Аня из Шумящих Тополей - Люси Монтгомери

Хейзл содрогнулась при одной мысли об этом и критически взглянула на очередной ноготь.

— Я полагаю… — начала было Аня.

— Понимаете, мисс Ширли, у нас с ним нет ничего общего. Его не волнуют поэзия и романтичность, а они сама моя жизнь. Иногда мне кажется, что я, должно быть, реинкарнация Клеопатры[62]… или, может быть, Елены Прекрасной[63]. Во всяком случае, одного из тех томных, обольстительных созданий. У меня такие чудесные мысли и чувства. И если это не объяснение, то, право, не знаю, откуда бы им взяться. А Терри такой ужасно прозаичный. Уж он-то не может быть ничьей реинкарнацией. И то, что он сказал, когда узнал о пере Веры Фрай, доказывает это. Ведь правда, мисс Ширли?

— Я ничего не слышала о пере Веры Фрай, — терпеливо ответила Аня.

— Неужели? Мне казалось, я уже рассказывала вам об этом. Я столько всего вам рассказывала. Жених Веры подарил ей птичье перо для письма. Оно выпало из вороньего крыла, а он его подобрал. И он сказал Вере: «Пусть всякий раз, когда ты пользуешься этим пером, твой дух воспаряет к небесам, подобно той птице, что когда-то носила его». Разве не чудесно ? Но Терри сказал, что перо очень быстро придет в негодность, особенно если Вера пишет так же много, как говорит, и что — во всяком случае на его вгляд — вороны не воспаряют к небесам. Он совершенно не понял, в чем был смысл этого подарка, не понял самого существенного.

— А в чем был его смысл?

— Ах, ну… ну… понимаете, воспарить. Убежать от всего земного. Вы обратили внимание на кольцо Веры? Сапфир. Мне кажется, сапфиры слишком темные для кольца невесты. Я предпочла бы такое милое, романтичное колечко из жемчужинок, как у вас. Терри хотел сразу дать мне кольцо, но я сказала: «Подождем немного». Это напоминало бы оковы… так неотвратимо, понимаете. У меня не было бы такого чувства, если бы я действительно любила Терри, не правда ли?

— Боюсь, что так.

— Как это чудесно — рассказать кому-нибудь о том, что действительно чувствуешь! Ах, мисс Ширли, если бы я только могла снова оказаться свободной, чтобы искать сокровенный смысл жизни! Терри не понял бы, что я имею в виду, если бы я сказала это ему. И я знаю, он ужасно вспыльчивый: все Гарланды такие. Ах, мисс Ширли, если бы вы только поговорили с ним, рассказали ему, что я чувствую… Он считает вас и просто чудесной. Он вас послушается.

— Хейзл, дорогая моя девочка, да как же я могла бы это сделать?

— Не понимаю, почему нет. — Хейзл кончила полировать последний ноготь и с трагическим видом отложила палочку апельсинового дерева. Если уж вы не сможете, то нет спасения нигде. Но я никогда, никогда, НИКОГДА не смогу выйти замуж за Терри Гарланда.

— Если ты не любишь Терри, тебе следует пойти и сказать ему об этом, несмотря на то что ему будет очень тяжело. Когда-нибудь, Хейзл, дорогая, ты встретишь человека, которого сможешь полюбить по-настоящему. Тогда у тебя не будет никаких сомнений. Ты будешь знать, что любишь его.

— Я никогда больше никого не полюблю, — заявила Хейзл с холодным спокойствием. — Любовь приносит только горе. Хоть я и молода, это я усвоила. Какой чудесный сюжет для одного из ваших рассказов, не правда ли, мисс Ширли?.. Ах, мне пора. Я понятия не имела, что уже так поздно. Мне настолько лучше, после того как я открылась вам… «в стране теней души коснулась вашей», как говорит Шекспир.

— Мне кажется, это сказала Полина Джонсон, — мягко заметила Аня.

— Ну, я знала, что это был кто-то, кто жил. Думаю, мисс Ширли, что сегодня я смогу заснуть. Я почти не спала с тех пор, как обнаружила, что помолвлена с Терри… не имея ни малейшего понятия о том, как это произошло.

Хейзл взбила волосы и надела шляпку, подшитую розовой тканью до краешков полей и с гирляндой розовых цветочков вокруг тульи. В этой шляпке она была так умопомрачительно хороша, что Аня не удержалась и поцеловала ее, восхищенно заметив:

— Ты прелестнейшее создание, дорогая.

Хейзл стояла совершенно неподвижно. Затем она возвела глаза к потолку и устремила взгляд прямо сквозь него и сквозь чердак над башней, ища звезды в небесах.

