не знаю. Нам нужно осмотреть столько тел. Возможно…
Я не позволила ему договорить.
— Халатность. Мне следует о ней доложить.
Он побагровел сильнее.
— Конечно.
— Мне нужно твоё заключение эксперта, — сказала я, предлагая ему выход. — Есть ли порча? Стоит ли мне об этом беспокоиться?
Он повертел коготь в ладони, а затем достал из освинцованного ящика нечто похожее на металлическую клетку с подзорными трубами внутри. К медным ободкам линз были прибиты эзотерические устройства, а на самих линзах я заметила выгравированные обереги от порчи. Оскар переключил рычаги и настроил аппарат прежде, чем посмотреть через него на коготь. По его коже расползлось мягкое зелёное сияние. Машина гудела. Пахло нашатырём.
Какое-то время Кийем осматривал коготь, а затем отключил устройство. Он протянул коготь мне.
— Я не вижу ничего пагубного.
— Значит, это было животное.
— Возможно. Если и так, то я не могу сказать, какое — звери не моя специальность.
Я положила коготь обратно в капсулу. Конечно, я была рада узнать, что в нём нет порчи, но загадка осталась.
— Я наведу справки, — сказала я, отвернувшись.
— А ты… доложишь о моей оплошности?
Я не ответила и просто пошла туда, откуда пришла, оставив Кийема гадать. Не будет лишним подержать его в напряжении.
Но на самом деле Оскар меня не особо заботил. Гораздо важнее была моя следующая встреча.
— Нет, — отрезал Котеас.
Я не осмелилась спросить вновь, но на мгновение замешкалась, прежде чем уступить. И это было достаточным мятежом.
В это мимолётное мгновение я увидела его словно впервые. Я видела шрамы на лысой голове, загорелую и задубелую кожу, меховую накидку на широких плечах. Его одежды были красными как кровь, а отполированный позолоченный доспех сиял. Даже без брони он был бы огромным и могучим, а в ней выглядел таким же грозным, как ангел из Адептус Астартес.
Когда он посмотрел на меня, то словно заглянул мне в душу. У меня никогда не было проблем с самооценкой, и запугать меня нелегко, но тогда я не могла избавиться от чувства, что я просто маленькая девочка. Возможно, это была самая опасная и коварная способность Котеаса — заставлять могучих чувствовать себя детьми.
— Как пожелаете, лорд, — я склонила голову.
Лорд-инквизитор Торквемада Котеас, Верховный Протектор сектора Формоза и Бич Демонов и Нечистых, продолжал сурово на меня смотреть.
— Ты хочешь возразить?
Нет. На самом деле мне хотелось как можно скорее убраться оттуда. Но я не хотела сдаваться. Мне говорили, что я упряма.
— Из всех только он начал говорить. Если бы у меня было время, то я могла бы узнать больше.
Видимо, Котеаса это не впечатлило. С глухим звяканьем он сжал руки в тяжёлых перчатках — руки, которые оборвали тысячи жизней. Он двигал ими, как кузнец — медленно, размеренно и с полным знанием, что это орудия его святого ремесла.
— Узнать что, инквизитор Дамьетта? Вот что мы знаем об этих глупцах. Они собрались в армию, которую цветасто назвали Клинком Крида. Отправились в самоубийственную операцию на демонический мир Е678, который цветасто назвали Душой Пустоты. Почти все умерли. Немногие выжившие сошли с ума или онемели. Те же, кто ещё может говорить, твердят лишь о своих кошмарах.
Всё это время он продолжал буравить меня зловещим взглядом. Какие же ужасы видели эти тёмные глаза?
— Мы все знаем, что мир демонов это мир кошмаров. Нам не нужно вновь это выяснять.
Я сглотнула. Не было смысла скрывать тревогу.
— Тогда какой вообще смысл в допросах?
Выражение Котеаса не изменилось. Он не улыбнулся, не нахмурился. Я редко видела на его каменном лице что-то кроме властного презрения.
— Потому что кто-то однажды может сказать что-то, чего мы не знаем. Но не Морбах. Он сломлен. Бесполезен.
Торквемада навис надо мной, сжимая свои омытые кровью руки.
— Он будет ликвидирован, как мы и ожидали. Теперь иди. Спи. Твоя смена начнётся на рассвете.
В этот раз я не колебалась. Он и так позволил мне больше, чем я ожидала, и не было смысла испытывать удачу.
