Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков

Сычев набрал черкасских ребят, поскакали на Усть-Куртлак, где «развратник Сухоруков» обретался.

Съехались. Стал их Сычев просить по-хорошему и, уговаривая, неосторожно въехал в толпу, и там ему дали с размаху пистолетным дулом в лицо. Сычев, ослепленный ударом и окровавленный, упал, но очнулся и, стоя «на ракушках» (на карачках), Уговаривал ради Христа казаков не бунтовать, чтоб все великое Войско не пострадало.

Пока возмутители раздумывали, их повязали. Пятеры заводчиков отправили в столицу, где их всех судили, а потом привезли на Дон, чтоб в крепости Дмитрия Ростовского показательно выпороть. Все это дело растянулось надолго, и нашего главного героя уже не затрагивало…

Оставшиеся на кубанской пограничной линии в полках донцы, смущенные беспорядками в Черкасске и недовольные будущим переселением, побежали по одному и десятками из полков домой. С Дона вместо трех полков, ожидавших смену, пришел один, два полка из-за волнения задержали в Черкасске, харчи проедать. Гудович, закрутивший все это дело, оставил Мартынову и Иловайскому разбираться с беглыми, а сам стал спасать расползавшиеся кордоны. Справедливо подозревая донскую верхушку в тайном сочувствии претензиям мятежников, он задался мыслью, кто ж на Дону самый надежный, и выбор пал на Матвея Платова, которого он в июне 1792 года и вызвал из Черкасска на линию. Велено было Платову объехать все донские полки на линии и увещать их подчиняться начальству и воинского порядка не нарушать.

Поехал он, присмотрелся. Казаки, ясное дело, бегали, русским офицерам и «погладиться» не давались. Те хватали с постов таких же казаков, пускались в погоню за дезертирами, а потом жаловались: «Держат, подлецы, коней, во весь мах не пускают. Не можем догнать, хоть убей. Я один что сделаю?» Когда же в погоню пускали регулярную кавалерию, то дело доходило до перестрелок.

Стал Платов казаков уговаривать. Его слушали, поперек открыто не говорили, а за спиной шептались, что отобрали у него, Матвея, Екатеринославское войско, а он, Матвей, по великому тщеславию хочет себе на линии новое войско собрать и атаманом сделаться.

Потом прислал председатель Военной коллегии граф Салтыков поручение Платову передать казакам, что всех, кто остался в полках и не бунтовал, отпустят на Дон и переселять на линию не станут. Полегчало. Отписал Платов Салтыкову, что казаки «приняли себя весьма довольными», и не было впредь у них иной мысли, кроме как выполнять все должное по службе и повиноваться начальству. К тому же со второй половины 1792 года началось переселение на Кубань верных черноморских казаков, уцелевших запорожцев[80], — и это во многом решило дело.

Конец неспокойного года ознаменовался приездом на юг Суворова, назначенного командовать войсками Екатеринославской губернии, Таврии и всей новоприобретенной области. В самом Екатеринославском войске шло переформирование.

Чугуевский полк, Конвойный, оставшийся после смерти Потемкина без шефа, и Малороссийский казачий свели в три полка и назвали 1-м, 2-м и 3-м Чугуевскими.

С юга вооружалась и стягивала силы Турция, с северо-запада, с польских и литовских земель, наносило пороховую гарь малой войны.

Все это время Платов командовал легкими казачьими войсками в новоприобретенной области, штаб-квартиру имел в Дубоссарах. В 1794 году обстановка вроде прояснилась: с турками война откладывалась. Зато все силы готовили для окончательного усмирения разделенной Польши.

Прославленные полководцы собирали лучшие войска, среди них — цвет казачества. Шли на заведомо победоносную войну с охотой, сами просились. Вот бы где Платову показать себя! Повел бы он все легкие казачьи войска, на Днестре расположенные, схлестнулись бы в вековечном споре с «народовой» кавалерией[81] — чей верх, казаков или шляхты? Но нет. Ушли без него донцы, любимцы Суворова, ибо цепь обстоятельств заставила его нести службу тяжелую и неблагодарную, вновь усмирять зашатавшееся Войско Донское.

После того как выпороли Белогорохова и Сухорукова и ноздри им выдрали, взялись вновь Гудович и Иловайский казаков с Дона на Кубань переселять. Выбрали было донские станицы по жребию, кому новые земли заселять, осваивать. Станицы о том и слышать не хотели: «Нам Тихий Дон Иваном Грозным пожалован. Здесь готовы служить до скончания веку. А на линию не пойдем». Особенно пять станиц упорствовали: Пятиизбянская, Верхне- и Нижне-Чирская, Кобылянская и Есауловская. Иловайский их упрекал, с Пугачевым и Разиным сравнивал, Фоку Сухорукова напоминал: вот, мол, чем кончиться может. Ответили ему казаки великим ехидством: раз такая там земля хорошая, то заселите там крестьян, которых вы, казачья старшина, на донскую землю сажаете и за собой записываете, мы тех крестьян в очередь полками охранять будем, чтоб — не дай Бог! — их черкесы не обидели.

Старшина шуток не прощает. По приказу Иловайского притормозили проходившие через Дон на Кавказ егерские батальоны. Князь Щербатов, обретавшийся в крепости Дмитрия Ростовского с гарнизоном, тоже над душой стоял, требовал решительных действий и своей волей к донским границам войска стягивал.

Повелел Иловайский второму после себя в Войске человеку, Дмитрию Мартынову, разобраться с мятежными станицами, сперва уговаривать, ссылаясь на царскую волю, а если не послушают — карать нещадно.

Пришел царский указ, в котором Екатерина надеялась, что достаточно будет мятежникам страх внушить. Вот и стали пугать друг друга. Одни — регулярными войсками, другие — что поднимут остальные станицы и на Черкасск пойдут.

Вот тогда Мартынов и вызвал зятя. По зову тестя, по царскому велению отправился Матвей Платов на Дон с Чугуевским полком, обещая «дать всему Войску великий страх». Обогнал свой полк, оставил его на Донце, а сам с тестем возглавил тысячную команду верных казаков и с Данилой Ефремовым, недавним родственником, со всей старшиной под главным командованием князя Щербатова, возглавившего подошедшие русские полки, отправился на усмирение. Сопротивления не было. Пали мятежники на колени и прощения просили. Тысячу семей выселили на Кубань. Данила Ефремов с полками их отправлял. Две тысячи казаков выпороли и сорок восемь ненадежных старшин.

Выезжал Матвей Платов перед покорными казаками и говорил:

— Слушайте сюда, что я вам скажу. Вы без начальства — стадо баранов. Сколько гавкали, а как до дела — перепились и разбежались. Глядите у меня, «детушки»! Кто царице отступник, таких я порол и пороть буду, не схоронитесь.

К весне 1794 года на Дону все успокоилось. В это время Матвей Иванович получил наконец чин генерал-майора.