Герои забытых побед - Владимир Шигин

А хорошо бы, если бы государю вздумалось (подобно тому, как в Кронштадте) прислать сюда генерала Горголи (ревизора. — В.Ш.) или равного ему в способностях, который взял бы к допросу министра Серебряного и некоторых других: многие бы тайны сделались известными!»

Итак, Лазарев однозначно пишет, что жена Грейга сразу же по его прибытии в Николаев предложила контр-адмиралу свою любовь и достойное место в мафиозной структуре. Когда же честный начальник штаба отказался от того и другого, Лия-Юлия объявила его своим личным врагом и начала всячески пакостить. Чего стоит только пущенный ею слух о нетрадиционной сексуальной ориентации Лазарева! Логика неверной жены Грейга была предельно проста: если ею посмели пренебречь, значит, этот человек вообще не хочет иметь дело с женщинами! В средствах для достижения цели, как мы видим, представители черноморской мафиозной «державы» особо не стеснялись. В таких условиях сражаться в одиночку с Лией-Юлией и её окружением у Лазарева пока не было ни сил, ни средств. Совершенно логично, что в конце письма, зная близкие отношения Меншикова с императором, Лазарев намекает тому о ходатайстве перед Николаем I о присылке на Черноморский флот опытного и честного ревизора. Необходимо было нанести по мафии первый удар, и этот удар должен был, по мнению Лазарева, санкционирован не начальником штаба флота, а Петербургом.

Из письма следует и то, насколько Лазареву было сложно одному среди враждебного окружения. Именно поэтому он и добивается разрешения от морского министра о переводе к себе на Чёрное море офицеров, на которых он мог бы положиться. Именно так были переведены с Балтики на Черноморский флот и А.И. Авинов, П.С. Нахимов, В.А. Корнилов, В.И. Истомин и многие другие балтийцы. По отзывам его учеников, «честность, безукоризненность в выполнении долга и фанатичная заботливость о казённом интересе в хозяйстве составляли необходимые условия для таких избранных в кружок, близкий к Лазареву».

Когда же Лазарев, став начальником штаба флота, несколько осмотрелся и вошёл в курс всех черноморских дел, последовал следующий ход. Адмирала Грейга (вместе с его женой) отозвали в Петербург, где адмиралу выразили высочайшую благодарность за многолетнее руководство флотом и определили в почётную отставку, назначив сенатором. При этом Николай старался сохранить все внешние приличия в отношениях с отстранённым командующим флотом, чтобы лишний раз не будоражить общественное мнение и «не гневить» до поры до времени черноморскую мафию. Именно поэтому, ещё незадолго до перевода Грейга в Петербург, император согласился стать крёстным отцом новорождённого сына адмирала, названного Самуилом. Здесь тоже многое непонятно. Если Лия-Юлия оставалась в иудействе или приняла протестантство, то как тогда православный Николай I мог стать крёстным отцом? Значит, Лия всё же перешла в христианство. Но когда именно? По велению души много лет назад или в самый последний момент, когда надо было спасать себя и мужа?..

Как бы то ни было, но данным актом был достигнут определённый компромисс. Грейг и его жена полностью отстранялись от черноморских дел, в обмен на это им гарантировалось почётное существование в столице, а также давались гарантии будущей карьеры их совместным сыновьям. Именно поэтому новорождённого ребёнка Николай сразу же произвёл в мичманы. После этого акта проявления благожелательности при переводе Грейга в столицу уже никто не мог сказать, что это явилось следствием опалы командующего Черноморским флотом. Думается, что и сам Грейг, будучи человеком далеко не глупым, сразу же принял правила игры императора.

Официальной причиной перевода Грейга в Петербург было подорванное многолетней неутомимой деятельностью здоровье адмирала. Были, однако, и другие обстоятельства, способствовавшие оставлению Грейгом своего поста. Историк русского флота Е.И. Аренс, явно не желая «выносить сор из избы», писал об устранении Грейга с флота весьма расплывчато: «Последние годы службы почтенного адмирала Алексея Самуиловича Грейга на юге были сильно омрачены доносами и наветами подпольных клеветников, вымещающих на нём свои неудачи в разного рода нечистоплотных аферах или иные неудовольствия». Многие авторы туманно говорят об «усталости и пассивности» Грейга в последние годы командования флотом.

