Герои забытых побед - Владимир Шигин

Ответный ход последовал незамедлительно! Адмиралом Грейгом немедленно была организована собственная кораблестроительная экспедиция, в которую, разумеется, вошли лично преданные Грейгу люди — известные черноморские мафиози — контр-адмирал Критский и купец-судостроитель Серебряный. Комиссия в самых резких тонах выступила против предложения Меншикова, ссылаясь на дороговизну доставки в Севастополь леса и большие затраты на сооружение там адмиралтейства и пр. Грейг, разумеется, выводы экспедиции полностью поддержал и 23 сентября 1833 года в представлении в Морское министерство пополнил эти доводы ещё одним соображением, указав на «угрозу одновременного уничтожения флота и судостроения на Чёрном море».

Последнее запугивание несколько поколебало уверенность Николая I в правильности позиции Меншикова, и вопрос был отложен. Что касается капитана 1-го ранга Мелихова, то он серьёзно поплатился за свои правдоискания. Почти сразу же, как стало известно о его письме, Грейг отстранил Мелихова от должности. Опального офицера забрал к себе в Петербург князь Меншиков, но карьера блестящего офицера была навсегда сломана.

Казённое кораблестроение на Чёрном море стало развиваться только после изгнания Грейга и его камарильи. При этом, даже после ухода Грейга с Черноморского флота, сразу полностью перейти на казённое кораблестроение не представлялось возможным ещё на протяжении ряда лет. Поэтому несколько лет Лазареву приходилось ещё пользоваться услугами некоторых частных предпринимателей, в частности, семьи Рафалович, с каждым годом, однако, сокращая объёмы их судостроения и, соответственно, их денежную прибыль.

У остальных обогатившихся на флотские средства купцов верфи были постепенно добровольно-принудительно выкуплены. Так, у Серебряного была выкуплена его «Вольная верфь» и включена в состав Адмиралтейства. Кстати, этот район у жителей Николаева до наших дней носит название «Серебряный док». Сам же Михель Серебряный, после выселения евреев из Николаева, перебрался в Одессу. Туда же впоследствии переехал и не менее предприимчивый Маркус Варшавский. Ему тоже пришлось продать свой дом и эллинг в собственность Адмиралтейства, т.е. в «в казну».

СЕВАСТОПОЛЬСКИЙ БУНТ

История с мичманом Далем — это частный случай, о котором мы никогда бы и не узнали, не стань впоследствии «репрессированный» мичман великим собирателем русского языка. В это же время на Черноморском флоте начали происходить куда более страшные вещи.

Одновременно с началом войны с Турцией на юге России начались события, которые повлекли за собой большие потрясения в этом крае. В 1828 году на юге России началась эпидемия чумы. Эпидемия захватила обширные районы и действующую армию.

Чтобы не пустить чуму в Николаев и Севастополь, в мае 1828 года вокруг городов установили карантинное оцепление. В оцеплении имелись заставы, пропускавшие скот на ближние пастбища и подводы с продовольствием в город.

При этом если в Николаеве вопрос удалось решить более-менее спокойно, то в Севастополе из-за безответственности властей всё произошло иначе. В июне 1829 года, несмотря на отсутствие чумы в самом городе, предохранительные меры ужесточили: всякий желавший оставить Севастополь или въехать в него содержался в особом карантине от 14 до 19 дней. В результате окрестные крестьяне отказались везти в Севастополь дрова и продукты. Цены на всё резко подскочили, на карантинных заставах расцвела коррупция. Чумы в городе по-прежнему не было, но всех подозрительных больных собирали в пещеры Инкермана, на старые суда-блокшивы, в неприспособленные здания. Многие умирали там от бесчеловечного обращения и тяжёлых условий. Из-за плохого продовольственного снабжения среди матросов Севастополя начались массовые желудочно-кишечные заболевания. Адмирал Грейг, занятый ведением боевых действий с турками, оставил Севастополь без всякой помощи. А хлебные магнаты (Рафалович и другие) отказались везти в Севастополь хлеб по официально установленным ценам. Таким образом, командование Черноморским флотом во главе с Грейгом фактически бросило город на произвол судьбы. Положение настолько обострилось, что император Николай I срочно направил в Севастополь собственную комиссию во главе с флигель-адъютантом Римским-Корсаковым. На месте к руководству комиссией присоединился и специально присланный с Балтики контр-адмирал Фаддей Беллинсгаузен (первооткрыватель Антарктиды). Черноморским адмиралам Николай в сложившейся ситуации уже не доверял!

