Михаэль Шумахер – номер один - Джеймс Аллен

После квалификации днем в субботу Михаэль с Ральфом улетели обратно в Кельн. Они вернулись на следующее утро, и Михаэль, пытаясь скрыть эмоции, вышел на трассу и выиграл гонку. На подиуме он не мог сдержать слез и, когда играл немецкий гимн, смотрел в небо. Это было очень личное горе, эмоции такого рода Михаэль всегда старался не показывать. Братья находились рядом с матерью всю неделю, и ее смерть не была шокирующе внезапной, как казалось в тот день публике. Они попрощались с ней перед тем, как улетели в Имолу. Тем не менее те, кто хорошо знал Михаэля и тесно с ним работал, утверждают, что немец был в состоянии нервного срыва весь уик-энд. Сабина Кем говорит:

«Он был очень немногословен, даже сух в тот уик-энд. Он делал то, что от него требовалось, и ничего больше. Перед субботой, когда он не вел машину и не участвовал в обсуждениях, он все время звонил в больницу. Когда он вернулся утром в воскресенье, все видели, как ему тяжело. Но ни разу не поднимался вопрос, что он не сядет за руль.

Элизабет вырастила своих детей на картодроме, она была частью всего этого, и было бы странно, если бы Михаэль не вышел на старт гонки. Братья чувствовали, что они обязаны это сделать, жизнь должна продолжаться. А для Михаэля кокпит был единственным местом, где он мог побыть наедине с самим собой. Это его среда. Он действительно хотел сесть в машину. Проблемой для него было выйти из мо-торхоума. Он просто не хотел выходить и плакать перед всеми этими людьми. Поэтому он оставался в своей комнате с Коринной».

Комната Шумахера в моторхоуме Ferrari была совсем крошечной. В ней стоял массажный стол, стул без спинки и маленький приставной столик. На стене два плоских телевизора. Это был его второй дом, там он мог укрыться от вспышек фотокамер.

Он победил в той гонке, и у него не было возможности избежать церемонии награждения, поэтому ему пришлось выйти на подиум и позволить зрителям во всем мире увидеть его горе. Это был один из самых сложных моментов в его жизни.

Элизабет разошлась с Рольфом в 1997 году. Рольф нашел себе другую женщину, Барбару, с которой периодически приезжал на гонки – один-два раза в год. Элизабет жила одна в старом доме на картодроме в Керпене. В этом доме она вырастила своих детей, но налицо были перемены в финансовом положении семьи – ворота, система защиты, камеры и сторожевые собаки. Элизабет редко видели на публике, и она почти не говорила с журналистами, но в июне 2001 года она снизошла до интервью популярному немецкому журналу Bunte, через два дня после Гран-при Канады, когда Ральф и Михаэль вошли в историю как два брата, занявшие первое и второе места на подиуме. Она сказала, что не видится со своими внуками так часто, как ей бы хотелось, потому что боится летать, но «Михаэль регулярно присылает фотографии». Она так и не поговорила с сыновьями после того уик-энда.

«Я смотрю все гонки. Тогда я была одна. Подруга позвонила мне пожаловаться, потому что она поставила на Михаэля, а выиграл Ральф. Я сразу поняла, что он быстрее Михаэля. Но тот никого не пропускает.

Я никогда не беспокоюсь из-за того, что они гоняются. Оба знают, что делают. Я уверена, что они не станут лишний раз подвергать друг друга опасности. Иногда я плачу от радости после очередной победы – но только когда я одна. Я всегда надеюсь, что они будут целы и здоровы. Оба моих сына не хотят сдаваться и уходить из спорта, особенно Михаэль – он такой амбициозный».

Во время того интервью немецкая пресса была взволнована предстоящим бракосочетанием Ральфа и Коры в Зальцбурге, неподалеку от места, где живет Ральф. Комментарий его матери – это, вероятно, самая любопытная часть интервью.

«Никто не говорил со мной о браке. Я знаю об этом только из газет и телевидения. Я смотрю все программы, слушаю, что говорят Михаэль и Ральф. Ральф, без сомнения, скажет мне об этом в подходящее время».

На вопрос, грустно ли ей, что она видится со своими мальчиками так редко, она сказала: «У них много дел. Гонки, подготовка, встречи. Мы говорим по телефону».

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Херес и немилость судьбы

Я считаю, что, если вы спортсмен такого высокого уровня и оказываетесь в условиях столь жесткого прессинга, вам иногда приходится поступать подобным образом – иначе вы просто не добьетесь успеха. А чтобы быть гонщиком Формулы-1, не говоря уж о чемпионе мира, необходимо быть бескомпромиссным и целеустремленным.

