Восхождение - Анатолий Букреев

Около половины шестого вечера Букреев отправился в палатку к Гаммельгард, Адамсу и Шенингу, а Фишер — к Бейдлману, Питтман, Фокс и Мадсену. Ветер не утихал, и все участники, забившись в палатки, с тревогой думали о том, что их ждет дальше.

Первоначально планировалось, что экспедиция «Горного безумия» выходит из четвертого лагеря к вершине в полночь 9-го мая. Но, как рассказывал Мартин Адамс, в палатке Букреева все были уверены, что в назначенное время выход не состоится. «Ветер дул так сильно, что о восхождении даже и думать не хотелось. Скорее всего, не видать нам вершины — так нам тогда казалось». У Гаммельгард были свои опасения. «В ту ночь на седловине ветер выл не переставая. Никто в нашей палатке не мог сказать с уверенностью, идем мы на вершину или нет. Лично мне казалось неразумным идти наверх после такой непогоды. Дурной знак».*

Была в четвертом лагере еще одна палатка, где велись те же разговоры, и те же сомнения терзали участников. В беседе принимали участие трое клиентов Роба Холла — Бек Уиттерс, Дуг Хансен и пятидесятитрехлетний юрист Лоу Кашишке, а также их гид Энди Харрис. Все, за исключением Энди Харриса, считали, что на следующий день идти на вершину не стоит.

Кашишке вспоминал: «Снаружи завывал ветер, а внутри палатки мы бурно спорили и тремя голосами против одного сошлись на том, что лучше подождать. Нас сильно беспокоило, что не было ни одного дня хорошей погоды — ни разу она не продержалась полных двадцать четыре часа. Нам казалось, что нужно выждать хотя бы день. Мы все думали, как мы будем спускаться, если погода успеет перемениться и опять поднимется этот страшный ветер?» Две палатки. Две экспедиции. Восемь участников. Шестеро из них считали, что идти наверх не стоит.

Букреев понимал, что не он стоит у руля. Решение принимает Фишер. Если он решит идти, то надо быть готовым к восхождению. Поэтому Букреев решил отдохнуть. Чтобы согреться, они с Адамсом собрались было вскипятить чаю на своей горелке, однако не сумели найти посуду. Как вспоминал Адамс, «кастрюльки в палатке не оказалось. Еще одно досадное упущение. Впрочем, я уже понял, что упущений в этой экспедиции будет предостаточно, и, рассчитывал в основном на свои собственные силы, чтобы не раздражаться понапрасну».

К счастью, шерпы догадались заглянуть к ним в палатку и принести горячего чая. Однако, как вспоминает Адамс, поесть им в тот вечер так и не удалось. «У Гаммельгард была с собой приличная еда, но нам не в чем было ее приготовить».

После чая я решил, что бессмысленно гадать, пойдем мы завтра на гору или нет, и лучше как следует, выспаться. Я забрался в спальник, застегнул молнию и почти сразу заснул.

Когда Букреев лег спать, Гаммельгард и Адамс собрались последовать его примеру, но это им удалось не сразу — Клев Шенинг, раздраженный теснотой, стал угрожать, что отправится спать на ураганном ветру! Как рассказывал Адамс, «когда мы решили ложиться, Клев, у которого, по-моему, началась горная болезнь, стал кричать, чтобы мы подвинулись. Это было совсем странно, потому что мы вместе с Лин и Толей и так занимали полпалатки, а в оставшейся половине был только сам Клев и наши рюкзаки». Гаммельгард и Адамс с понимающей усмешкой переглянулись, но отвечать ничего не стали. «Клев отличный парень, — объяснял Адамс. — Мы не восприняли это всерьез. Дело было не в нем, а в высоте».

Странные выходки Шенинга не помешали Букрееву невозмутимо проспать до десяти часов вечера. Его разбудила необычная тишина. Ураган стих.

Не хлопал больше полог палатки, не завывал ветер. Было слышно, как возились снаружи шерпы, разжигая горелки. Я мог различить обрывки слов, позвякивание снаряжения. Сомнений не было, сегодня нам предстояло восхождение. К моему удивлению, у меня не было ни малейшего желания идти наверх. Не знаю почему, но я не ощущал обычной приподнятости, которая бывает у меня перед восхождением, когда все тело в радостном напряжении и ждет только команды «Вперед!».

Обитатели другой палатки оживились примерно в то же время. Бейдлман вспоминает: «Ровно в десять я услышал, как засуетились снаружи шерпы, и через пятнадцать минут они принесли нам горячий чай. Еще час с четвертью мы провели в сборах и в половине двенадцатого вылезли из палатки».*

Погода переменилась. Над четвертым лагерем перевернутой чашей чернел небосвод, усыпанный яркими звездами. Ураганный ветер стих. «Казалось, что гора подманивает нас: не бойтесь, идите, идите сюда», — вспоминал Букреев.

Луна светила так ярко, что для сборов другого освещения не потребовалось. Под руководством Букреева и Бейдлмана клиенты старательно надевали кошки и внимательно проверяли свое снаряжение. Тем временем Фишер раздавал кислородные баллоны. Адамс вспоминал потом, что Букреев велел ему проверить давление в обоих своих баллонах, чтобы случайно не взять на вершину неполный.

Всего у экспедиции «Горного безумия» в четвертом лагере было 62 кислородных баллона: 9 четырехлитровых и 53 трехлитровых, более легких. Это составляло 51 процент от всей партии, купленной при посредничестве Генри Тодда. Остальное уже было в основном израсходовано (по большей части — Питом Шенингом и Нгавангом Топше). Еще имелся небольшой запас на крайний случай; он хранился в базовом лагере.

С учетом предполагаемого расхода кислорода всеми участниками, подобный запас был, мягко говоря, скудным. Девять четырехлитровых баллонов оставались в четвертом лагере для ночевки — они были заметно тяжелее остальных. На восхождение участники брали с собой пятьдесят три трехлитровых баллона.

Вместе с основным составом экспедиции шло шестеро шерпов. Пятеро из них собирались идти с кислородом, и лишь альпинистский сирдар Лопсанг Янгбу предполагал обойтись без него. На всякий случай Лопсанг нес в рюкзаке один баллон. Остальные шерпы несли по два баллона для себя и по два баллона для участников. В общей сложности шерпы поднимали на гору двадцать один кислородный баллон.

Шестеро клиентов, а также Фишер и Бейдлман, несли по два баллона, Букреев — один. То есть клиенты с гидами несли наверх семнадцать баллонов.

Сложив эти числа, получаем, что экспедиция забирала с собой на восхождение 38 баллонов облегченного типа, и еще 15 таких баллонов (и то немногое количество кислорода, которое могло остаться после ночевки) ожидало их возвращения в четвертом лагере. С точки зрения безопасности такой запас был на грани допустимого. И уж в любом случае этого кислорода не хватило бы на повторную попытку. Восхождение могло состояться либо 10-го мая, либо никогда. Для Фокс и Мадсена это не было сюрпризом — они уже знали, что второго штурма не будет.