Баллады о Боре-Робингуде - Кирилл Еськов

…Получив радиосообщение, младший лейтенант ГАИ из «стакана» перед Ясеневским мостом в полной мере проникается серьезностью задачи: шансы какой-либо серой «волги» проникнуть по этому въезду в Москву теперь совершенно нулевые. Не оставляет он вниманием и «волги» иных расцветок, зная по опыту, что свидетели обычно цвет автомобиля путают так, что потом только руками разводишь. Словом, забот у младшего лейтенанта выше крыши.

Не будь постовой так поглощен происходящим на непосредственно вверенном ему участке, он мог бы в тот день заработать орден. Или пулю. Или – то и другое в комплекте… Потому что пока он тщательнейшим образом проверяет документы у супружеской пары, опрометчиво поддержавшей своим трудовым рублем нижегородских автомобилестроителей, серая «волга» с мигалкой на крыше как раз и сворачивает с Кольца, но только не внутрь, в Ясенево, а наружу – прямо на «подкирпичную» дорогу, ведущую к почти неразличимому отсюда за пеленой дождя «Лесу». Часовой у шлагбаума, перегораживающего дорогу в полусотне метров от МКАД, с должной придирчивостью изучает документы цинковомордых, после чего козыряет и пропускает «волгу» во вполне себе экстерриториальные владения СВР.

31

Робингуд и Лемберт – за столиком знакомого павильончика у метро «Коньково». Опер внимательно изучает толстую пачку врученных ему фотографий – раскадровка Миллиджевой видеозаписи:

– М-да, классная работа. За старую не скажу, но нынешняя «Альфа» отдыхает… Можно это забрать?

– Я бы сказал – нужно.

– Кстати – а откуда я их взял?

– Нашел в своем почтовом ящике. Вот в этой упаковке, – и Робингуд протягивает своему визави желтый кодаковский пакет, украшенный знакомым нам стикером: белая пятерня в черном круге. – Пальчиков на пакете и фотках не найдете – можете зря не напрягать лабораторию.

– Под «Белую руку» работаешь? – хмыкает опер, разглядывая наклейку.

– Разве можно работать под тех, кого нет? – поднимает бровь атаман. – Или все-таки есть? Тогда это и вправду не по понятиям…

– Нет конечно! Бредни газетчиков… Ладно, давай к делу. Значит, ты утверждаешь, что героиновый груз оставался в «тойоте»?

– Да. Постой, а разве постовые не сообщили в рапорте о вскрытом контейнере для диппочты, набитом «пакетами с белым порошком»?

– В том-то и дело, что нет, – разводит руками Лемберт. – Про пистолет и рассыпанный по полу «белый порошок» –это да, а про контейнер – ни слова…

– Вот черт… – закусывает губу Робингуд. – Значит, они просто не сочли контейнер чем-то заслуживающим внимания… Но ведь пистолет-то из машины точно пропал – значит, тем же путем мог пропасть и контейнер?

– Вполне возможно. Хотелось бы услыхать твою версию событий.

– Значит, так… Даю вводную: по причинам, которые тебя не касаются, я хочу неопровержимо доказать, что посол Тюркестана, прикрываясь дипломатическим иммунитетом, занимается наркоторговлей. Единственный способ поймать его за руку – выставить на всеобщее обозрение контейнер для диппочты, набитый героином. И вот теперь, в результате этой операции, что я имею на руках? Есть видеофильм, снятый иностранным тележурналистом с безупречной репутацией – его завтра покажут по тамошнему телевидению…

– Ах, вот даже как?!

– Да. Плюс к фильму у меня есть упаковка одного из заснятых в нем пакетов – как раз его содержимое и рассыпано по полу «тойоты» – и подлинная печать тюркестанского МИДа с контейнера. Но самого-то контейнера у меня в итоге не оказалось! Цепь доказательств распалась: нет ключевого звена, и теперь цена всем моим вещдокам – пятак в базарный день… В общем от исчезновения контейнера я проиграл сильнее всех. Ну а если б я хотел просто бомбануть Ибрагим-бека на пол-лимона – это, согласись, можно было бы проделать и попроще, не затевая такой волынки…

– Логично, Штирлиц! – хмыкает опер. – Если раненый постовой, придя в сознание, подтвердит, что контейнер был в машине – будем считать, что ты чист. Но не раньше. Слушаю тебя дальше.

