Вьюжной ночью - Василий Еловских

Завтра у отца выходной, чему он очень рад. Привезут они рыбы, отогреются, и отец весь вечер будет рассказывать, как лучше ловить чебаков, где можно увидеть раков и сколь хитра бывает щука, особенно старая.

На отце телогрейка, в которой он ходит на работу, от нее пахнет машинами. У Сережи вообще удивительный нюх, он слышит запахи, которые не слышат отец, мать и многие ребятишки.

Лодка почти на середине разлива, далеко-далеко виднеется окраина поселка, где затерялся и их домик с красной крышей и новым крыльцом. Над баней скворечница. Сережа старается отыскать свой дом, но не удается. Домов с красной крышей много, а крылечек не видно ни одного, и скворечен тоже не видно. Он спрашивает у отца, тот отвечает, посмеиваясь:

— Эх, Серегин, Серегин, свой дом где, не знаешь! Его ж не видать отсюдова. Во-он большой дом в пять окон. Сбоку ишо сарай стоит. Видишь? Митрий Созонов живет там, с усами такими длинными ходит. Знаешь? Так за этим домом где-то и наш.

Они подъезжали к каким-то маленьким зеленым островкам. Сережа подумал, что неплохо бы высадиться на них и походить, посмотреть. Но вот отец взмахнул веслами еще раз двадцать, и стало видно, что это не островки вовсе, а просто из воды торчат веточки тальника, тоненькие, слегка распушившиеся. Кое-где на ветках только нарождаются листья, а многие веточки совсем голые. Тальник тянется бесконечно, между кустами — чистые водные поля.

— Мы не застрянем? — спрашивает Сережа.

— Где застрянем?

— Да тут где-нибудь. Мелко ить.

— Мелко? Ты что? Здесь, знаешь, метра три-четыре глубины, не мене.

Сережа не верит и начинает пробовать дно веслом. Весло полностью погружается в воду, и так как лодка плывет, весло резко относит назад. Удерживая его, Сережа наклоняется над бортом.

— Не балуй! Слышь, Сергей!

Выходит, верно, что глубоко. Да ведь прошлым летом Сережа бегал через поля в тальник, где росли кусты, высокие-высокие, а внизу толстые — десять человек удержат. Тальник в этой стороне. Выходит, они плавают над ним.

— Пап, а сколько здесь до берега?

— Сколько до берега? Да километра два, наверно. А что?

«Если лодка перекувырнется, попробуй-ка доплыви, — размышляет Сережа. — Может, схватиться за ветку, какая потолще? Да тут толстых-то и нет, все тоненькие, сразу потонут. Только плыть будут мешать. В самом деле, как поплывешь через ветки эти?» Сереже становится страшно. Он пробует воду — теплая вроде бы. Расстегивает плащ и пальтишко — может, и вправду сплавать придется. Из пальтишка Сережа вырос, даже плечи побаливают. Отправляя сына на рыбалку, мать сама застегнула ему на все пуговицы пальто и заставила надеть поверх еще отцовский плащ: «Дождь может разойтись, тогда до нитки промокнешь».

Они оба в шапках. Отец любит даже в теплую погоду ездить на рыбалку в шапке и сынишку заставил шапку надеть.

— Ты чего распахнулся? Замерзнешь. Застегнись.

Сережа запахивается, но не застегивает пальто.

— Я тебе чего сказал, Сергей?!

— А если лодка перевернется? Вон как она…

— Не будешь дрыгаться — не перевернется. К первой сети подъезжаем. Так, спокойно, спокойно! — командовал отец больше себе, чем сыну.

Впереди, преграждая дорогу лодке, плавали продолговатые куски сосновой коры — поплавки. В мутной воде виднелась сеть, точнее верхняя часть ее. Отец не раз говорил, что с обеих сторон привязывает сеть к кустам тальника, и сейчас Сережка старался углядеть, где привязано. Ага, вон!.. Слева и справа тянутся от сети веревочки к веткам.

— Ну-ка проверим! — бодро говорит отец. — Проверим счас. Не уйдешь от нас, рыбка. Гляди, Серега, учись! Пригодится в будущем.

Он начал вытягивать сеть из воды. Вытянет в одном месте, просмотрит, опустит, вытягивает в другом, третьем, четвертом местах. И быстро-быстро руками перебирает вдоль сети. Сам свесился из лодки, лодка легонько плывет. То тут, то там белеют чебаки и окуни, застрявшие в ячеях. Отец осторожно вынимает рыбешек — боится, чтобы сеть не порвать; лодку относит в разные стороны, отцу, видимо, не так-то легко справиться с лодкой, он тяжело дышит и морщится. Чебаки и окуни рвутся из его рук, верткие они, скользкие. На дне лодки прыгают.

Стараясь все увидеть, Сережа привстает, вытягивает шею. Лодка все больше раскачивается, вот-вот перевернется, но рыбаки не обращают на это внимания.

