Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима - Льюис Уоллес

— Никаких. Только все говорят, что это дело носильщиков.

— Дай-то Бог, чтобы это было так. Тогда можно быть уверенным в ее безопасности. Всего хуже, что они могут сделать — это потребовать большого выкупа. Но я думаю, что они здесь ни при чем. Может быть, они соучастники, но не зачинщики, у них на такое не хватило бы ни смелости, ни решимости. Помни мои слова, преступником окажется какой-нибудь знатный грек, который рассчитывает на свои связи. Но кто бы он ни был, он не избегнет моей руки. Я найду его, хотя бы он скрылся на глубине ада и… а пока иди, мой друг, спать, а завтра утром снова приведи сюда писцов: им будет новая работа. Погоди, тебе необходим отдых.

С этими словами князь Индии позвал Сиаму и велел ему принести золотую шкатулку с лекарствами, а когда его приказание было исполнено, то он вынул из нее пилюлю и подал ее Уелю.

— Прими это лекарство, и ты будешь спать как мертвый. Сон подкрепит тебя, и мы завтра примемся за новую работу.

В то самое время, когда начались во всем Константинополе поиски исчезнувшей Лаели, Сергий, встав рано утром, прислуживал игумену и ничего не знал о том, что волновало всех византийцев. Но не успел еще игумен умыться, как в келью вошел его племянник и почтительно поцеловал его руку, что вызвало улыбку на лице больного, истощенного старика.

— Да благословит тебя, Бог, дитя мое, — сказал он. — Я только что думал о поездке в Принкипо, чтобы восстановить тамошним воздухом мои упавшие силы, но если ты останешься со мной, то я отложу поездку. Сядь возле меня и раздели мою трапезу.

— Нет, я не аземит, а твой хлеб, по-видимому, на дрожжах, — произнес юноша, презрительно смотря на черный хлеб, лежавший на тарелке. — Я уже позавтракал и зашел только, чтобы осведомиться о твоем здоровье и рассказать тебе, что весь город взволнован событием, совершившимся вчера вечером. Оно так странно, так смело, так нечестиво, что невольно теряешь всякое доверие к обществу и сомневаешься в том, что не дремлет ли по временам Всевидящее Око Бога.

Игумен и молодой послушник с удивлением взглянули на Демедия.

— Я даже не знаю, как тебе рассказать об этом ужасе. Лучше я прочту тебе объявление, которое по дороге сюда я сорвал со стены. Впрочем, я попросил бы прочитать Сергия.

Демедий подал Сергию одно из объявлений, распространенных князем Индии по городу. Прочитав до половины с большим трудом, он умолк и посмотрел пристально на Демедия, который отвечал ему спокойным взглядом.

Молодые люди молча смотрели друг на друга.

Довольный успехом своего плана, Демедий беспокоился всю ночь только об одном: что сделает русский послушник? Сергий инстинктивно понял, что ему не следовало обнаруживать своих чувств, и отвечал на взгляд Демедия так спокойно и хладнокровно, что последний растерялся.

— Ну, — сказал Демедий, обращаясь к игумену, — я пойду и помогу в розысках. Награды назначены такие, что я не прочь заслужить одну из них.

С большим усилием сохранил Сергий свое хладнокровие при Демедии. Удалившись в свою келью, он стал с ужасом размышлять о судьбе бедной Лаели. В ушах его как бы раздавался ее голос, звавший его на помощь, и он невольно отвечал: «Я слышу, но где ты?»

Услышав церковный колокол, он поспешил в церковь, но и там в ушах его звучал жалобный зов Лаели.

По окончании церковной службы он вышел на площадь, чтобы принять участие в общих поисках.

На улицах он всюду слышал только один вопрос:

— Ну, что, нашли ее?

В сущности, он не обращал внимания ни на кого и шел прямо, сам не зная куда. У него не было никакого определенного плана, и он сознавал только одно, что сердце его надломлено, что все его существо обуреваемо страшным желанием отыскать молодую девушку и отомстить злодею за похищение.

Он не понимал, что им руководило новое для него чувство любви, что оно незаметно подкралось и овладело им.

Машинально он прошел через ипподром, миновал святую Софию и отправился через ворота святого Иулиана на городскую стену, где остановился только у скамьи, на которой он подслушал рассказ Демедия о преступлениях в императорской цистерне.