— Да, лорд, — сказала я и покорно поклонилась.
Я всегда подчинялась приказам Котеаса, но этой ночью я ослушалась его дважды.
Первым меня подвело слабое тело: я не смогла заснуть. Я ворочалась на койке, чувствуя, как простыни оплетают меня словно оковы. Было слишком жарко. Влажно, душно.
Я открыла глаза и тяжело поднялась. Моя рубашка промокла и смялась. Во тьме кельи я видела образы иного мира — того, что мне описал Морбах. Я видела горизонт из кипящей крови и ядро раскалённой магмы под каменными плитами цвета меди. Слышала, как кричит небо, и умирают сотни людей.
— Люмен, — сказала я, и узкая комнатка наполнилась светом.
Я встала с койки, подошла, спотыкаясь, к настенному умывальнику и ополоснула лицо. Одела чикчиры, тугую блузку, сапоги и плащ. Взяла пистолет. Надевать доспехи не стала — это заняло бы целую вечность, а времени уже было мало.
Я покосилась на хроно над койкой. Через четыре часа Морбах умрёт. Глядя, как сменяют друг друга руны, я решилась во второй раз ослушаться Котеаса.
По пустым коридорам разносилось эхо. Стояла глубокая ночь, и крепость казалась городом запечатанных гробниц. Я спешила, чувствуя себя беглым преступником. Отчего? Я — инквизитор, и имею полное право идти, куда пожелаю.
Но я не могла обманывать себя и понимала, что подчинилась капризу. Подчинилась самому простому и банальному из грехов: любопытству.
Я дошла до камеры № 7897. Скрюченный Морбах лежал на спине там же, где я его оставила. Я закрыла за собой дверь и присела, вновь скривившись от запаха. Со временем и без свежего воздуха вонь стала только хуже.
Я достала из контейнера на поясе флакон со смесью адреналина и локуазина и вставила в шприц. Затем прижала иглу к сухощавой руке Морбаха, вонзила и стала ждать.
Сбитый с толку и дрожащий сержант очнулся. Я нависла над ним, желая, чтобы он боялся меня так же, как и своих кошмаров.
— Говори дальше.
Я видела смятение на лице Морбаха, но он не мог удержаться. Распространяющаяся по крови химическая смесь быстро приводит в чувство, и если Маттиас говорил раньше, то заговорит вновь.
— Быстро, — сказала я, придав слову звучный оттенок угрозы. — Говори быстро.
Он смотрел на меня. Морбах не мог понять, где он. Лишь когда он заговорил, я поняла, что он вновь на Душе Пустоты. А покидал ли он её?
— На гребне… — прохрипел Маттиас. — Они пришли за нами.
— Хорошо. Продолжай.
И слова полились.
— Умирали, мы все умирали. Я стрелял из ружья, целился во что-то в море клыков и рогов. Вряд ли попадал. Могли ли мы их убить? Не думаю. Не видел, как они падали. Всё это было ошибкой, дьявольской ошибкой.
Его глаза кружились, словно ища цели. Я внимательно смотрела на Морбаха. Если он вновь нападёт, я буду готова.
— Увидел, как один бросился на меня. Он взбирался по склону, ещё сжимая в когтях тела. Увидел меня. Бросился. Я не мог сделать ничего. Застыл. Тварь двигалась, как во сне — рывками, мелькая, прыгая. Смерть пришла. Я был мёртв.
Я невольно улыбнулась.
— Ты не был мёртв. Что произошло?
— Не знаю.
И тогда о тоже улыбнулся. Но искренне, а не с фальшью. Улыбка преобразила его лицо. Морбах почти мог вновь сойти за человека.
— Не знаю, кто это был. Он схватил меня за плечо. Боль была ужасной. А затем отшвырнул словно пушинку. Я тяжело упал и почти сразу отключился. Помню, как кровь стекала по визору шлема. Броню разорвало.
Он всё ещё улыбался.
— Он меня отбросил. Спас.
— Кто?
Морбах посмотрел на меня. Его взгляд прояснился.
— Один из зверей.
— Зверей?
— В доспехах людей. Огромные, серые, воющие. Неудержимые. Жестокие, как кишевшие вокруг твари. Они ринулись в кровь и дым так, словно родились для этого. Чудовища выли в ответ, но звери не дрогнули. Они могли причинить им боль. Они причинили им боль. Заставили скулить.