Битва за Кремль - Михаил Логинов

Столбов помотал головой:

— Мог бы обмануть, я б его не привозил. Свободные деньги у него есть, да и партнеры по бизнесу ему откроют кредитную линию. Совсем на дно он не ляжет — замашки не те, а за границей ему придется бизнес начинать с нуля. Проще здесь расплатиться.

Кортеж полпреда сделал остановку возле Четряковского реликтового озера, не очень известного, малодоступного и потому чистого шедевра природы.

Зеркальная чаша в обрамлении пружинистого белого мха, редкие корабельные сосны. В этой волшебной низине даже запах гари почти не ощущался.

Команда полпреда разбрелась по берегу. Столбов и Татьяна сидели на поваленной сосне, метрах в двадцати от берега и на таком же расстоянии от гуляющих спутников.

— Михаил Викторович, — после некоторого молчания спросила Таня, взвешивая в ладонях добротные свежие сосновые шишки, — спасибо за очередное путешествие с очередным приключением. А теперь…

— А теперь, — хитро прищурился Столбов, — очередной каверзный вопрос. Я прав?

— Как всегда. Ответьте, какой смысл в этих «рейдах справедливости»? Термин не мой, один парнишка в своем блоге сказал. Я понимаю, выхлоп от этого изрядный.

Столбов удивленно сдвинул брови, и Таня пояснила:

— Так пиарщики говорят. Можно сказать, эхо или резонанс. В газетах, особенно местных, об этом статьи в Инете стало главной темой. Вы о себе напоминать хотите постоянно?

— Не без этого, — так же лукаво улыбнулся Столбов. Он разулся, шевелил босыми пальцами по травянистому песку, иногда откидывался назад, разминая пресс. — Но показуха — не главное. Я повторяю эксперимент, успешно проделанный в Зимовце.

— Проверка низового административного аппарата на работоспособность? — улыбнулась Татьяна.

— Именно. Только там эксперимент шел восемь лет, а здесь — два месяца.

— И результаты? — с искренним интересом спросила Татьяна, продолжавшая кастинг шишек.

— Хорошие, — ответил Столбов, не прерывая импровизированную гимнастику. — Методика одна и та же. На территорию заезжают мои ребята и находят вменяемые местные кадры. Сначала местные работнички смотрят волком. А потом сами не замечают, как включаются в процесс. Даже вгрызаются. Особенно молодняк.

— Молодняк?

— Да, он самый. Старым, кроме трудоголиков-коммунистов, ничего не нужно. Но таких мало. А молодежь — с зубками. Главное, показать нужное направление. Сколько раз читал, что сейчас молодняк идет не в коммерсы, а во власть. Раньше мечтали стать банкиром — теперь чиновником. Ясное дело: проще пилить, чем зарабатывать. Но когда им предлагают поработать, решить реальную проблему, а не переписать бумажку или подсуетиться перед выборами на результат, вот тогда они проявляют лучшие качества. И, кстати, тупой молодняк в чиновники не идет — он спивается или ширяется.

Татьяна решила повторить столбовскую гимнастику и тоже откинулась назад, чуть не коснулась кочек затылком. Сместилась, чуть не съехала с бревна, с трудом удержалась, зато выронила все шишки, кроме самой крупной.

— Фитнесом займусь, — чуть ли не виновато сказала она. — А дальше-то как, Михаил Викторович? Думаете, пригодятся ваши наработки? Или вы так, из любви к искусству?

Столбов пожал плечами:

— Фиг его знает, Танюша. Может, пригодятся, может, нет. Зимовецкие наработки, как видишь, пригодились.

Опять откинулся назад, задержался на несколько секунд, вернулся, подняв все потерянные Таней шишки. Замер, прищурился. Татьяне показалось, будто она на миг взяла его глаза и точно видит, на что уставился полпред: белая плешь на боку раскидистой сосны.

Таня даже обрадовалась, когда поняла, что права: Столбов почти без замаха метнул шишку в белесую мишень.

— Зато теперь я знаю другое, — медленно сказал полпред, как и полагается говорить человеку, занятому важным делом. — Если меня выберут президентом…

Шишка попала в верхний край мишени, но все равно в белое поле. Столбов сощурился еще резче: он хотел поразить цель каждым выстрелом.

— Так вот, если меня выберут президентом, можно действующий чиновничий аппарат не разгонять. Внятно объяснить, что большой дерибан закончился — работать надо, а не пилить. (Третья шишка стукнулась в центр проплешины.) Конечно, сократить половину, но костяк — оставить. Костяк существует и работать умеет. Вот так!

Четвертый и последний снаряд отскочил от мишени. Таня хотела хлопнуть в ладоши, но вспомнила, что самая крупная шишка по-прежнему у нее в руках. Поэтому она просто взяла ее и поставила на полпредовское темечко.

Столбов на миг изумленно глядел на нее. Первый раз в его глазах Таня увидела что-то вроде искреннего удивления.