Столичная комиссия работала до ноября 1829 года. В итоговом документе Римский-Корсаков отметил, что «по Севастопольскому порту допущены весьма важные злоупотребления», что «приказы Главного командира насчёт приёма провианта и провизии вовсе не исполняются». Поразительно, но даже по окончании работы комиссии Грейг не принял никаких надлежащих мер. К этому времени война с Турцией уже как два месяца назад завершилась, и командующий вполне мог уделить хоть какое-то внимание бытовой стороне жизни собственного флота. «Непринятие мер» очень странным образом совпало с назначением обер-интендантом флота любимца Грейга капитана 1-го ранга Критского. Санитарные кордоны, не пропускающие продовольствие, отказ греко-еврейского хлебного сообщества от обеспечения Севастополя хлебом по старым ценам (т.е. самая настоящая ультимативная спекуляция!), весьма странное поведение флотского интенданта и его покровителя Грейга полностью исключают случайность совпадений. Перед нами самый настоящий спекулятивный заговор, возглавляемый самим командующим. Голод должен был стать обоснованием для закупки хлеба по значительно более высоким ценам, а кордоны вокруг Севастополя исключали всякий альтернативный подвоз хлеба. Судя по всему, предполагалось, оголодив город до последней возможности, потом произвести закупку хлеба у Рафаловича и его компаньонов по тем ценам, которые были выгодны купцам.

В этом деле потрясает не только жуткий цинизм ситуации, но и полная уверенность организаторов севастопольского голода в своей безнаказанности. Причём эта уверенность была вовсе не безосновательна. Едва комиссия закончила свою работу, как из Петербурга пришло указание немедленно прекратить всякие расследования деятельности черноморских интендантов, а само дело закрыть. Поразительно, но некие силы смогли перечеркнуть деятельность императорского флигель-адъютанта Римского-Корсакова и не последнего по своему влиянию на императора контр-адмирала Беллинсгаузена. Было очевидно, что центральная власть столкнулась с некой чрезвычайно могущественной тайной силой, не боящейся ни законов империи, ни самого императора. Ряд историков считает, что именно данный запрет во многом способствовал возникновению в Севастополе печально знаменитого «чумного бунта». Но зачем мафии надо было нагнетать обстановку в Севастополе, ведь понятно, что разница цен на хлеб не могла серьёзно обогатить миллионеров Одессы и Николаева? В чём же причина этой провокации, да и была ли она вообще?

Оказывается, причина была, причём весьма серьёзная. Дело в том, что черноморской мафии (да и Грейгу тоже) было весьма выгодно вызвать социальный взрыв в Севастополе, после которого там последовали бы неминуемые репрессии властей. В результате бунта и его последующего подавления можно было лишить город квалифицированной рабочей силы, объявить Севастополь неблагонадёжным и надолго закрыть вопрос о развитии там казённого судостроения, на котором очень настаивал император Николай I. Подробно о событиях, связанных с тяжелейшей борьбой Николая I с черноморскими мафиози в вопросах кораблестроения, мы уже говорили. Пока же отметим, что своей цели Грейг и стоящие за ним мафиози, в конце концов, на определённое время достигли…

Отметим, что в 1929 году император Николай I ещё не был столь авторитетным и непререкаемым повелителем империи, как в конце своего царствования. Всего каких-то четыре года минуло с мятежа декабристов-масонов, только что завершена тяжелейшая война с Турцией, вот-вот вспыхнет мятеж в непокорной Польше. Ещё не были расставлены на главенствующие посты честные и преданные государственные деятели, ещё не была создана эффективная система спецслужб. Если в столице Николай I уже контролировал обстановку, то на границах огромнейшей империи до полного контроля было ещё далеко.

Отметим здесь и методу императора — в случае непонятной и сложной обстановке и на местах для выяснения ситуации посылать туда лично преданного и честного флигель-адъютанта. Что касается Римского-Корсакова, то в свете произошедших далее событий можно считать, что ему просто повезло — он остался жив. Возможно, николаевско-одесские воротилы просто не успели сориентироваться в обстановке, может, были уверены, что и так сумеют нейтрализовать императорского адъютанта, а может, посчитали, что произведённое им расследование не столь глубоко, что позволит им откупиться, что, собственно говоря, видимо, и произошло.