О Викторе Драгунском. Жизнь, творчество, воспоминания друзей - Алла Васильевна Драгунская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зина, солнышко, — крикнул он в коридор, — ты смотри же, завтра пойдешь в молочную, так не забудь Елене Сергеевне кефиру захватить. Вы ведь кефир пьете по утрам?
— Да, кефир, — сказала Елена Сергеевна.
— А хлеб какой предпочитаете? Круглый, рижский, заварной?
— Ну, что вы, — сказала Елена Сергеевна, — я сама!
— Ничего, — строго сказал Мордатенков и снова крикнул в коридор: — Зинулик, и хлеба! Какой Елена Сергеевна любит, такой и возьмешь! И когда придешь, золотко, постираешь ей, что нужно…
— Ох, что вы! — замахала руками Елена Сергеевна и, не в силах больше сдерживаться, побежала к себе. Там она сдернула со стены полотенце и прижала его ко рту, чтобы заглушить смех.
— Сила искусства! — шептала Елена Сергеевна, смеясь и задыхаясь. — О, волшебная сила искусства!
ИЗ «ДЕНИСКИНЫХ РАССКАЗОВ»
Рыцари
Когда репетиция хора мальчиков окончилась, учитель пения Борис Сергеевич сказал:
— Ну-ка, расскажите, кто из вас что подарил маме на Восьмое марта? Ну-ка, ты, Денис, докладывай.
Я сказал:
— Я маме на Восьмое марта подарил подушечку для иголок. Красивую. На лягушку похожа. Три дня шил, все пальцы исколол. Я две такие сшил.
А Мишка добавил:
— Мы все по две сшили. Одну — маме, а другую — Раисе Ивановне.
— Это почему же все? — спросил Борис Сергеевич. — Вы что, так сговорились, чтобы всем шить одно и то же?
— Да нет, — сказал Валерка, — это у нас в кружке «Умелые руки» мы подушечки проходим. Сперва проходили чертиков, а теперь подушечки.
— Каких еще чертиков? — удивился Борис Сергеевич.
Я сказал:
— Пластилиновых! Наши руководители, Володя и Толя из восьмого класса, полгода с нами чертиков проходили. Как придут, так сейчас: «Лепите чертиков». Ну, мы лепим, а они в шахматы играют.
— С ума сойти, — сказал Борис Сергеевич. — Подушечки! Придется разобраться! Стойте! — И он вдруг весело рассмеялся. — А сколько у вас мальчишек в первом «В»?
— Пятнадцать, — сказал Мишка, — а девчонок двадцать пять.
Тут Борис Сергеевич прямо покатился от смеха.
А я сказал:
— У нас в стране вообще женского населения больше, чем мужского.
Борис Сергеевич отмахнулся от меня:
— Я не про то. Просто интересно посмотреть, как Раиса Ивановна получает пятнадцать подушечек в подарок! Ну ладно, слушайте: кто из вас собирается поздравить своих мам с Первым маем?
Тут пришла наша очередь смеяться. Я сказал:
— Вы, Борис Сергеевич, наверное, шутите?
— Не шучу. Поздравлять мам надо с каждым праздником, и это будет по-рыцарски. Ну, кто знает, кто такой рыцарь?
Я сказал:
— Он на лошади и в железном костюме.
Борис Сергеевич кивнул:
— Да, так было давно. И вы, когда подрастете, прочтете много книжек про рыцарей. Но и сейчас, если про кого говорят, что он рыцарь, то имеют в виду благородного, самоотверженного, великодушного человека. И я думаю, что каждый из вас должен обязательно быть рыцарем. Поднимите руки, кто здесь рыцарь?
Мы все подняли руки.
— Я так и знал, — сказал Борис Сергеевич, — молодцы!
И мы пошли по домам. А по дороге Мишка сказал:
— Я маме конфет куплю, у меня деньги есть.
Пришел я домой, а дома никого нету. И меня досада взяла. А тут прибежал Мишка, в руках у него уже нарядная коробочка с надписью: «Первое мая».
Мишка говорит:
— Готово, теперь я рыцарь. А ты что сидишь?
— Мишка, ты рыцарь? — сказал я.
— Рыцарь, — говорит Мишка.
— Тогда дай взаймы.
Мишка огорчился.
— Я все истратил до копейки.
— Что же делать?
— Поискать, — говорит Мишка. — Может, куда завалилась хоть одна монетка, давай поищем.
И мы всю комнату облазили: и за диваном, и под шкафом смотрели, и я все туфли мамины перетряхнул и даже в пудре у нее пальцем поковырял. Нету нигде.
И вдруг Мишка раскрыл буфет:
— Стой, а это что такое?
— Где? — говорю я. — Ах это… это бутылки. Ты что, не видишь? Здесь два вина: в одной бутылке черное, а в другой— желтое. Это для гостей, к нам завтра гости придут.
Мишка говорит:
— Эх, пришли бы ваши гости вчера, и были бы у тебя деньги.
— Это как?
— А бутылки, — говорит Мишка, — да за пустые бутылки всегда деньги дают.
Я говорю:
— Что же ты раньше молчал? Сейчас мы это дело уладим! Давай банку из-под компота, вон на окне стоит.
Мишка протянул мне банку, а я открыл бутылку и вылил черновато-красное вино в банку.
— Правильно, — сказал Мишка, — что ему сделается…
— Ну, конечно, — сказал я. — А куда вторую?
— Да сюда же, — говорит Мишка, — не все равно? И это вино, и то вино.
— Ну да, — сказал я. — Если бы одно было вино, а другое — керосин, тогда нельзя, а так, пожалуйста, еще лучше. Держи банку. И мы вылили туда и вторую бутылку.
Я сказал:
— Ставь ее на окно! Так. Прикрой блюдечком, а теперь бежим! И мы припустились. За эти две бутылки нам дали двадцать четыре копейки. И я купил маме конфет. Мне еще две копейки сдачи дали. Я пришел домой веселый, потому что я стал рыцарем, и, как только мама с папой пришли, я сказал:
— Мам, я теперь рыцарь. Нас Борис Сергеевич научил!
Мама сказала:
— Ну-ка расскажи!
Я рассказал, что завтра я маме сделаю сюрприз.
Мама сказала:
— А где же ты деньги достал?
А я сказал:
— Я, мам, пустую посуду сдал. Вот две копейки сдачи.
Тут папа сказал:
— Молодец! Давай-ка мне две копейки на автомат! Мы сели обедать. Потом папа откинулся на спинку стула и улыбнулся:
— Компотику бы.
— Извини, я сегодня не успела, — сказала мама.
Но папа подмигнул мне:
— А это что? Я давно уже заметил.
И он подошел к окну, снял блюдечко и хлебнул прямо из банки. Что тут было!
Он закричал не своим голосом:
— Что это такое? Что это за отрава?!
Я сказал:
— Папа, не пугайся. Это не отрава. Это два твоих вина!
— Каких два вина?! — закричал он громче прежнего.
— Черное и желтое, — сказал я, — что стояли в буфете. Ты, главное, не пугайся.
Папа распахнул дверцу буфета. Потом он заморгал глазами. Он смотрел на меня с таким удивлением, как будто я был не обыкновенный мальчик, а какой-нибудь синенький или в крапинку.
Я сказал:
— Ты что, папа, удивляешься? Я слил твоих два вина в банку, а то где бы я взял пустую посуду?
Мама вскрикнула:
— Ой!
И упала на диван. Она стала смеяться, да так сильно, что я думал, ей станет плохо. Я ничего не мог понять,