— Я никогда, никогда не забуду это чудесный миг, мисс Ширли, — пробормотала она восторженно. — У меня такое чувство, словно моя красота — если я действительно красива — была освящена. Ах, мисс Ширли, вы не знаете, как это ужасно — считаться красавицей и всегда бояться, что когда люди увидят тебя, ты покажешься им не такой хорошенькой, какой слывешь. Это пытка. Иногда я просто умираю от унижения, так как мне кажется, что они разочарованы. Возможно, это только мое воображение. У меня такое богатое воображение — слишком богатое, чтобы это было мне на пользу. Понимаете, я вообразила, что влюблена в Терри. Ах, мисс Ширли, вы чувствуете аромат цветущих яблонь?

Нос у Ани был, так что она чувствовала.

— Просто божественный, правда? Надеюсь, в раю будут сплошь цветы. Человек мог бы быть необыкновенно хорошим, если бы жил в лилии, не правда ли?

— Боюсь, это его немного сковывало бы, — с лукавой строптивостью заявила Аня.

— Ах, мисс Ширли, не смейтесь, не смейтесь над вашей маленькой обожательницей! От язвительных слов я просто вяну, как лист.

— Ну, вижу, она еще не заговорила вас до смерти, — заметила Ребекка Дью, когда Аня вернулась, проводив Хейзл до конца переулка Призрака. — Не понимаю, как вы ее выносите.

— Она нравится мне, Ребекка, в самом деле нравится. Я сама была в детстве ужасной трещоткой. Интересно, казались ли мои речи тем, кто меня слушал, такими же глупыми, какими кажутся мне иногда речи Хейзл?

— Я не знала вас, когда вы были ребенком, но уверена, что такой, как она, вы не были, — заявила Ребекка. — Потому что, как бы вы ни выражали свои мысли, вы говорили то, что думали, а Хейзл Марр — нет. Она просто-напросто снятое молоко, изображающее из себя сливки.

— О, разумеется, она немного рисуется, как большинство девушек, но мне кажется, кое-что она говорит вполне искренне, — сказала Аня, думая о Терри.

Вероятно, именно потому, что сама Аня была невысокого мнения об упомянутом Терри, она решила, что все, сказанное о нем Хейзл, было сказано совершенно серьезно и что Хейзл порывает с ним, несмотря на десять тысяч долларов, оставленных ему в наследство его бабушкой. Аня считала Терри симпатичным, но довольно слабохарактерным молодым человеком, который влюбился бы в первую же хорошенькую девушку, какая вздумала бы строить ему глазки, и с равной легкостью влюбился бы в следующую, если бы красавица номер один отвергла его или слишком надолго оставила в одиночестве.

Аня довольно часто встречала Терри той весной, поскольку, по настоянию Хейзл, обычно сопровождала влюбленных для приличия. Ей было суждено видеться с ним еще чаще: Хейзл уехала в Кингспорт навестить друзей, и в ее отсутствие Терри почувствовал особую привязанность к Ане — брал ее на прогулки в своей двуколке, провожал домой с вечеринок и танцев. Они были приблизительно одного возраста и называли друг друга «Аня» и «Терри», хотя Аня испытывала к нему почти материнские чувства. Терри было чрезвычайно лестно, что «умной мисс Ширли», очевидно, нравится его общество, и во время вечеринки у Мэй Коннели, в залитом лунным светом саду среди теней раскачиваемых ветром акаций он сделался до того сентиментален, что Ане пришлось насмешливо напомнить ему об отсутствующей Хейзл.

— А, Хейзл! — отозвался Терри. — Этот ребенок!

— Ты помолвлен с «этим ребенком», не так ли? — строго сказала Аня.

— Не то чтобы помолвлен… так… всего лишь маленькое увлечение. Я… я думаю, просто мне вскружил тогда голову лунный свет.

Аня торопливо рассуждала: если Хейзл действительно так мало значит для Терри, будет гораздо лучше избавить девочку от него. Вероятно, это ниспосланная небесами возможность вывести их обоих из глупейшего затруднительного положения, в которое они сами себя поставили и из которого ни один из них, принимая все со смертельной серьезностью юности, не знал, как выпутаться.

— Конечно, — продолжил Терри, неправильно истолковав ее молчание, — я готов признать, что попал в несколько неловкое положение. Боюсь, Хейзл приняла меня чуточку слишком всерьез, а я не знаю, как лучше вывести ее из заблуждения.

Аня, всегда склонная действовать под влиянием первого побуждения, приняла самый что ни на есть материнский вид.

— Терри, вы двое детей, играющих во взрослых. На самом деле Хейзл любит тебя ничуть не больше, чем ты ее. Очевидно, лунный свет подействовал на вас обоих. Она хочет снова быть свободна, но не решается сказать об этом, так как боится тебя обидеть. Она просто романтичная девочка с путаницей в голове, а ты мальчик, влюбленный в любовь, и когда-нибудь вы оба хорошенько посмеетесь над собой.