Слишком хорошая няня - Ашира Хаан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я намазываю крем на каждый новый корж, а Александр не забывает улучить минутку, когда мы скрыты дверцей холодильника и быстро меня поцеловать.
Вскоре я начинаю уже всерьез обдумывать идею сообщить маме, что у меня другие планы на эту ночь. Но нет, конечно, я не брошу ее одну в Новый Год вот так внезапно.
— Иди переодевайся, — говорит Александр, глядя на часы. — Двадцать минут осталось.
Тайминг он настроил идеально — время на часах над телевизором и время на экране совпадают вплоть до пяти секунд. После скучной для Дины речи президента, в которой она, к счастью, не распознает признаки совсем другого времени, мы чокаемся бокалами с детским шампанским под перезвон курантов.
Хором ведем обратный отсчет:
— Шесть! Пять! Четыре!
И — бом-м-м-м-м! Последний удар!
Новый год наступил!
Пока только у нас, но это — тс-с-с-с! — секрет.
Дина слезает со стула и прямо с бокалом бежит ко мне обниматься. Утыкается мне в живот, как тогда, когда папа привез ее к моему дому.
Но теперь она может говорить:
— Лала, знаешь, что? — спрашивает она тихо.
— Что?
— Ты самая лучшая. Можно, ты будешь со мной всегда? Пожалуйста!
Она так всерьез об этом просит, что у меня в горле встает ком.
— Маленькая моя…
Не знаю, что ей ответить.
У нас впереди еще много всего.
Нужно окончательно разобраться с ее мамой, нужно выяснить, что случилось в тот день, когда она сбежала из дома, нужно разобраться в наших с Александром отношениях.
И когда закончатся три месяца моего контракта — что будет?
Что?
Ох…
И как я могу ей обещать, что буду с ней всегда, если я — всего лишь няня, у которой интрижка с ее отцом?
42
Мама встречает меня, как обычно — суетой. Не дорезаны салатики, шампанское теплое и стоит прямо на плите, где запекается столько мяса, что хватило бы на хорошую компанию мужиков. А сама мама в домашнем халате, потому что переодеваться, пока не накрыто на стол — рано. Горячее мы никогда не съедаем, но мама упорно готовит его каждые праздники.
— Красивое платье, — она мельком бросает на меня взгляд. — Зачем вырядилась? Мы по-простому.
— А я не хочу по-простому, — говорю я, выгружая завернутые мне с собой деликатесы. И хамон, и сыр, и икру, и чудесные фаршированные чесноком перчики, и паштеты, и фрукты.
— Для икры-то хлеб нужен свежий! Сбегаешь?
Молча вытаскиваю хрустящий багет.
Ох уж эта традиция ходить за хлебом в последний час работы магазинов…
— Ну, рассказывай, — говорит мама, наконец присаживаясь на табуретку.
Традиционно встречаем на кухне, потому что в комнате есть запрещено. Даже по праздникам. Но мне и так уютно. И пластмассовая елочка на холодильнике с игрушками, которыми ее украшала еще бабушка в своем детстве, и простенький фонарик из Икеи, который тоже стал традицией — мы ставим его на подоконник. И даже скромные бутерброды формата три икринки на полпачки масла. Традиция — это не про роскошь, а про тепло поддержки самых близких. Мы помним друг о друге, и это греет.
— А что рассказывать? Бабушке в пансионате нравится, велела до Рождества не являться, — нарезаю последний соленый огурец, выжимаю майонез и смешиваю оливье в миске. — Вика открыла для себя местный «Тиндер», говорит что первое время не верила, что там все мужики настоящие. У нас таких даже среди альфонсов не найти. Звонил начальник с моей первой работы, звал обратно.
— А ты?
— Они подняли зарплату на тридцать процентов, мам.
— Так отлично же!
— Учитывая, что прошло шесть лет, и мои запросы теперь в четыре раза выше…
— Зато надежно! Оттуда ты сама ушла, а остальные — то обанкротятся, то переедут.
— Ох…
Слушаю еще одну речь президента — на этот раз новенькую.
Поднимаю бокал под еще одни куранты.
Мама быстро пишет на бумажке желание, сует в огонь, обжигается, размешивает пепел и успевает таки выпить шампанское.
Мне хватает одного глотка.
— С Новым годом!
Она мне дарит скромный бежевый палантин, я ей — духи, которые ей понравились в магазине. Дорогие — зверски. Ни я, ни она пользоваться подарками не будем, это тоже традиция.
Но тут мама вдруг делает хитрый вид и вытаскивает еще одну подарочную коробочку. Заинтригованная, разрываю упаковку и удивленно смотрю на пару мужских тапочек. Размера сорок девятого.
На мое безмолвное изумление, мама смущенно говорит:
— Говорят, помогает по фэн-шую. Если мужские тапочки в доме поставить, мужчина заведется. Вот. Давай попробуем?
Не знаю, какую реакцию она от меня ждет, но я просто молча откладываю подарок в сторонку и медленно складываю упаковочную бумагу. Разглаживаю края, не поднимая глаз.
— Ларчик, ну… — мама смущается. — Я же добра желаю. Не сердись.
— Конечно, мамочка! — я обнимаю ее и вздыхаю.
Как обычно, съев по ложке салатика, перемещаемся в комнату, где по телевизору идет «Голубой огонек» посвежее того, что мы смотрели с Александром.
Мама устраивается в кресле с книгой под рукой. Она утверждает, что не может только смотреть на экран, ей надо попутно еще и читать. Но я знаю, что чаще всего она увлекается и про телевизор забывает.
С кухни раздается пищание телефона, и я иду туда, не включая свет. Эту квартиру я знаю наизусть — спинным мозгом и виртуальными вибриссами. Без сознания смогу пройти из маленькой комнаты в ванную, не споткнувшись. И сейчас мне слишком уютно в этой темноте, пахнущей запеченым мясом, мандариновыми корочками, мягким хлебом и домашним теплом, чтобы разрушать ее ярким светом.
— Привет, — улыбаясь, говорю я в трубку, потому что на экране «Александр», и я как-то удивительно рада его слышать сейчас.
— С Новым годом, Лала, — говорит он.
— С Новым годом, Саш.
— Ты меня уже поздравила.
— Кстати, под елочкой для тебя подарок, — говорю я.
— Да? Спасибо… Надеюсь, я могу его открыть завтра с Диной? Там ничего такого?
— Мечтай!
— Ну уж и фантазировать нельзя! Хотя я уже посмотрел — ни в одну из коробок под елкой не поместилась бы личная няня, перевязанная красным бантиком…
Дурацкий, хоть и милый флирт, безобидный и невинный, а сердце все равно начинает колотиться чаще, и к коже приливает тепло. Стою в темноте, опираясь коленом о батарею и смотрю за окно, где в небе расцветают фейерверки. Яркие — на сотни зарядов, попроще — одиночные зеленые ракеты.
Это такая волшебная ночь.
Можно и пофлиртовать немножко.
— Чем занята?
— Ничем особенным, — признаюсь
