Особый контроль - Василий Головачев

Снова молчание. Потом голос Романенко:

– Со всем согласен, кроме одного: что я тупиковая ветвь!

В кают-компании вспыхнул смех.

Потом вдруг ожил динамик общих команд под потолком кают-компании, пискнул, глубокомысленно прокашлялся и продекламировал:

– «Поскольку Ничто не есть Нечто, все, что не Нечто, есть Ничто; а тот факт, что Нечто не есть Ничто, является чрезвычайно веским доводом в пользу Ничто, особенно для людей, искушенных в житейских делах»[24].

Видимо, в рубке прислушивались к разговору в кают-компании, и теперь кто-то из экипажа высказывал свое мнение по этому вопросу.

Смех вспыхнул с новой силой.

– Интересно, зачем тебе понадобилось затевать дискуссию о миссии Разума? – спросил Богданов Томаха, когда они шли по коридору к каютам пассажиров. Филипп шел сзади, у него вертелся на языке тот же вопрос.

– Во-первых, потому что он меня интересует, – лукаво усмехнулся Станислав. – А во-вторых, проблема «миссии Разума», как ты назвал, тесно смыкается с нашей проблемой Наблюдателя.

– Это каким же образом?

– А таким, что единственное, ради чего стоило бы сохранить Вселенную любой ценой, – ее красота и гармония! От атома до пейзажей, радующих нас, людей, и до невиданных еще красот, которыми любуются другие разумные существа, опередившие нас в развитии.

– Наблюдатель?

– И он тоже. Мы же, к сожалению, часто выносим в космос пагубный опыт земной практики хищников! Вот и приходится Наблюдателю вмешиваться.

– Сильно! Долго думал?

– Иронизируешь, несчастный? – рассердился Станислав. – Думал я долго, да и фактов у нас немало. Кстати, я развил свою гипотезу о «галактической службе УАСС». Судя по всему, Наблюдатель то же самое, что и погрансектор, а может быть, и еще хуже – выполняет функции нашего отдела безопасности, только в галактическом масштабе. Годится? Уверен, что факт исчезновения грузов – это предупреждение не применять технику, способную глобально изменить облик и климат тех планет.

Богданов замедлил шаг.

– Меня убеждать не надо, я давно это понял. Но почему «зеркала» появились у разведчиков? Они-то не полномочны применять подобную технику, да и нет ее у них.

– Прилетим на место, разберемся.

Никита вздохнул.

– Твоими бы устами да мед пить. Договорим после финиша, спокойного старта.

Он скрылся за дверью каюты, куда уже вошел Бруно.

Томах шагнул в соседнюю дверь, остановился на пороге, Филипп попробовал сдвинуть его с места, и они с минуту молча боролись, пока Филиппу не удалось двумя рывками нарушить равновесие друга.

– Старею, – грустно сказал Станислав, поднимаясь с ковра на полу каюты. – А?

– Много болтаешь, – в тон ему ответил Филипп. – Вся энергия уходит на разговоры.

Томах включил автоматику каюты и вырастил из стены кровать, сел, глядя в пол перед собой.

– Ты знаешь, что Никита перед нашим полетом был на Шемали?

– Слышал краем уха, но подробностей не знаю, вы же все засекретили.

– Так вот, «зеркала» появились там сразу же после того, как мы послали туда грузы с Таймыра.

– После проверочных посылов?

– Да. Снова послали технику терраформистов для планетарной реконструкции. Похоже, мы правы, и наш Наблюдатель не хочет, чтобы люди слишком активно перекраивали космос по своим меркам.

Филипп сел на свою кровать.

– Но если так, то, следовательно, мы не должны разрабатывать Шемали.

Томах кивнул.

– Никита предложил начальству выйти с этим предложением в ВКС, то есть прекратить терраформистскую работу на Шемали, Истории и на планетах Суинберна.

– Ну и?..

– И Генри Бассард нас не поддержал.

– Чем он мотивировал отказ?

– По словам Никиты, – Томах слегка поморщился, – Бассард говорил о том, будто Шемали и Суинберн – редкие жемчужины среди сотен других планет, имеющие не просто атмосферу и жизнь, а земноподобные атмосферу и жизнь, причем жизнь создана там природой на белково-органической основе. Словно специально для людей. Разве можно упускать такой случай и не присоединить к земным владениям еще несколько? Это основные аргументы Бассарда.

– Но он прав.

– Конечно, прав. Только как подумаешь, что не всегда мы хозяева в космосе, а иногда хозяйчики, заботящиеся лишь о временных благах, не желающие думать о последствиях… – Он остановился.

Филипп молча смотрел на него.

