Тони Валентайн - Джеймс Суэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приткнувшийся в углу Ник стыдливо понурился.
— И так вот всю жизнь, — прошептал он.
— Из этого следует, что виноват один из вас, — и Лонго снова оглядел каждого по очереди. — Кто-то из вас подстроил эту заваруху.
Детектив уставился на Андермана, а за ним и все остальные. Адвокат сидел на табуретке, которую специально для него притащили из кухни, шелковые брюки на коленях промокли от крови — падая, он здорово поранился. Андерман мрачно глянул на Лонго — судя по всему, он был растерян не менее остальных.
— Я к этому делу никакого отношения не имею, — ровным голосом ответил он.
Лонго взвыл, как раненый бык.
— А-а, значит, вы полагаете, что всю вину за эту историю я возьму на себя? Черта с два, придурок! Ты думаешь, что какой-то хитрый адвокатишко может меня провести? И от этого моя репутация пострадает? Ну нет, это теперь твоя проблема! Я тебя арестую!
— Вы с ума сошли. — И Андерман печально покачал головой.
— Это я с ума сошел? Взгляни в лицо фактам! Ты один знал, к чему все это идет! Нола — твоя клиентка!
— Я просто приехал сюда вместе со всеми, — неловко оправдывался Андерман.
Лонго злобно засмеялся:
— И ты считаешь, я не смогу договориться с каким-нибудь уголовником, чтобы он признался, что видел вас вместе с Фонтэйном?
— Такое признание ни одной проверки не выдержит.
— Ты получишь четыре года как минимум. И не в тюрьме штата, а в федеральной, по сравнению с которой наша — просто санаторий! А твоим соседом по камере будет тип весом в сто двадцать кило по имени Зайчик!
— Перестаньте! — огрызнулся Андерман. — Хватит глупости болтать.
— Хочешь позвонить своему адвокату?
Андерман было заколебался, но потом буркнул:
— Нет.
— Ах, вот как мы решили! — воскликнул Лонго игривым тоном. — Вот до чего мы додумались! Сделку захотели заключить.
— О чем это вы? О какой такой сделке?
— А о такой, которая вытащит тебя из тюрьмы.
Нижняя губа Андермана задрожала, но он взял себя в руки и произнес:
— Я вас внимательно слушаю.
— Вот тебе намек. Она наверняка с Фонтэйном.
— Но он — невидимка.
— Только для нас, — сказал Лонго.
— Что вы имеете в виду?
— Фонтэйн — уголовник. Ты имеешь дело с уголовниками. Поговори с ними, попроси их покрутиться и разнюхать. Кто-то да знает, где они прячутся.
— Хорошо, — сказал Андерман. — Пожалуй, я могу попробовать.
— Ты его найдешь?
— Попытаюсь.
— Этого недостаточно.
— Ладно. Найду.
— Значит, договорились?
Адвокат кивнул — казалось, он весь как-то сжался.
А у входа уже бесновались телевизионщики, их яркий фургон перегородил подъездную дорожку. Полицейских же машин, которых по рации вызвал Лонго, нигде видно не было.
Пока Лонго переругивался с репортерами, Валентайн выманил Хиггинса на кухню. Положив ему руку на плечо, Валентайн постарался утешить старого друга:
— Я такой идиотской полицейской операции еще никогда в жизни не видел.
— Да уж, Лонго определенно умом не блещет, — признал Хиггинс. — Как ты полагаешь, Андерман действительно в этом замешан?
— Да конечно же нет, — ответил Валентайн.
— Почему ты так в этом уверен?
— А зачем ему вся эта история? Он и так богат, как Крез. Нола и его подставила.
— Ты думаешь, это она организовала собственное похищение?
— Нет, это сделал Сонни. Правда, Нола все равно замешана. Должна быть замешана.
Хиггинс и Валентайн стояли в дверях и наблюдали за Лонго и Андерманом. Толстый лейтенант протянул руку, и адвокат послушно пожал ее, скрепив сделку.
— Вот сволочь, — сказал Валентайн.
— А ты никогда не выкручивал руки подозреваемому? — спросил Хиггинс.
Нет, такого он никогда не делал. А еще он никогда не лгал в суде под присягой, и взяток не брал, и мертвых не грабил. Поэтому по сегодняшним стандартам он мог считаться старомодным болваном, в чем он никогда не боялся признаться.
— Никогда, — ответил Валентайн.
— Значит, ты лучше меня, — сказал Хиггинс.
— Я не это имел в виду, Билл.
— Я знаю, что ты имел в виду. Подвезти тебя до города?
— Я поеду с Ником. Но все равно спасибо.
Валентайн сидел в «Кадиллаке» рядом с Ником, и раскаленный воздух из вентилятора дул им прямо в лица. Сердце у него колотилось так, что он решил проверить пульс по часам на приборной доске. Девяносто четыре удара в минуту. Вот почему полицейские уходят в отставку довольно молодыми: эта работа отнимает все здоровье. Нику тоже было не по себе, и всю дорогу он что-то бормотал себе под нос. Уайли, все еще облаченный в чужой халат, сидел сзади.
Валентайн мрачно созерцал унылый пейзаж и мечтал поскорее вернуться домой. Здесь всегда жили и будут жить по совершенно иным законам. Этот город и эти казино были построены гангстерами и бутлегерами, и хотя мафию вроде бы отсюда выперли, но образ мыслей и само поведение здешних обитателей изменились мало. Городом по-прежнему правили люди, жалости не ведающие, и в нем по-прежнему жили мелкие разбойники вроде Ника и тупоголовые и коррумпированные полицейские вроде Лонго.
Сначала Ник притормозил возле дома Уайли, чтобы тот мог переодеться. Питбосс выбрался из машины и поскакал по лужайке — встроенная система орошения выстрелила очередную струю, которая угодила прямо под халат, отчего тот распахнулся. В дверях возникла жена Уайли, крупная блондинка в обтягивающих леггинсах из лайкры. Она ткнула пальцем в халат и громко потребовала объяснений. В тот же миг из гаража показались две приемные дочки Уайли в крошечных купальничках-бикини. Они показывали на своего отчима пальцем и хохотали как безумные. Валентайн закашлялся: он еще никогда не видел девчушек, одетых словно уличные проститутки.
Ник печально покачал головой:
— Кто-то сказал, что главный враг любви — это брак.
— По-моему, это Фрэнк Синатра сказал.
— Старый добрый Фрэнк? Да, Синатра знал толк в дамочках.
— Он ведь тоже был женат раз сто?
— Четыре или пять раз, — сказал Ник. — Ну и что такого?
Валентайн пожал плечами. Ник был последним, с кем он хотел бы делиться соображениями о ценностях моногамии. Никто никогда не утверждал, что в браке все так уж просто и безоблачно или что растить детей — одно удовольствие, но все равно женишься и детей растишь, потому что на самом деле никто не придумал ничего лучшего. И Валентайн мысленно записал на счет Уайли несколько дополнительных очков — ему-то определенно приходится тяжелее многих.
В конце концов беднягу Уайли запустили в дом,
