Баллады о Боре-Робингуде - Кирилл Еськов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В быстро сгущающихся грозовых сумерках цинковомордые без суеты эвакуируют героиновый контейнер – как он был, прямо с болтающейся на горловине миной – из микроавтобуса в багажник своей «волги». Окидывают последним взглядом место преступления (старший не обошел вниманием и наклейку-стикер в виде растопыренной белой пятерни в черном круге, посаженную на внутренность ветрового стекла «тойоты»), и «волга» рвет с места, размазывая по ветровому стеклу первые, ртутно-тяжелые дождевые капли.
И вовремя: издали уже доносятся настоящие милицейские сирены… Впрочем сейчас, на фоне всех случившихся вокруг злосчастного поста ГАИ событий, впору усомниться: полноте, да существуют ли они вообще, НАСТОЯЩИЕ милиционеры? А с другой стороны – решения эта дилемма, как известно, все равно не имеет:
«Всякого, кто смахивал на полицейского, немедля арестовывали, но меры эти, понятное дело, привели лишь к тому, что к вечеру одна половина полиции арестовала вторую».
26
В Аэропорту, среди гудящей вокзальной толпы, Подполковник дает прощальные напутствия Миллиджу:
– Вот ваши сопровождающие, Саша и Сережа. Вы должны довериться этим людям и подчиняться им беспрекословно: они головой отвечают за то, чтобы вы со своей пленкой завтра оказались в Лондоне. Если возникнут юридические или финансовые проблемы – они их решат; понадобится умереть, защищая вас, – умрут…
– Ого! Дело может дойти и до такого?
– Запросто. Вы просто еще не до конца поняли, мистер Миллидж, в какое осиное гнездо мы с вами сунули прутик.
– Но на предмет моего маршрута вы меня наконец просветите?
– Зачем? «Меньше знаешь – крепче спишь»… Могу сообщить лишь его первый пункт: Минск. Дальше во всем положитесь на своих сопровождающих, лады?
Под сводами аэровокзала разносится сонный голос дикторши: «В седьмой секции заканчивается регистрация билетов на рейс 311, Москва-Минск…» Англичанин, уже направившийся было вместе с Сашей и Сережей к означенной седьмой секции, внезапно оборачивается к Подполковнику:
– Мистер Александер! – с этими словами он лезет в свою сумку и извлекает оттуда пару видеокассет. – Я снимал это в Чечне. Здесь – правда, точно такая же, как и в остальных моих чеченских репортажах; но только ЭТУ часть правды никогда не покажет ни одна европейская телекомпания: у нас не любят, когда страдает романтический имидж борцов за свободу… Распорядитесь этим по своему разумению, ладно?
27
В черной нефтяной луже отполированного ливнем асфальта отражаются зловещие, как огни святого Эльма, отсветы милицейских мигалок: рядом с «тойотой» затормозила целая кавалькада. «Арийская морда», Александр Арвидович, сунувший было нос в разгромленный микроавтобус и даже собравший уже с полу щепоть рассыпанного героина, оборачивается на оклик оперативников, шурующих у кювета: «Товарищ майор! Скорее!»
Как это ни невероятно, но младший из постовых еще жив: медицина знает множество странных историй с огнестрельными ранениями в голову – так вот это, похоже, одна из них. Да не просто жив – на какой-то немыслимой мобилизации последних крох своей жизненной энергии он умудрился все эти минуты продержаться в сознании, ожидая подхода СВОИХ; когда над ним склоняются оперативники, он успевает достаточно внятно произнести: «Госбезопасность… двое… «волга» серая…» – и лишь тогда позволяет себе провалиться в небытие.
Пока подчиненные срочно связываются с медициной («Тяжелое ранение в голову, огнестрельное… так… а если вертолет?..») и передают приказ постам ГАИ на магистралях, ведущих в Южный сектор Москвы («Автомобиль «волга» серого цвета… вооружены и очень опасны… могут иметь безупречные по исполнению удостоверения ФСБ»), майор вновь возвращается к «тойоте». Здесь его ждет сюрприз: один из пассажиров микроавтобуса стал подавать признаки жизни. Он со стоном приподнимает голову и пару секунд непонимающе разглядывает намертво зажатую в собственном кулаке рацию (надо думать, потеря сознания застала его в момент передачи сигнала тревоги); оживает он, впрочем, достаточно быстро:
– Акбар Тураджон, третий секретарь посольства Республики Тюркестан в Москве. С кем имею честь?
– Майор Лемберт, старший оперуполномоченный отдела по расследованию убийств Московского уголовного розыска.
– Согласно Венской конвенции эта машина наравне с посольством подпадает под категорию экстерриториальности и является частью территории республики Тюркестан. Я вынужден требовать, чтобы вы незамедлительно покинули тюркестанскую территорию.
– Плевать я хотел на все ваши «экстерриториальности»: я расследую убийство двоих сотрудников милиции, застреленных несколько минут назад у дверцы вашей экстерриториальной тачки. И по всем признакам убийство это прямо связано с транспортировкой наркотиков…
– О каких наркотиках вы говорите, майор?