Это очень опасная и тяжелая работа.

В начале сезона-1997 Ferrari не питала каких-то особенных иллюзий. Задачей Шумахера было «выиграть больше гонок, чем в прошлом году». Президент Ferrari Лука ди Монтедземо-ло заявил, что команда поборется за титул, только, дай бог, в 1998 году. Но в результате она превзошла все ожидания, и Шумахер приехал на заключительную гонку сезона, опережая по очкам своего соперника – гонщика Williams-Renault Жака Вильнева.

Машина, на которой выступал Шумахер в 1997 году, была спроектирована Джоном Барнардом в Англии. Ему на смену пришли Росс Браун и Рори Берн, которые переехали в Италию, чтобы осуществлять непрерывный контроль над техническими аспектами работы. Браун планировал собрать всех сотрудников под одной крышей в Маранелло и начал трудоемкий процесс по поиску талантливых инженеров для каждого отдела. Вначале ему пришлось пригласить экспертов из Англии, так как стандарты технической базы в Италии существенно снизились. Отдела трансмиссии, к примеру, практически не существовало. План Брауна состоял в том, чтобы обучить молодых итальянских инженеров и вернуть им уверенность в том, что «сделанным в Италии» можно гордиться.

В предыдущие годы конструкторский отдел в Англии и мотористы в Италии были настолько разобщенными, что в работе над общей концепцией болида допускались серьезные ошибки. Браун воссоединил два подразделения и подчинил своему генеральному плану. Результатом стало тотальное доминирование Ferrari с 2000 по 2005 год. В то время команда добилась почти безупречной надежности и периодически поднимала планку на высоту, практически недостижимую для соперников. Все это время итальянцы проходили процесс обучения на ключевые должности в конструкторском отделе, и этот процесс увенчался тем, что в начале 2007 года Росс Браун и главный конструктор Рори Берн передали бразды правления трем итальянским инженерам: Альдо Коста, Луке Баль-диссерри и Марио Альмондо. После десятилетней работы под руководством Брауна итальянцы сами стали управлять своей судьбой.

Браун установил в команде жесткую дисциплину, научил серьезно относиться к каждому аспекту гонок. Я неоднократно наблюдал, как Ferrari практикует пит-стопы на заходе солнца накануне Гран-при. Браун стоит с секундомером в руке – он не даст команду переходить к следующему этапу подготовки, пока все не будет сделано как надо. Эта дисциплина была жизненно необходима Шумахеру, но не наблюдалась в Ferrari в 1996 году. Как он остроумно подметил: «В Benetton, если практика должна была начаться в девять, кто-нибудь приходил за мной и тащил меня туда уже в пять. А в Ferrari еще оставалось время выпить по чашечке капучино».

В начале сезона-1997 Браун изучил болид Барнарда и задумчиво почесал затылок: «Машина Джона сильно отличается от того, с чем я привык работать; иное распределение веса, иная геометрия. Я не знаю, как он пришел к такому результату. Поэтому у нас много вопросов относительно некоторых аспектов болида». К счастью для Ferrari, очень многие их соперники не доработали машину в том сезоне. McLaren и Benetton были не в состоянии стабильно занимать первые позиции, a Williams, основной конкурент, совершал ошибку за ошибкой, которыми пользовались Шумахер и Ferrari. У Williams было огромное преимущество в скорости, начиная с Гран-при Австралии, но благодаря постоянной программе развития Ferrari быстро вышла на их уровень. Хотя тем фактом, что Шумахер включился в борьбу за чемпионский титул, итальянцы были обязаны самому гонщику, который показывал просто невероятные результаты. Он выиграл в дождливом Монако и Спа, в Канаде и Франции и в предпоследней гонке в Японии. И приехал в Херес, на одно очко опережая Вильнева в общем зачете.

События на Гран-при Европы в Хересе 1997 года в южной Испании были из области мистических совпадений. Я помню совершенно абсурдную квалификацию в субботу, когда Вильнев, Шумахер и Хайнц-Харальд Френтцен установили одно и то же время на круге – до тысячной секунды. Такого в истории не случалось никогда. Люди говорили, что это какая-то подстава, но как хронометражисты могут зафиксировать подобное? И зачем им это нужно? В любом случае у каждой команды есть своя система телеметрии, которая точно отслеживает продвижение машины по трассе. Если бы машина показала результат, отличный от того, что зафиксировали хронометражисты, все бы сразу об этом узнали. Вильнев оказался на поуле лишь благодаря тому, что установил время первым, затем Шумахер, затем Френтцен.