– Дело было так. Захват микроавтобуса был проведен четко, но охранники – тоже не пальцем деланы. Прежде чем отрубиться, один успел открыть огонь, другой – дал по рации сигнал тревоги. Группа прикрытия – с документами ФСБ, да? – подоспела, когда взломанную «тойоту» уже охраняли гаишники. Расклад – хуже некуда: контейнер для диппочты, оказывается, не украден (это бы еще полбеды), а стоит себе на месте, нахально выставив на всеобщее обозрение свои героиновые потроха. Скандалище!.. – ну то, на что я, собственно, и рассчитывал. Эвакуировать груз надо любой ценой – и постовых ликвидируют без раздумья. Вместе с контейнером группа прикрытия прибрала и пистолет – и не исключено, что стреляли как раз из него… Как тебе такой сценарий?

– Да, мы думаем примерно так же. Кстати, пуля, которой был убит капитан Аникушкин, и гильза из салона «тойоты» действительно соответствуют друг дружке…

– А отсюда следует вот что, Александр Арвидович. Вы сейчас ищете убийц милиционера, мы – похитителей героинового контейнера; судя по всему, это одни и те же люди. Не объединить ли нам усилия – на уровне обмена информацией? Опять-таки: мы не меньше вашего заинтересованы, чтобы раненый постовой дал показания, а его ведь сейчас наверняка попытаются убрать. Полагаю, мы сумели бы защитить его лучше…

– А вот этого не надо! – взрывается «честный мент». –Чтоб бандиты охраняли моих ключевых свидетелей – не дождетесь! И попробуйте только подойти к той реанимационной палате – охрана имеет приказ стрелять на поражение безо всяких!..

– Ну, как знаете, – пожав плечами, уступает Робингуд. – Наше дело предложить, ваше дело отказаться… Тогда вот еще что, «от нашего стола – вашему столу». Контейнер стоял в кормовом отсеке микроавтобуса, и чтоб дотащить его до боковой дверцы…

– Понял!.. – опер чуть подается вперед: въехал с полуслова. – Героин рассыпан по полу – у них должны остаться следы на подошвах!

– Приятно иметь дело с профессионалом, – усмехается Робингуд. – Надеюсь, это заметно сузит круг ваших поисков – у вас ведь наверняка есть агентурные данные на тех, кто прикрывает Ибрагим-бека в службах … Только тут вот какое дело: как бы вас опять не тормознули…

– Но-но, полегче! – в прозрачных остзейских глазах майора Лемберта загорается ледяное бешенство. – Я очень не люблю, когда убивают ментов. И я доберусь до тех гадов, кто бы они ни были, – вот те как Бог свят!

– Боюсь, Александр Арвидович, это легче сказать, чем сделать. «Волгу» вы искали со всем тщанием, но – увы… Думаю, вы и сами уже догадались, куда она подевалась: либо на один из закрытых объектов ФСБ (их там вокруг хватает), либо, что скорее всего, в тот зачарованный лесок за Ясеневым…

– Я очень не люблю, когда убивают ментов, – раздельно повторяет опер, – ясно? И уж тем более если это работа комитетчиков.

– И все-таки вы опять не въезжаете, Александр Арвидович… Если те работали от себя – ну просто как Ибрагим-бекова крыша, – тут все без вопроса. А ну как они все-таки работали от Конторы, пусть даже и без письменного приказа? Так сказать, спасали лицо стратегического союзника России, Тюркбаши всех Тюрок? Сами понимаете – что значат по сравнению с высшими государственными интересами жизни каких-то двух гаишников…

– Я очень не люблю, когда убивают ментов, – вновь повторяет Лемберт. – Даже ради «высших государственных интересов». Тем более что «высшие интересы» эти на моей памяти сплошь и рядом оказывались – известно чем…

32

За окном реанимационной палаты уже сгустилась непроглядная темь, укрывшая от глаз обширную (девятый этаж как-никак), но безотрадную панораму спального района хрущевской застройки: фонари на больничной территории в принципе есть, но зажигали их последний раз… дай Бог памяти, когда ж мэра-то перевыбирали? Медсестра – худенькая темноволосая женщина с печальными глазами – заканчивает проверять системы жизнеобеспечения у раненого гаишника, опутанного всяческими шлангами-капельницами; убедившись, что все в порядке, она выходит из палаты, освещенной теперь лишь синеватым настенным ночничком.

В застекленном боксе, отделяющем реанимационное отделение от основного больничного коридора, скучают двое охранников; чтоб особо не нервировать больных и медперсонал, они наряжены в белые халаты, из выреза которых, правда, вполне откровенно выглядывают титановые бронежилеты. Сказав «скучают», автор несколько погрешил против истины, ибо в описываемый момент они как раз деятельно разбираются с дежурным ординатором, – тот, хотя и внесен в список лиц, допущенных в «охраняемую зону», но паспорта при себе не имеет, больничное же удостоверение не устраивает титановогрудых аргусов: приходится связываться с дежурным врачом, etc – «Порядок есть порядок, и давайте, знаете ли, тут не будем…»