– О тех самых, что рассыпаны ровным слоем по всему вашему экстерриториальному полу!
– Это провокация! Если даже вещество на полу – наркотик, оно было подброшено в нашу машину, пока мы находились без сознания. Я заявляю официальный протест: это происки тех сил, что пытаются омрачить российско –тюркестанские отношения.
– Пусть так. Но меня интересует, что здесь произошло до того, как вы все потеряли сознание. Полагаю, на вашу машину было произведено нападение с целью захвата перевозимой вами дипломатической почты?
Третий секретарь к тому времени успел уже проанализировать позицию; позиция, что и говорить, сложная, и играть ее вот так, в режиме блиц – занятие для идиотов. Героинового контейнера – ни опечатанного, ни вскрытого – в машине, слава Аллаху, нет, но куда он подевался – неясно: захвачен? если да, то кем? или эвакуирован своими, подоспевшими на сигнал тревоги? Ситуация явно нештатная, не предусмотренная имеющимися у наркодипкурьера инструкциями, так что после некоторого раздумья он выбирает уход в глухую несознанку:
– Наша машина не перевозила никакой диппочты. На нас никто не нападал. Мы просто потеряли сознание – по неизвестной пока причине, наши медики со временем разберутся. Пока мы находились в бессознательном состоянии, кто-то взломал дверь машины и насыпал на пол белое вещество неизвестного нам состава. Это – официальное заявление.
– То есть у вас из машины ничего не пропало, господин секретарь? И розыск вашей диппочты и ее похитителей объявлять не нужно?
Пауза.
– Мне нечего добавить к предыдущему моему заявлению, майор.
– Насчет диппочты – понятно: ее типа не было. А вот был ли ваш охранник вооружен, господин секретарь? Я конкретизирую вопрос: не было ли у него пистолета с глушителем?
Тут пауза отчетливо затягивается. Пистолета нигде не видать, но вот где он? – уж не в кармане ли у проклятого мента, пожри его шайтан вместе со всем отродьем?
– Мы соблюдаем дипломатические нормы, майор, и не носим оружия. Но я не могу исключить, что организаторы провокации, подкинувшие нам… вещество, похожее на наркотик, могли, пользуясь бессознательным состоянием сотрудника нашей службы безопасности Агабека, вложить ему в руку оружие с тем, чтобы получить на нем отпечатки пальцев. Вам должно быть известно, майор, что подобное случается…
– Подобное случается сплошь и рядом, господин секретарь, – вроде бы сочувственно кивает опер. – Вот только… А что если отпечатки вашего Агабека найдутся не только на внешней поверхности пистолета, но и на его внутренних частях? ну, например, на обойме? И при этом окажется, что пули, которыми убиты наши милиционеры, выпущены именно из этого оружия? Что тогда, господин третий секретарь?..
По прошествии еще более продолжительной паузы третий секретарь наконец произносит:
– Я отказываюсь комментировать эти инсинуации, майор. No comments. И я настаиваю на том, чтобы вы немедля покинули тюркестанскую территорию.
– Непременно, – ухмыляется «арийская морда»; он внезапно опускается на корточки и извлекает из какой-то щели под сиденьем блестящий цилиндрик стреляной гильзы. – Это, надо понимать, вам тоже подбросили?
– No comments, – с каменной рожей повторяет дипломат.
…К голубоватым сполохам, пляшущим в асфальтовом зеркале, добавились тем временем и кроваво-красные: раненого постового грузят в «Скорую помощь». Старший опер отдает своим людям пару кратких распоряжений, и в уже тронувшийся было медицинский рафик в последний миг успевают запрыгнуть двое милиционеров с автоматами: «Программа охраны свидетелей» по-русски. Затем майор отходит чуть в сторонку и извлекает из кармана мобильник:
– Робингуд?.. Это хорошо, что узнал. Я нахожусь на 4-м километре Южного шоссе… Тебе это ничего не говорит? – правильно, я так и думал, что нет… и что алиби твое подтвердит десяток безупречных свидетелей, верно? Но фокус в том, что я расследую тут вовсе не разбойное нападение на машину некоего посольства, как ты, похоже, решил, а убийство. Убийство двоих сотрудников ГАИ; ты въехал, нет? …Да, полагаю, что не ты: убирать свидетелей – это не твой стиль. Но я желаю знать ВСЕ, что на самом деле случилось на этом чертовом 4-м километре. Считай, что ты получил повестку с вызовом на допрос по делу об убийстве сотрудника милиции при исполнении им служебных обязанностей – в качестве свидетеля. Жду тебя в 20-ноль-ноль в известной тебе забегаловке, и посмей только не явиться: ты заимеешь в моем лице такого Гая Гисборна, что мало не покажется! …Кстати – чтоб ты чувствовал себя свободнее: никакого дела о разбойном нападении на «тойоту» не возбуждено. …А вот так! Никакого нападения, оказывается, не было. Ладно, это все при встрече. Конец связи.