Тони Валентайн - Джеймс Суэйн

размеру камешка в кольце, эта дамочка пылает к вам, мистер, ненавистью нешуточной.

Приткнувшийся в углу Ник стыдливо понурился.

— И так вот всю жизнь, — прошептал он.

— Из этого следует, что виноват один из вас, — и Лонго снова оглядел каждого по очереди. — Кто-то из вас подстроил эту заваруху.

Детектив уставился на Андермана, а за ним и все остальные. Адвокат сидел на табуретке, которую специально для него притащили из кухни, шелковые брюки на коленях промокли от крови — падая, он здорово поранился. Андерман мрачно глянул на Лонго — судя по всему, он был растерян не менее остальных.

— Я к этому делу никакого отношения не имею, — ровным голосом ответил он.

Лонго взвыл, как раненый бык.

— А-а, значит, вы полагаете, что всю вину за эту историю я возьму на себя? Черта с два, придурок! Ты думаешь, что какой-то хитрый адвокатишко может меня провести? И от этого моя репутация пострадает? Ну нет, это теперь твоя проблема! Я тебя арестую!

— Вы с ума сошли. — И Андерман печально покачал головой.

— Это я с ума сошел? Взгляни в лицо фактам! Ты один знал, к чему все это идет! Нола — твоя клиентка!

— Я просто приехал сюда вместе со всеми, — неловко оправдывался Андерман.

Лонго злобно засмеялся:

— И ты считаешь, я не смогу договориться с каким-нибудь уголовником, чтобы он признался, что видел вас вместе с Фонтэйном?

— Такое признание ни одной проверки не выдержит.

— Ты получишь четыре года как минимум. И не в тюрьме штата, а в федеральной, по сравнению с которой наша — просто санаторий! А твоим соседом по камере будет тип весом в сто двадцать кило по имени Зайчик!

— Перестаньте! — огрызнулся Андерман. — Хватит глупости болтать.

— Хочешь позвонить своему адвокату?

Андерман было заколебался, но потом буркнул:

— Нет.

— Ах, вот как мы решили! — воскликнул Лонго игривым тоном. — Вот до чего мы додумались! Сделку захотели заключить.

— О чем это вы? О какой такой сделке?

— А о такой, которая вытащит тебя из тюрьмы.

Нижняя губа Андермана задрожала, но он взял себя в руки и произнес:

— Я вас внимательно слушаю.

— Вот тебе намек. Она наверняка с Фонтэйном.

— Но он — невидимка.

— Только для нас, — сказал Лонго.

— Что вы имеете в виду?

— Фонтэйн — уголовник. Ты имеешь дело с уголовниками. Поговори с ними, попроси их покрутиться и разнюхать. Кто-то да знает, где они прячутся.

— Хорошо, — сказал Андерман. — Пожалуй, я могу попробовать.

— Ты его найдешь?

— Попытаюсь.

— Этого недостаточно.

— Ладно. Найду.

— Значит, договорились?

Адвокат кивнул — казалось, он весь как-то сжался.

А у входа уже бесновались телевизионщики, их яркий фургон перегородил подъездную дорожку. Полицейских же машин, которых по рации вызвал Лонго, нигде видно не было.

Пока Лонго переругивался с репортерами, Валентайн выманил Хиггинса на кухню. Положив ему руку на плечо, Валентайн постарался утешить старого друга:

— Я такой идиотской полицейской операции еще никогда в жизни не видел.

— Да уж, Лонго определенно умом не блещет, — признал Хиггинс. — Как ты полагаешь, Андерман действительно в этом замешан?

— Да конечно же нет, — ответил Валентайн.

— Почему ты так в этом уверен?

— А зачем ему вся эта история? Он и так богат, как Крез. Нола и его подставила.

— Ты думаешь, это она организовала собственное похищение?

— Нет, это сделал Сонни. Правда, Нола все равно замешана. Должна быть замешана.

Хиггинс и Валентайн стояли в дверях и наблюдали за Лонго и Андерманом. Толстый лейтенант протянул руку, и адвокат послушно пожал ее, скрепив сделку.

— Вот сволочь, — сказал Валентайн.

— А ты никогда не выкручивал руки подозреваемому? — спросил Хиггинс.

Нет, такого он никогда не делал. А еще он никогда не лгал в суде под присягой, и взяток не брал, и мертвых не грабил. Поэтому по сегодняшним стандартам он мог считаться старомодным болваном, в чем он никогда не боялся признаться.

— Никогда, — ответил Валентайн.

— Значит, ты лучше меня, — сказал Хиггинс.

— Я не это имел в виду, Билл.

— Я знаю, что ты имел в виду. Подвезти тебя до города?

— Я поеду с Ником. Но все равно спасибо.

Валентайн сидел в «Кадиллаке» рядом с Ником, и раскаленный воздух из вентилятора дул им прямо в лица. Сердце у него колотилось так, что он решил проверить пульс по часам на приборной доске. Девяносто четыре удара в минуту. Вот почему полицейские уходят в отставку довольно молодыми: эта работа отнимает все здоровье. Нику тоже было не по себе, и всю дорогу он что-то бормотал себе под нос. Уайли, все еще облаченный в чужой халат, сидел сзади.

Валентайн мрачно созерцал унылый пейзаж и мечтал поскорее вернуться домой. Здесь всегда жили и будут жить по совершенно иным законам. Этот город и эти казино были построены гангстерами и бутлегерами, и хотя мафию вроде бы отсюда выперли, но образ мыслей и само поведение здешних обитателей изменились мало. Городом по-прежнему правили люди, жалости не ведающие, и в нем по-прежнему жили мелкие разбойники вроде Ника и тупоголовые и коррумпированные полицейские вроде Лонго.

Сначала Ник притормозил возле дома Уайли, чтобы тот мог переодеться. Питбосс выбрался из машины и поскакал по лужайке — встроенная система орошения выстрелила очередную струю, которая угодила прямо под халат, отчего тот распахнулся. В дверях возникла жена Уайли, крупная блондинка в обтягивающих леггинсах из лайкры. Она ткнула пальцем в халат и громко потребовала объяснений. В тот же миг из гаража показались две приемные дочки Уайли в крошечных купальничках-бикини. Они показывали на своего отчима пальцем и хохотали как безумные. Валентайн закашлялся: он еще никогда не видел девчушек, одетых словно уличные проститутки.

Ник печально покачал головой:

— Кто-то сказал, что главный враг любви — это брак.

— По-моему, это Фрэнк Синатра сказал.

— Старый добрый Фрэнк? Да, Синатра знал толк в дамочках.

— Он ведь тоже был женат раз сто?

— Четыре или пять раз, — сказал Ник. — Ну и что такого?

Валентайн пожал плечами. Ник был последним, с кем он хотел бы делиться соображениями о ценностях моногамии. Никто никогда не утверждал, что в браке все так уж просто и безоблачно или что растить детей — одно удовольствие, но все равно женишься и детей растишь, потому что на самом деле никто не придумал ничего лучшего. И Валентайн мысленно записал на счет Уайли несколько дополнительных очков — ему-то определенно приходится тяжелее многих.

В конце концов беднягу Уайли запустили в дом,