Отец бросает в лодку последнего чебака и обтирает руки о телогрейку.

— Та-ак!.. С ведерко наловили. Ай да мы! Ну, поехали ко второй сети.

Ловко орудуя веслами среди зеленых веток, отец говорит:

— Где-то под нами овраг должен быть. Помнишь его?

Да, Сережа помнит. Прошлой осенью он искал козу и забрался далеко в тальник. Дорогу ему преградил глубокий овраг, тянувшийся откуда-то к реке. На дне оврага росла густая-прегустая колючая трава, Сереже казалось, что в ней прячутся змеи, и он торопливо перепрыгивал через эту траву.

— Возле оврага этого лет пять, понимаешь, назад свояченица Марья, твоя тетка, со своей подружкой разодралася. Пошли они, три бабы, по грибы. Корзинки, конечно, захватили. Ну, а дорога длинная — разговорились. И что-то не понравились друг дружке и начали корзинками-то по головам одна другую молотить. Орали на всю округу, как без этого. А в лесу, говорят, успокоились — груздей попалося много, не до ругни.

Вторая сеть была в самых зарослях тальника. Отец перебрал ее всю, но не нашел ни одной рыбешки.

— Целую неделю так… Не на том, видно, месте, переставлю завтра. Третью посмотришь ты.

Они долго плыли среди кустов — как только отец не заблудится — и вот наконец очутились на краю тальника, близко от русла реки. Снова показались поплавки. Здесь гулял крепкий ветерок, волны ударяли о борта лодки, поплавки подпрыгивали, будто уплывали куда-то. Помаленьку расходился дождик.

Сережа подобрался к носу лодки и, как отец склоняясь над водой, стал просматривать сеть. В мокрой одежде тяжело двигать руками. Мальчик сбросил плащ и пальто. Отец торопливо и как-то неуверенно пробормотал:

— Простынешь смотри. Оделся бы.

Он придерживал лодку возле сети. Сережа рывками, неловко вытягивал тяжелую сеть из воды, чувствуя, как дрожат руки.

— Что это ты, милок?.. — сказал отец. — Но ничего… не торопися, главное.

Лодка часто заскакивала на сеть, и отец, выправляя ее, поругивался про себя.

На середине сети Сережа увидел с десяток чебаков, они застряли в ячеях недалеко друг от друга: головы на одной стороне, хвосты — на другой. Поднял сеть, одна рыбина снялась легко, а вторая не вылезает ни в ту, ни в другую сторону. Крепко влезла, окаянная, сеть даже врезалась в нее.

Сейчас Сережа весь дрожал от напряжения и нетерпения. И выкрикивал:

— Ах ты!

Свесившись с борта, нервно нащупывая на скользком днище опору для ног, он до крови царапал иглистыми плавниками руки, диву даваясь, как легко, просто отцепляет рыбешек отец.

— Че-то ты волнуешься, — сказал отец. — И все торопишься куда-то. Смотри, чебаку совсем голову свернул.

Отец еще что-то говорил, но мальчик уже не слышал: он увидел, как у края сети в глубине, рядом с кустом тальника, заметалась большая рыбина. Сережа крикнул, сам не зная что, чувствуя и радость и испуг одновременно. Он весь потянулся к воде, вытягивая сеть с силой, на какую только был способен. Лодка накренилась, отец, тоже вошедший в азарт, кричал:

— Тяни, уйдет, сволочина!

— Щас!

— Держи!!

— Щас!

Щука была холодная, твердая и бешено билась в руках. Сережа бросил ее в лодку вместе с сетью.

— Ломай ей лен! Лен ломай!

Прошлым летом отец показывал сыну, как надо ломать щуке лен, но Сережа растерялся и не мог сообразить — как. Дело закончилось тем, что отец сам, порвав сеть, вытащил щуку, согнул ее буквой «Г», отчего раздался легкий хруст — и рыбина затихла.

Они все-таки порядком умаялись и плыли обратно не так быстро, как хотели. Уже свечерело. Дождь теперь лил вовсю, вода булькала от тяжелых капель. У Сережи стыли руки, будто он не за мокрые борта лодки, а за мерзлые доски держался. Опять справа и слева потянулись ветки тальника; в темноте они, эти ветки, сливались в сплошные темные полосы, и думалось, что плывешь по какой-то узкой речушке.

Вдали мерцал один-единственный огонек, порою совсем исчезая. На этот огонек они и плыли.

— Ветер че-то подымается, — проговорил отец. — Подналечь придется. Вылей-ка из лодки воду.

— Это от щуки, наверно, без ее было мало воды. Весит все-таки.

— Плетешь ты, Серегин, не знай чего. Не вихляйся давай.

По руслу реки прошел пароход, он сиял огнями, колеблющимися в дождевой завесе.

— Пап, он на самый, самый Север плывет?

— На самый.

— К Ледовитому океану?

— Аха.

— А далеко до его?

— Для парохода-то не так уж… Скоро тундра, а за тундрой и море Ледовитое.