Долго сидел он на этой скамье, припоминая все, что говорил юный грек, и теперь эти слова получили для него новый страшный смысл. Он теперь был уверен, что Лаель была сокрыта в императорской цистерне и что виновником ее похищения был Демедий. Он хотел отправиться к князю Индии, но, поразмыслив, захотел сам убедиться в том, что императорская цистерна могла играть ту роль, которую он ей приписывал. Он невольно стал думать о последствиях своего поступка. Если он станет уличать Демедия в преступлении, то, очевидно, игумен с монахами восстанет против него и примет сторону Демедия. Как было ему, молодому чужестранцу, без всяких связей, вести борьбу с могущественным братством, имевшим громадную силу при дворе? Но эти мысли нисколько не охладили его пыла, и он прямо отправился к императорской цистерне.

Там он увидал сторожа, сидевшего у открытой двери. На первый взгляд он показался ему приятным человеком.

— Я приезжий в Константинополе, — сказал Сергий, подходя к нему. — Могу я осмотреть цистерну, она, кажется, открыта для публики?

— Да, ты можешь осмотреть ее. Вон дверь в конце коридора, она ведет во внутренний двор. Но если ты не найдешь спуска, то позови меня.

Сергий положил несколько маленьких монет в руку сторожа.

Двор был вымощен римским желтым кирпичом и не отличался большим пространством. Посредине его был огороженный овал, означавший вход в цистерну. Ничто не мешало свету падать с голубого неба во двор, за исключением одного угла, где возвышался маленький навес, под которым стоял паланкин с жердями, прислоненными к стене. Сергий взглянул на паланкин и его жерди, а затем обратил внимание на четыре ступени, опускавшиеся к платформе в три или четыре квадратных фута. Он сошел на эту платформу и убедился, что вся лестница находилась в восточной стене цистерны. Уже темнело, и он ощупью опустился еще на четырнадцать ступеней до другой площадки, одинаковой ширины с первой, но имевшей десять футов длины и несколько залитой водой. Он не мог идти далее и потому стал внимательно озираться по сторонам. Хотя он не мог многого рассмотреть из-за темноты, но простиравшаяся перед ним водяная поверхность, терявшаяся по краям во мраке, производила сильное впечатление своей безграничностью. На расстоянии двух футов и с таким же промежутком возвышались два гигантских устоя, за ними виднелись другие устои, но как бы в тумане. Внизу ничто не останавливало взгляда. Подняв глаза вверх, он в темноте с трудом мог разобрать кирпичный свод, опиравшийся на коринфские капители ближайших устоев, и он понял, что крыша цистерны состояла из бесконечной системы отдельных маленьких сводов.

Но как ему, стоя на платформе в восточном углу резервуара, было определить его ширину, глубину и длину. Нагнув голову, он устремил свой взгляд в простиравшийся перед ним мрак, надеясь увидеть противоположную стену, но это ему не удалось: он видел только одну стену, бесконечную, непроницаемую. Он глубоко втянул в себя воздух и убедился, что он был хотя и сырой, но очень мягкий. Он стукнул ногой изо всей силы, и удар откликнулся только наверху свода. Он громко крикнул:

— Лаель! Лаель!

Ответа не было, хотя в этом крике он вылил всю свою душу. Тогда он решил далее не пытаться разгадать тайны этого древнего сооружения и промолвил про себя, качая головой:

«Это возможно, совершенно возможно. Тут может быть дом на плоту, а в доме она. Да поможет ей Господь. Нет, да поможет мне Господь отыскать ее, если только она здесь».

Выходя во двор, он снова взглянул на паланкин, стоявший под навесом.

— Благодарю тебя, — сказал он, подходя к сторожу. — Давно построили эту цистерну?

— Константин начал ее постройку, а Юстиниан окончил.

— А что, ею пользуются?

— Да, черпают воду ведрами, опуская их через отверстие в сводах.

— А велика она?

Сторож засмеялся и отвечал:

— Я никогда не обследовал ее вполне, да, вероятно, и никто другой не занимался этим делом. Говорят, в ней тысяча устоев и источник ее небольшая речка. Рассказывают также, что многие опускались туда с лодками и никогда не возвращались на свет Божий. Еще существуют легенды о водяных, живущих в глубине этой цистерны, но я ничего об этом не знаю.

Сергий кивнул головой и быстро удалился.

XXII. Обращение князя Индии

Всю ночь Сиама не отходил от двери комнаты своего господина и внимательно прислушивался к его шагам, которые ни на минуту не останавливались.

Наконец настал следующий день. Уель хорошо выспался и, встав рано, пошел на рынок, откуда послал к князю Индии всех свободных писцов.

Вскоре весь город покрылся новыми объявлениями: