По ту сторону свободы и достоинства - Беррес Фредерик Скиннер

история человека хранится в нем самом. Вместо «инстинкта» читайте «привычка». Привычка курить – это, предположительно, нечто большее, чем поведение, о котором говорят, что оно у человека есть. Вся остальная информация, которой мы располагаем, касается подкреплений и графиков подкрепления, заставляющих человека много курить. Условия не сохранились; они просто оставили человека другим.

Окружающая среда, как утверждают, хранится в виде воспоминаний: чтобы вспомнить что-то, мы ищем его копию, которую затем можно увидеть, как видели оригинал. Однако, насколько нам известно, у человека нет копий окружающей среды в любой момент времени, даже когда вещь присутствует и наблюдается. О продуктах более сложных условий также говорят, что они хранятся в памяти; репертуар, приобретенный человеком во время обучения говорить по-французски, называется «знанием французского языка».

Также принято считать, что в памяти хранятся черты характера, полученные в результате условий выживания или условий подкрепления. Любопытный пример встречается в Modern American Usage Фоллетта[78]: «Мы говорим: „Он встретил эти испытания лицом к лицу“, – не задумываясь, что храбрость – это свойство человека, а не лица; „лицом к лицу“ – это поэтическая метафора для обозначения поступка человека, который проявляет храбрость, совершая его». Но мы называем человека храбрым из-за его поступков, и он ведет себя храбро, когда к этому побуждают условия окружающей среды. Условия изменили его поведение; они не привили черту характера или добродетель.

О философии говорят как о чем-то имеющемся. Считается, что человек говорит или действует определенным образом, поскольку у него есть определенная философия – например, идеализм, диалектический материализм или кальвинизм. Подобные термины обобщают влияние условий окружающей среды, которые трудно проследить сейчас, но они наверняка существовали, и их не следует игнорировать. Человек, обладающий «философией свободы», – это тот, кого определенным образом изменила литература свободы.

Данный вопрос имеет любопытное место в богословии. Грешит ли человек, потому что грешен, или он грешен, потому что грешит?[79] Ни тот ни другой вопрос не указывает ни на что полезное. Сказать, что человек грешен, так как грешит, – значит дать практическое определение греха. Сказать, что он грешит, потому что грешен, – значит проследить его поведение до предполагаемой внутренней черты. Однако то, осуществляет ли личность поведение, называемое «греховным», зависит от условий, не упомянутых ни в одном случае. Грех, который приписывается как внутреннее свойство (грех, «знакомый» личности), можно найти в истории подкрепления. (Слово «богобоязненный» предполагает такую историю, а благочестие, добродетель, имманентность Бога, чувство морали или нравственность – нет. Как мы видели, человек не является моральным животным в смысле обладания особыми чертами характера или добродетелями; он создает некую социальную среду, которая побуждает его вести себя нравственно.)

Эти различия имеют практические последствия. Недавний опрос белых американцев показал: «Более половины обвинили „что-то в самих неграх“[80] в низком образовательном и экономическом статусе черных». Это «что-то» далее определилось как «отсутствие мотивации», что должно отличаться как от генетических, так и от внешних факторов. Важно отметить: мотивация связана со «свободой воли». Пренебрегать ролью окружающей среды подобным образом – значит препятствовать любому исследованию дефектных условий, ответственных за «отсутствие мотивации».

В природе экспериментального анализа человеческого поведения лежит отказ от функций, ранее возложенных на автономного человека, и их постепенная передача контролирующей среде. Анализ оставляет автономному человеку все меньше и меньше функций. А как насчет самого человека? Есть ли в нем нечто большее, чем живое тело? Если не будет чего-то под названием «Я», как можно говорить о самопознании или самоконтроле? К кому тогда обращено предписание «Познай самого себя»?

Важной частью условий, которым подвергается маленький ребенок, является то, что его собственное тело – единственная часть окружения, которая остается неизменной (idem) от момента к моменту и изо дня в день. Мы говорим, что он обнаруживает идентичность, когда учится проводить различие между своим телом и остальным миром. Он делает это задолго до того, как общество научит его названиям вещей и отличию «я» от «оно» или «ты».

«Я» – это репертуар поведения, соответствующий определенному набору условий. Значительная часть условий, которым подвергается человек, может играть доминирующую роль, а при других человек может сказать: «Я сегодня сам не свой» или «Я не мог сделать то, что ты сказал, потому что это на меня не похоже». Идентичность, наделяемая «я», возникает в результате условий, ответственных за поведение. Два или более репертуаров, порожденных различными наборами условий, образуют два или более «я». Человек обладает одним репертуаром, соответствующим его жизни с друзьями, и другим, соответствующим жизни с семьей, и друг может найти его совсем другим, если увидит с семьей, или семья, если увидит его с друзьями. При смешивании ситуаций возникает проблема идентичности, например когда человек оказывается одновременно и с семьей, и с друзьями.

Самопознание и самоконтроль подразумевают в этом смысле два «я». Самопознающий почти всегда является продуктом социальных условий, однако «я», которое познается, может происходить из других источников. Контролирующее «я» (Сверх-Я, или совесть) имеет социальное происхождение, но контролируемое «я», скорее всего, продукт генетической восприимчивости к подкреплению (Оно, или ветхозаветный Адам). Контролирующее «я» обычно представляет интересы других, а контролируемое «я» – интересы самого человека.

Картина, возникающая в результате научного анализа, – это не тело с личностью внутри, а тело, которое является личностью в том смысле, что демонстрирует сложный репертуар поведения. Эта картина, конечно, непривычна. Изображенный таким образом человек – чужак и с традиционной точки зрения может показаться вовсе не человеком. «На протяжении по меньшей мере ста лет, – отметил Джозеф Вуд Кратч[81], – мы испытываем предвзятость по отношению к любой теории, включая экономический детерминизм, механистический бихевиоризм и релятивизм, которые снижают статус человека, пока он вообще не перестает быть человеком в любом смысле, признаваемом гуманистами предыдущего поколения». Мэтсон[82] утверждает, что «эмпирический бихевиорист… отрицает, хотя бы косвенно, существование уникального существа, называемого человеком». «Что сейчас подвергается нападкам, – писал Маслоу[83], – так это „существо“ человека». К. С. Льюис[84] выразил это довольно прямолинейно: «Человек отменяется».

Определить человека, к которому относятся данные выражения, затруднительно. Льюис не мог иметь в виду человечество, поскольку оно не только не уничтожается, но и заполняет землю. (В результате оно может в конце концов уничтожить себя болезнями, голодом, загрязнением окружающей среды или ядерным холокостом, но Льюис имел в виду иное.) Отдельные люди не становятся менее эффективными или продуктивными. Нам говорят, что под угрозой «человек как человек», или «человек в его человечности», или «человек как Ты, а не Оно», или «человек как личность, а не как вещь». Это не очень полезные выражения, однако дают подсказку. Упраздняется автономный человек – внутренний, гомункулус, демон одержимости, человек, защищаемый