Анти-Авелин - Наталия Земская

– Семенов, есть что накинуть на плечи?

– Только маскировочный халат охотника с собой.

– Издеваешься?

Семенов пожал плечами:

– Мы с ребятами уже несколько выходных пострелять собираемся, а дела все не отпускают.

Петрович мысленно прикинул на себя куртку Семенова. Размера на два меньше будет.

– Ладно, давай «кикимору», – накинув на плечи разноцветные лохмотья, Петрович продолжил: – Мне с одним человеком поговорить надо, а ты в это время, через охрану, найдешь начальника смены, покажешь удостоверение, объяснишь, что к чему, попросишь открыть камеру хранения и заберешь мои вещи. Да, и еще – купишь пол-литра и отнесешь на четвертый этаж, философу. Выполняй.

На аллее было пусто. Бонифаций семенил рядом, заглядывая своими счастливыми собачьими глазами в лицо Петровичу. Профессор, в черном длинном пальто и фетровой шляпе, сидел на последней лавке аллеи, чинно положив руки на трость, не обращая ни на кого внимание. За десять шагов до него пес остановился и потянул носом воздух, а затем ринулся вперед со стонущим лаем и, выбив трость из рук профессора, упал к нему на грудь, слизнув одним махом с его лица очки.

– Бобоня! Собака моя! Откуда ты здесь? А я думал о тебе. Боялся, что ты пропал, – причитал профессор, обнимая за шею пса.

Петрович наклонился за тростью и протянул ее профессору:

– Станислав Витольдович?

Профессор недоверчиво окинул взглядом охотничий прикид обратившегося:

– Вы кем, молодой человек, будете?

– Иннокентием Петровичем. В данный момент – пациент этой больницы, а в целом по званию – майор милиции, но удостоверение показать не могу, оно с вещами у кастелянши.

– Понимаю, – расслабился профессор. – Я за ней вчера все утро охотился. Думаете, поможет? – ткнул он тростью в «кикимору» Петровича.

– Уверен, что нет. Собираюсь прибегнуть к другим методам.

– Надеюсь, что вы на верном пути. Как к вам попала моя собака?

– Случайно.

– Случайность, согласно одной из теорий, это скрытая от нашего понимания закономерная необходимость. О причине вашего настоящего появления, мне кажется, я догадываюсь.

– Вы уже наслышаны о двух убийствах в особняке Бжозовской? Кто она вам – родственница или однофамилица?

– Дальняя родственница.

Профессор замолчал.

– Станислав Витольдович, мне очень нужна ваша помощь по этому делу. Если мы в ближайшие дни, а может и часы, не разгадаем настоящий мотив убийств, возможно, будут новые жертвы, или совершены другие преступления.

– Знаю, знаю, молодой человек. Вы неправильно истолковали мое молчание. Я вам за этого пса землю готов рыть, жаль, возраст не позволяет, – с этими словами профессор потрепал за ухо присмиревшего Бонифация. – Просто, необходимо собраться с мыслями для своего рассказа, чтобы ничего не пропустить. Мне думается, мое нахождение в стенах этой больницы тоже как-то связано с последними событиями в особняке Бжозовской.

– Вас тоже хотели убить?

– Мне бы очень хотелось, чтобы это было неправдой. Я должен с самого начала рассказать вам эту историю… хотя бы для того, чтобы вы подтвердили или развеяли мои подозрения. Нет ничего тяжелее надуманных сомнений, пусть они потом окажутся действительностью, но реальность лучше догадок. История рода Бжозовских вам, должно быть, уже известна?

– Совершенно верно.

– Про монашеский Орден Иезуитов я как историк могу рассказать очень много, но будет ли вся эта информация полезной для следствия – не знаю. Поэтому буду готов ответить на вопросы, возникшие во время расследования. Итак, сначала о родстве с Бжозовской Елизаветой Федоровной: мой дед в 1905 году женился на еврейке, за что был лишен и отцовского благословения, и состояния. Но именно это обстоятельство спасло ему жизнь в годы революции, а мне облегчило научную карьеру во времена развитого социализма. Вокруг состояния Бжозовских ходят легенды. Однако, вопреки традициям, имевшим место быть у российского дворянства, жили они не на широкую ногу, а когда эмигрировали, оказались чуть ли не самыми состоятельными людьми в эмиграции.

– Нам известно о том, что Бжозовские разместили свои капиталы в европейских банках. Вы можете как-то объяснить их прозорливость?

– Я полагаю, вы намекаете на некую опасность, которая могла угрожать их благосостоянию или даже жизни, что заставило их припрятать деньги на «черный день». Конечно же, я как профессионал не мог пройти мимо преданий своего рода, и изучил огромное количество документов связанных с ним. И хочу вам ответственно заявить: мои предки жили открыто и без опаски, но была у семейства какая-то тайна, которую я так и не смог разгадать. Несколько раз в переписке между старшими и младшими представителями рода я встречал намеки на нее. Это выражалось в форме пожелания быть достойным носителем фамилии и хранителем некого секрета, который предполагал стойкость к алчности.

– Но какие-то версии у вас возникали?

– Конечно. Самая волнующая и интригующая легенда была связана с философским камнем, способным превращать неблагородные металлы в золото и создавать эликсир жизни – два компонента, по мнению многих, необходимые для абсолютной свободы человека. А также этот камень символизирует возможность без особых душевных усилий со стороны индивида переместиться из низшей животной природы в высшую, божественную. Эта легенда не подтвердилась. Все умирали и болели как обычные люди.

– А богатство?

– При правильном управлении капиталами вполне себе достижимый результат. А потом, с возрастом, начинаешь понимать, что здоровье и жизнь ценнее, чем деньги. Что же тогда получается – они использовали одно свойство камня, а вторым, самым главным, не воспользовались? Сказки о философском камне были очень популярны на кухонных посиделках в 70‑х и 80‑х годах, – как и истории о контактах с внеземными цивилизациями, и много еще чего неправдоподобного. Эти темы и сейчас волнуют некоторых представителей нашего недоформированного общества, но уже с заметной коммерческой окраской.

– Что же тогда правдоподобно?

– Могу с уверенностью сказать, что этот секрет передавался устно, из чего можно предположить, что это какая-то научная формула… из какой именно области, мы, увы, можем только гадать.

– Формула? Вы уверены?

– Не совсем, но эта версия больше всего похожа на правду. Вам ведь не надо рассказывать кто такой Фаддей Бжозовский. Первый Генерал восстановленного Ордена Иезуитов был хранителем его архива, который тайно переправили из Рима в Россию после того, как императрица Екатерина II отказалась публиковать буллу Папы о роспуске иезуитов. Об этом говорят многие зафиксированные факты. А вот о том, что имущество Ордена, после его восстановления, вернулось обратно – не подтверждается ничем. После смерти Фаддея Бжозовского в Полоцке его приемником стал итальянец Луиджи Фортис, избранный генералом в Риме. И, похоже, там же приняли решение не связываться с далекой и снежной Россией, сочтя, что документы вряд ли представляют такую уж ценность для Ордена. Перед фактической ссылкой в Полоцк Фаддей мог передать архивы своей сестре Анне Сигизмундовне, но это только предположения. Как известно, в католическом мире Орден Иезуитов считается белой костью, его членов можно назвать интеллектуальной элитой. Отсюда и версия о научной формуле.