«С ним же лет десять, верно, никто так не шутил», — подумала она.

Потом полпред кивнул головой, и шишка свалилась ему в ладонь.

— Рановато ты меня коронуешь, — проговорил полпред.

— Так это не царский венец, — возразила Таня, — а приз победителю стрелкового соревнования.

— Да, — с наигранной растерянностью произнес Столбов, — а я-то думал: где контрольный пятый снаряд?

Говорил медленно, движение правой руки было еще медленнее, но Татьяну оно не обмануло. Она пригнулась, при этом свалившись с бревна. Зато шишка, направленная ей в голову, по касательной, щадящей траектории, пролетела мимо.

Она так и лежала, разглядывая безупречное синее небо над головой. Еще видела полпреда, вставшего с бревна с невинным видом и даже показавшего на деревья — вот откуда прилетела!

Потом Столбов шагнул к ней, протягивая руку. Но Таня вскочила сама, сжимая в кулаке шишку, прицеливаясь. Столбов, почти не глядя назад, прыгнул через ствол, пригнулся. И начал «качать маятник», а проще выражаясь, скакать и вертеться, сбивая глаз стрелку.

«Он чуток мальчишка, как все нормальные мужики», — улыбнулась Татьяна, продолжая целиться.

Наконец Столбов замер, превратившись в неподвижную мишень. Таня кинула. Не со всей силы, зато быстро. Полпред стоял, казалось, как жертва обреченная. Но внезапно выкинул руку, перехватил шишку, да так резко взмахнул, что Таня, не очень то верящая в психосоматику, ойкнула, почти ощутив удар по подбородку. Впрочем, псевдоболь сразу прошла, едва она увидела, что шишка по-прежнему в руке ухмыляющегося Столбова. А тот подчеркнуто галантно поклонился и протянул ее метательный снаряд, так и не ставший венцом.

Несмотря на смех и смущения, Татьяна заметила, как кое-кто из свиты, к примеру, Очкарик, смотрит на них с легким удивлением. «Верно, не привыкли, чтобы Михаил Викторович так забавлялся», — подумала она.

— Эх, здесь бы на ночь, с палаткой, — искренне вздохнул Столбов, отряхивая брюки. — Ладно. По коням, хлопцы!

Сунул два пальца в рот, молодецки свистнул, кто-то из шоферов дал длинный гудок — и полпредская свита потянулась к машинам.

Таня задержалась на несколько секунд, жадно вдыхая сосновый воздух. Уже через час не вздохнешь, не откроешь фортку машины. А уж как въедем в Питер, пожалеешь, что нет акваланга — надеть в салоне, да так и выйти, и поскорее в квартиру, к кондиционеру. Дым, будь он неладен. Остаться бы здесь, с палаткой, на ночь. И хорошо бы вдвоем.

Белые ночи в Питере подходили к завершению. Обычно в эти дни середины лета, когда начинаются массовые московские отпуска, туристов на невских набережных прибывает. Но нынче мосты над Невой поднимались-опускались с минимумом свидетелей, как в сентябре.

Виной был тот же смог, окончательно заполонивший город. Во вторую половину июня он перестал быть продуктом машинного засилья. Стоило хоть чуть-чуть потянуть носом, чтобы понять: загорелись торфяники, и в Питер потянулся дым. Горели они повсюду, но особенно доставалось северным районам города: слабый ветерок, не способный притянуть дождевые облака, нагонял дым с Карельского перешейка.

По неофициальному противопожарному календарю, такая напасть начиналась с июля. Поэтому областное МЧС зашевелилось не раньше, чем болотные пожары создали несколько фронтов наступления и распространялись, поджигая сосняки. Траншейные экскаваторы создавали рвы, цистерны заливали водой торфяники. Каждый вечер на карте оперативного штаба отмечались побежденные возгорания. Каждое утро воздушная разведка сообщала о новых очагах. И на самый простой подсчет, их было больше, чем удалось победить.

Труд лесного пожарного был и благороден, и неблагодарен. Горожане смотрели в потемневшее небо, принюхивались и приходили к всеобщему выводу, что пожары никто не тушит вообще.

Торжественный прием в честь Дня независимости проходил в цокольном этаже американского консульства. Завсегдатаи события, привыкшие к залам повыше, шутили: не лучше ли было собраться в бункере, если такой есть?

Шутка была в кассу. Хотя помещение считалось убежищем на случай химической атаки, от доставшей всех гари не удавалось отдохнуть и здесь. То ли она находила ходы и щели, то ли проникала на одежде гостей. Завладела она и разговорами, вытеснив политику международную и внутреннюю. Амплитуда дискуссии качалась от оптимизма, мол, в таком-то году было примерно так, до откровенного алармизма: мол, сейчас безветрие, а подует ветерок с горящих торфяников на Питер, вот тогда — катастрофа.