Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни - Дипак Чопра

16. Бытие и блаженство

Санджив

Через две недели после того, как Дипак и Рита познакомились с трансцендентальной медитацией, они примчались к нам домой в Ньютон с рассказом, что это самое прекрасное занятие на свете. Я слушал с сильнейшим скептицизмом. Мой брат с детства был крайне любознательным и увлекающимся, и если его что-то интересовало, он разбирался во всем до конца. Заняться медитацией его убедила Рита, она сама так сказала, однако присоединилась она к нему только потому, что иначе он прожужжал бы ей о медитации все уши. Выхода у нее не было: либо изучить медитацию самой, либо слушать о ней круглые сутки. Мы посмеялись — конечно, это была истинная правда.

Амите трансцендентальная медитация сразу понравилась. Моя жена с детства отличалась высокой духовностью. Ее отец, человек сугубо практической складки, инженер, каждое утро на заре садился в позу лотоса на замшевый коврик и медитировал. Воскресными вечерами родители водили Амиту в миссию Рамакришны — международного духовного движения, чья цель — помогать людям, — а там они слушали, как монахи рассказывают о ведах, древних индуистских священных писаниях, и Амита сидела в зале для медитации перед мраморной статуей Рамакришны, пыталась повторить его позу и обрести душевный покой, который столь очевидно читался на его прекрасном лице. Позднее Амита поняла, что ей был очень нужен какой-то духовный опыт.

В одиннадцать лет Амита пришла к отцу и объявила, что хочет пойти в ашрам последователей Парамахансы Йогананды — одного из ученых духовных учителей, которые первыми знакомили американцев с индуизмом. Амита даже обстригла длинные струящиеся волосы — между прочим, не каждая девочка пойдет на такое, — и тем самым показала, что относится к избранному призванию очень серьезно. Отец понял ее чувства и отвел ее на собрание в ашраме. Там ей сказали, что она еще очень мала, но когда вырастет и выучится, ее примут с радостью, если она, конечно, не передумает.

На следующий год, когда Амите было всего двенадцать лет, ее отец скоропостижно скончался от обширного инфаркта. После этого Амита пыталась самостоятельно научиться медитации, управлять дыханием, как это делали монахи на ее глазах. И иногда ей без посторонней помощи удавалось достичь несколько измененного состояния сознания. Но затем на первое место в ее жизни вышла учеба и общение со сверстниками, и Амита отказалась от духовных исканий. Поэтому, когда Дипак с Ритой пришли к нам, сверкая глазами от восторга, Амита сразу встала на их сторону.

А я — нет. К этому времени я уже американизировался, насколько это вообще было возможно для иммигранта из Индии. Карьера моя продвигалась очень быстро, у моей семьи был уютный дом в престижном пригороде, я выучился прилично играть в теннис. И не желал иметь с медитацией ничего общего. Мне казалось, что медитация — это для монахов в шафрановых одеяниях: пусть себе стучат в барабаны, распевают гимны, а то еще, чего доброго, и подаяния просят. Нет уж, спасибо, я такого и в Индии насмотрелся, и мне всегда казалось, что это какое-то надувательство — эти люди торгуют духовностью за горстку долларов, как иные мошенники обещают чудесное исцеление от всех болезней. Подобными материями Дипак всегда интересовался куда больше, чем я. Мне нравилась жизнь такой, какая она есть, я не видел никакой необходимости ее менять. Так что когда Амита сообщила, что хочет этому научиться, я сказал — да пожалуйста, на здоровье. Тебе, наверное, понравится. А мне что-то не хочется.

На самом деле у меня было три вполне конкретные причины не стремиться начать медитировать. Во-первых, я работал гастроэнтерологом, а когда я входил в рентгенкабинет посмотреть на снимки, там всегда сидели два рентгенолога и смолили свои трубки. Я доставал свою, и мы начинали разглядывать снимки пациентов гастроэнтерологического отделения. Но сначала мы обязательно обсуждали разные сорта табака. Еще я любил иногда выпить капельку виски, чтобы расслабиться, и не собирался отказываться ни от трубки, ни от спиртного.

Во-вторых, я был заместителем главврача в госпитале для ветеранов в Вест-Роксбери и мне довольно часто приходилось делать внушения интернам и ординаторам. А я видел, что от медитации люди становятся очень мягкосердечными, и не мог себе такого позволить. Ведь каждый день речь шла о жизни и смерти.

А в‑третьих, физическую нагрузку и душевное расслабление мне обеспечивал теннис. И мне было совершенно некстати, если духовная жизнь притупит во мне дух соперничества. Мне совсем не хотелось аплодировать противнику за удачный удар. Я был непримирим и желал выигрывать все матчи до единого.

Амита пошла на занятия без меня. Через месяц в ней стали заметны значительные перемены; она постоянно улыбалась, и в этом, по сути дела, не было ничего необычного, однако улыбка стала гораздо умиротвореннее и красивее. И, признаться, меня несколько раздражало, что теперь каждый вечер ужин задерживался минут на двадцать, поскольку Амите надо было сначала помедитировать. Она не пыталась уговорить меня присоединиться к ней, однако моя решимость была поколеблена.