– Что, повторяюсь? Потому что не равнодушен к тому, как оценит нас, человечество в целом, тот же Наблюдатель.

– Знаешь, Слава, – тихо сказал Филипп, – может, вовсе и нет никакого Наблюдателя? А все эти «зеркальные перевертыши», «звезды», случаи с грузами – просто проявления какой-то глобальной, всегалактической совести Природы? Так сказать, обратная связь между будущими исканиями человечества и сегодняшними надеждами?

Томах скептически хмыкнул, оперся спиной о стену.

– Всегалактическая совесть Природы? Но при чем тут тогда мы, люди?

– При том, что Природа – это мы, а мы прежде всего – Природа.

– Фраза.

– Истина.

Станислав засмеялся.

– Сдаюсь, философ! Что ж, может, ты и прав в какой-то мере, но все же Наблюдатель реален и материален, а все перечисленные тобой факты скорее всего не что иное, как призыв к нашей, человеческой совести, следствие, а не причина событий.

– Внимание! – раздался из стены тихий вежливый голос. – Просим пассажиров лечь и заблокироваться по формуле штатного старта. Старт – в десять ноль-ноль по зависимому времени.

– У нас всего двадцать минут на подготовку, – спохватился Томах. – Надевай компенсатор и ложись. Штатный режим довольно приятен, если к нему подготовиться.

Они быстро принялись укладываться согласно строгой формуле нормального ТФ-старта: пассажиры космолета должны были превратить кровати в защитные камеры, принять горизонтальное положение и погрузиться в сон.

– Кстати, – сказал Томах, придерживая рукой крышку своей камеры-кровати. – Ты слышал, что готовится первый межгалактический полет к Магеллановым Облакам? Не хочешь попасть в состав экспедиции? Могу посодействовать.

– Странно.

– Что странно? Боишься, что хочу от тебя избавиться?

– Нет, в конце двадцать третьего века – первый полет за пределы Галактики. Почему так поздно? Разве ТФ-кораблям это было не под силу хотя бы полвека назад?

– Все не так просто, как ты думаешь. К твоему сведению, полеты ТФ-кораблей на дальность свыше тысячи парсеков требуют на порядок больше энергозатрат, чем мы себе можем позволить. А до Большого Магелланова Облака, между прочим, тридцать три тысячи световых лет! Или десять тысяч парсеков! Уразумел разницу?

– Но если полеты на такое расстояние слишком дороги, что же заставило готовить экспедицию в Облако?

– Астрономы открыли там совершенно уникальное явление – мост между белой и черной дырами. Что ты меня сбиваешь с толку? – внезапно рассердился Станислав. – Не хочешь участвовать в экспедиции, так и скажи.

– Я подумаю. – Филипп засмеялся и захлопнул над собой прозрачную крышку камеры.

До того как заснуть запеленутым в кокон защитного поля, он увидел, как ожил виом на стене, в каюту заглянул один из пилотов корабля, что-то весело сказал товарищам рядом, и на его месте вспыхнула исполинская звездная река Млечного Пути…

«Искатель» вышел из ТФ-канала в двух астрономических единицах от Этамина, гаммы Дракона. Определившись в пространстве и запеленговав маяк «Парящего орла», он начал разгон с помощью планетарных двигателей, направляясь к маленькой оранжевой звездочке, почти не выделявшейся на звездном фоне с расстояния в триста миллионов километров.

Через пять часов он подходил ко второй планете Этамина, еще не имевшей названия в каталогах земного астрономического центра, стараясь уравнять скорость с неторопливо плывущим по орбите «Парящим орлом».

– Не так уж и далеко они забрались, – сказал Филипп, глядя на приближавшуюся «каплю» разведкосмолета, отражавшую густой оранжевый свет звезды. – Всего-то около пятидесяти парсеков. До Шемали и то дальше.

– Есть неисследованные звездные системы еще ближе к Солнцу, – произнес Богданов; они в составе группы десанта, уже одетые по-походному в компенсационные костюмы спасателей, стояли в кают-компании у главного виома. – В пределах ста парсеков вокруг Солнца находится около шести тысяч звезд! А мы добрались лишь до четырех десятков!

– Почему же разведчики так непоследовательны? Еще не исследованы ближайшие звездные окрестности, а мы прокладываем дороги за сотни парсеков!

– Это, брат, решает Даль-разведка, – сказал своим роскошным, рокочущим басом Романенко, похожий на былинного богатыря в доспехах.

– Вернее, центр координации Даль-разведки, – уточнил Томах. – Разведчики в первую очередь работают с наиболее интересными с точки зрения астрофизики объектами. Экспедиции до недавнего времени укомплектовывались в основном астрономами и физиками.