Восхождение - Анатолий Букреев

В конечном счете можно сказать так: я отказался от восхождения потому что не был уверен в том, что выживу и уж тем более сумею сберечь пальцы на руках и ногах. Помимо этого, в отличие от большинства моих товарищей, мне не нужно было восхождения любой ценой. Конечно, я хотел покорить вершину. Боже мой, как я об этом мечтал! Но… Я живу в Детройте. Я бы вернулся в Детройт и сказал: „Я покорил Эверест“. Мне бы ответили: „Эверест, да? Здорово. Кстати, ты слышал, как вчера наши сыграли с «Питтсбург Пингвинз»?“ Там никому нет дела до этих гор, они даже не знают, где они находятся. „Это что, самая высокая гора?“ И кто-нибудь бы обязательно сказал: „Слушай, а разве ты там еще не был?“ Словом, восхождение на Эверест не было для меня вопросом жизни и смерти. Успех здесь не стал бы для меня главным событием в жизни. И уж конечно, мне совершенно не грозило попасть на первые полосы газет. Известность, слава, популярность — все это было очень важно для некоторых участников. Не скрою, меня такие вещи тоже волновали, но… Желание добиться успеха не затмило моего сознания, и о своей безопасности я все же не забыл».

В одиннадцать часов сорок минут Лоу Кашишке, отказавшись от дальнейшего восхождения, начал спускаться. Стюарт Хатчисон и Джон Таск тоже пошли вниз. Для них штурм вершины закончился. Около полудня Кашишке увидел Скотта, идущего ему навстречу.

Лоу вспоминал потом: «Я сказал тогда Скотту, что решил спускаться. Забавно, но на тот момент я уже не думал, правильно я поступаю или нет, просто шел вниз. Скотт внимательно на меня посмотрел и ответил: „Ты абсолютно прав, Лоу“.

Он был все тот же — Скотт, которого все мы так хорошо знали, — ясный взгляд, волосы были чуть в снегу. Весь он был прямо как с картинки, и этот белый снег, который запутался у него в волосах… Наша беседа заняла у нас от силы полминуты, а потом мы пошли каждый своей дорогой: я вниз, а Скотт — наверх».

Глава 15

Последние сто метров

На Южной вершине, которую от Эвереста отделяют лишь сто метров по вертикали, Адамс встретил удрученного Бейдлмана. «Не знаю почему, но он был крайне неразговорчив, похоже, в плохом настроении. Я сел, снял рюкзак и достал фляжку. Очень хотелось пить. Я предложил и Нилу. Он согласился, потому что у него вся вода замерзла».

Еще минут двадцать они молча просидели рядом. Потом Бейдлман встал и спустился к нише в скале чуть ниже Южной вершины, где можно было хоть как-то укрыться от ветра. Адамс последовал его примеру. Когда они устроились там, Бейдлман спросил Мартина: «Сколько у тебя осталось кислорода?» Адамсу пришлось снова достать свой рюкзак, потому что его манометр, как и у всех участников экспедиции, располагался на вентиле кислородного баллона. «Два литра, — ответил он. — А у тебя?» «И у меня два литра, — сказал Нил. — Но мне Толя дал еще один полный баллон».

Недовольство Адамса ходом восхождения постепенно переросло в нетерпение. Он не мог сидеть сложа руки. Даже в таком заторможенном состоянии Мартин ясно сознавал, что он сейчас растрачивал свой последний кислород.

«Я понимал, что иду ва-банк, но я все же сказал Нилу: „Пойдем! Дай мне свой полный баллон и пошли!“ „Нет, — ответил Бейдлман. — Этот баллон я тебе не отдам“. „Ладно, дай тогда мне свои два литра, — предложил я ему, — тогда у меня станет четыре, и можно будет идти дальше. Надо поскорее выбираться отсюда“. Бейдлман согласился, но с места мы так и не стронулись».

Тревога Адамса была вполне обоснованной. Он ожидал появления шерпов «Горного безумия», которые должны были внести на Южную вершину оставшийся кислород, но те никак не появлялись. Как вспоминал сам Адамс, в голове его крутилась одна и та же фраза: «Когда же, наконец, наши дела наладятся?» А время все шло.

Уже на подходе к Южной вершине я пропустил вперед Тима Мадсена. Было радостно видеть, как он, благодаря кислородной поддержке, бодро двигался по перилам. На Южной вершине я застал Мартина, Нила, Анга Дорже, Тима и еще нескольких участников. Все они словно замерли. Казалось, у них не было ни малейшего желания идти дальше. Погода стояла ясная и солнечная, так что, несмотря на начинавшийся ветер, в пуховых куртках всем было тепло. После долгого и утомительного подъема сил у альпинистов поубавилось, и никому не хотелось спешить.

Прошло больше часа после того, как Адамс поднялся на Южную вершину, когда появился первый носильщик-шерпа. Адамс подошел к нему и забрал свой третий, последний, кислородный баллон. Отбросив уже почти полностью израсходованный второй баллон и тот, который достался ему от Бейдлмана, Адамс подключил кислородную маску к новому полному баллону. Дышать сразу стало легче. Теперь у Мартина кислорода было еще как минимум на шесть часов. Более чем достаточно, как полагал он, чтобы взойти на вершину и спуститься в четвертый лагерь. На этот раз практичный и рассудительный Адамс ошибся в своих расчетах. В действительности все вышло по-другому.

Отдыхая, я огляделся вокруг. Анг Дорже выглядел очень уставшим. Остальные шерпы тоже еще не были готовы отправиться наверх. Хотя, согласно предварительному плану, именно шерпы должны были закрепить перила на ступени Хиллари.

Скотт до сих пор не появился. Сидя здесь, на Южной вершине, я пытался представить, где бы он мог быть. Кто знает, может быть, кого-то из наших клиентов вскоре придется отправить вниз, но как это сделать без Скотта? Я считал, что сам не вправе принимать такое решение. Они заплатили большие деньги и доверились ему, а не мне.

Адамс, который знал Букреева лучше, чем все остальные клиенты, считал, что тот, даже при желании, вряд ли сумел бы отправить клиентов вниз. Но на это, по мнению Адамса, был вполне способен Бейдлман. «Конечно, решение далось бы непросто. Но я думаю, что возьми тогда Бейдлман руководство на себя, все бы его послушались. Хотя, возможно, кое-кто и не согласился бы».

«Кое-кто» точно бы не согласился. Гаммельгард рассказывала, что ее настрой в тот день не сломили бы никакие уговоры. «Выходя наверх, ты понимаешь, что сильно рискуешь. Ты прекрасно знаешь, что можешь не вернуться назад. Это чертовски опасно, но ведь мы же сами ввязались в эту игру. Опасную игру, не спорю, но ведь она-то нам и нужна. Иначе всем нам была бы грош цена». Впрочем, Гаммельгард сказала, что если бы о возможных назначениях ей рассказали заранее, она бы подчинилась новому руководителю. «Да, мы были в одной команде. Если бы мы вместе договорились о правилах, я бы их придерживалась. Какие бы они ни были». Но сама Лин утверждала, что ничего не слышала о времени возвращения при штурме: «Нам только однажды установили такое время — это было при первом прохождении ледника Кхумбу. Тогда мы все согласились с этим и в контрольный срок уложились».