Как-то раз субботним утром, примерно через месяц после начала занятий, Амита собралась в Центр транцсендентальной медитации на консультацию, и я вызвался подвезти ее на машине.

– Я тебя подброшу, но в центр с тобой не пойду, — предупредил я. — Подожду тебя в машине, почитаю книжку про теннис.

А пока я ее ждал, в окно машины постучал какой-то человек и представился — Тед Вейсман. Имя было мне знакомо.

– Вы — инструктор, который учит моего брата?

Я пригласил его сесть на пассажирское сиденье. Было немного неловко: я не знал, о чем нам говорить. Вот и попросил рассказать мне немного о трансцендентальной медитации. Тед изложил мне основы, и я решил поделиться с ним тем, какие три причины удерживают меня от этого занятия.

– Во-первых, — сказал Тед, — что касается алкоголя и курения: наших учеников мы просим только об одном — не приходить на первое занятие по трансцендентальной медитации навеселе или под воздействием наркотиков. Во-вторых, на работе вы, скорее всего, будете вести себя даже решительнее, просто ощутите больше внутренней силы и спокойствия. Не будете терять терпения. А в‑третьих… — Он умолк, потом извинился, выскочил из машины, а вскоре вернулся и вручил мне брошюру под названием «Программы по трансцендентальной медитации для спортсменов. Совершенство в действии», где были отзывы многих спортсменов, в том числе знаменитого бейсболиста Уилли Старджелла, великого футболиста Джо Намата и какого-то олимпийского чемпиона по прыжкам в воду. Все они разными словами говорили одно и то же — что трансцендентальная медитация, в сущности, помогла им лучше сосредотачиваться и заметно укрепила спортивный дух соперничества.

– Не могу гарантировать, что вы обязательно выиграете ближайший турнир, — сказал мен Вейсман. — Но обещаю, что вам будет гораздо легче пережить поражение.

В общем, он прямо на месте, на пассажирском сиденье «БМВ» прочитал мне вводную лекцию по трансцендентальной медитации.

– Все это очень заманчиво, — сказал я. — Запишите меня, пожалуйста.

И в ближайшие выходные познакомился с трансцендентальной медитацией. На деле это оказалось совсем не так, как я думал. Мне совершенно не захотелось облачиться в шафрановый балахон и распевать молитвы. Нет — просто через несколько дней я поймал себя на том, что меня больше не тянет курить трубку. И понял, что изжога, которая меня мучила, была вызвана именно курением, а теперь можно больше не принимать антациды.

Как-то раз я остановился на перекрестке и случайно покосился на водителя в соседней машине, а тот мне улыбнулся. «Странно, — подумал я. — С чего это он мне улыбается?» А на групповом занятии мой соученик, тоже новичок в медитации, сообщил мне, что у меня на лице теперь вечная улыбка в тридцать два зуба — видимо, водитель соседней машины просто ответил мне.

Я начал регулярно медитировать — дважды в день по пятнадцать-двадцать минут. И нравился мне не только процесс, но и результат. Я-то опасался, как бы медитация не вытеснила из моей жизни все остальное, а на деле она просто придавала мне сил и радости и помогала выполнять повседневные дела. Это меня прямо перевернуло. Я обнаружил, что на работе у меня стало больше желания искать творческий подход, что мне гораздо лучше думается. Карьера моя стремительно пошла в гору. Дипак открыл частную практику, а мне очень нравилось работать в учебной больнице. По большей части никто не обращал внимания, что мы иммигранты из Индии. Единственное осложнение, которое мне припоминается, — это когда в газете «Бостон Глоуб» вдруг напечатали статью с критикой врачей, которые учились за границей, а затем получили лицензию на работу в США. Тон статьи предполагал, что врачи, закончившие институты не в Америке, хуже, чем врачи, получившие дипломы американских университетов. Поскольку жизнь изо дня в день демонстрировала мне прямо противоположное, я посчитал, что журналист просто основательно сглупил. А Дипак пришел в ярость и написал длинное гневное письмо с возражениями против этой статьи и доказательствами, что все это сплошные домыслы. В ответ «Глоуб» взяла у него интервью и напечатала его фотографию на первой странице. На Дипака обрушился шквал звонков врачей-иммигрантов с благодарностью и поддержкой — им было приятно, что он за них вступился: в пределах каждой иммигрантской общины бытует невысказанный страх привлечь к себе слишком много внимания: вдруг коренные жители начнут протестовать против нашего присутствия? Однако гораздо больше Дипаку звонили доктора-американцы, которые были недовольны, что он поведал общественности о некоторых трениях между врачами с американскими и заграничными дипломами. Коллеги не хотели, чтобы об этой напряженности стало известно за пределами мира медицины.