В 1861 году в журнале «Морской сборник» (№ 12) были опубликованы «Записки врача морской службы», посвящённые адмиралу А.С. Грейгу. Судя по «Запискам», автор принадлежал к ближнему окружению адмирала Грейга и поэтому откровенно ненавидел Лазарева. В воспоминаниях он нисколько не скрывает своих пристрастий, но всё же в нескольких местах серьёзно проговаривается. При этом автор воспоминаний почему-то посчитал за лучшее остаться анонимом и фамилии своей под текстом воспоминаний не поставил. Итак, неизвестный нам врач Черноморского флота пишет:

«Адмирал Алексей Самуилович за несколько недель до объявления сего приказа, готовясь оставить Черноморский флот и всё им созданное, с неподдельной грустью прощался со всеми сослуживцами своими, глубоко его уважавшими. Ко многим офицерам, являвшимся к нему по обязанностям, был особливо приветлив, многим из них дарил что-нибудь в память о себе. Из этих подарков некоторые были ценны — часы и зрительные трубы. Любимцу своему, лейтенанту Манганари-третьему (ныне контр-адмирал), отличившемуся при описи берегов Чёрного моря и астрономическом определении многих пунктов, подарил 5-футовый телескоп Франгофера. Такой же телескоп подарен им контр-адмиралу Критскому (любимец Грейга и любовник его жены. — В.Ш.) и, кроме того, дорогие астрономические часы, хронометр и несколько разных физических инструментов, которых употребление Критский действительно понимал и любил.

В этот период деяний адмирала Алексея Самуиловича замечателен следующий вопрос: какое бы заключение следовало вывести из того, что адмирал в это время, снисходя к некоторым личностям, исходатайствовал им чистую отставку… а личности эти, по мнению адмирала Лазарева, были будто бы нечисты и ответственны?.. Беспристрастие должно решить вопрос этот в пользу адмирала Грейга, ибо личности эти были ему гораздо лучше известны, нежели адмиралу Лазареву; притом же первый, имея в виду оставить по себе добрую память, не хотел бросать на жертву людей, быть может не настолько действительно преступных, насколько не разделявших с другими уважения к последнему. Из числа таких личностей никто столько не контрировал Лазареву, как обер-интендант контр-адмирал Критский, которому Алексей Самуилович действительно против желания Лазарева исходатайствовал чистую отставку с ограждением от контроля действий и распоряжений его за время управления интендантством. Критский и адмирал Грейг одновременно выехали из Николаева навсегда, оставив в нём первый — быть может, несколько и справедливые нарекания, но последний — чистые, задушевные благословения. (Ничего себе! Лазарев пытается восстановить законность и спросить с казнокрадов, а Грейг сознательно и демонстративно спасает их от закона! — В.Ш.)

…1834 и 1835 годы замечательны переводом значительного числа морских офицеров из Черноморского флота в Балтийский и обратно. Черноморцы этими переводами обязаны большей частью Алексею Самуиловичу, но некоторые из самонадеянных грейговцев — по преимуществу греки — не хотели оставлять юг и Чёрное море, с которым они сроднились. (Ещё бы не сродниться, когда в их руках была и торговля, и таможня всех черноморских портов. — В.Ш.). Из числа таких был Михаил Николаевич Кумани (ныне полный адмирал), который в отношении предубеждения Лазарева к грекам и грейговцам — по случаю перевода их в Балтику, а также и по введению в употребление волчьих билетов — высказался перед ним слишком резко, но справедливо, и Лазарев не нашёлся остановить его, чему свидетелями были многие из грейговцев и лазаревцев».

Из послужного списка адмирала А.С. Грейга:

«1833 г. Назначен в члены Государственного совета.

1834 г. Награждён табакеркою, украшенною бриллиантами с портретом государя императора.

1843 г. Получил единовременно 2000 червонцев и награждён орденом св. апостола Андрея Первозванного».

Что ж, Николая I не зря называли «императором-рыцарем»! Несмотря на всё, что вскрылось за время руководства Грейгом, Николай не забыл ни его боевых заслуг, ни лояльности в страшном для него 1825 году.

Последние годы жизни Алексей Самуилович Грейг подолгу жил в своём имении «Сан-Эннуи» близ Ораниенбаума, проводя время за чтением книг из своей обширной библиотеки. Объективности ради следует отметить, что за адмиралом Грейгом числились и достойные свершения. В молодости он был неплохим моряком, хорошо зарекомендовал себя как младший флагман, в Средиземноморской экспедиции Сенявина. Считается что в российском военно-морском флоте штабную службу (в современном её понимании) ввёл тоже именно он. Занимался Грейг и конструированием кораблей. Насколько они были лучше, чем те, которые конструировали профессиональные корабельные инженеры, сказать сложно, но это было одним из любимых хобби адмирала. Кроме этого Грейг с вниманием относился и к развитию гидрографической службы. Уже будучи в Петербурге, он увлёкся астрономией и создал известную впоследствии Пулковскую научную обсерваторию. Однако огромнейший вред, нанесённый Российскому государству при его попустительстве и при самом непосредственном участии, разумеется, не идёт ни в какое сравнение с тем, что Грейг сделал хорошего. Умер адмирал Грейг в 1845 году и был со всеми почестями похоронен на Смоленском лютеранском кладбище в Петербурге.