Золотые рыбки - Алена Судакова

— А говорить с ней пробовал?

— Пробовал. Извинялся. Чуть сдуру на колени не рухнул, ноги хотел целовать…

— И что?

— Ничего.

Семен коснулся кончика носа: тот до сих пор болел, так быстро и решительно она захлопнула дверь.

Гуральник подшивал дело, убирал папки и заносил все в компьютер.

— А знаешь, почему так происходит? Вот если бы ты ей хоть раз сказал, что любишь…

— Если бы я сказал! — передразнил Семен.

Почему не сказал? Испугался, что одно слово навсегда привяжет его к Алене. А если у них ничего не получится? Так разбегаться легче, он уже пробовал. Но слово оказалось мстительным, обратившись в щемящую тоску и непреодолимое желание быть рядом с Аленой.

Но она сказала «поздно». Как отрезала. Надежды на примирение и прощение таяли с каждой встречей.

Дверь отворилась, просунулась белобрысая голова Сивцева.

— Семен, там труп… Женщина с перерезанным горлом. Кажись, наш маньяк опять нарисовался.

Работа — только это еще могло отвлечь от мыслей об Алене.

Оперативная группа собралась быстро. В машину запрыгнула девушка-кинолог с собакой. Ехали молча, вглядываясь друг в друга, словно хотели спросить: не подведешь? Нет, никто не подведет. Эту гниду пора прижать к ногтю! Психиатр-криминалист со смешной фамилией Коняшкин, с которым встречался Семен, так и сказал:

— Он ждет, чтобы его поймали.

— Не понял. Он хочет быть пойманным?

— Не совсем так.

Седой пожилой профессор сел в глубокое кресло, сложил руки на столе. Глядел в глаза Семену так, словно медленно перебирал его внутренности: а вдруг и он псих?

— Он понимает, что поступает плохо…

— Да уж! — не удержался Семен.

— Скажите, например, у жертв что-нибудь пропало?

— Да, мы не нашли ни сумочек, ни документов. Хотя наверняка они были у всех женщин.

Доктор кивнул.

— Так вот, — сказал он, растягивая слова, — не думайте, что он их грабил. Хрестоматийные маньяки не грабят! Он брал что-то в качестве сувениров. Или же просто выбрасывал на ближайшую помойку.

Семен подвинул доктору фотографии убитых. Тот долго разглядывал снимки через большую лупу, что-то помечал у себя в записях, шевелил губами.

— Вы часто бывали экспертом в подобных делах? — Семена заело любопытство.

— Бывало. Раньше такого хлама сваливалось на нас поменьше. Природа, батенька, нас бережет, поэтому изрыгивает подобный материал через большие промежутки времени. Знаете самые громкие имена преступников?

— Маньяков? Чикатило…

— Очевидный пример. А еще?

Семен припомнил битцевского маньяка.

— Я думал, вы вспомните самого известного: Джека Потрошителя.

— Хотите сказать, наш клиент ищет славы Потрошителя?

— Нет. Судя по психологическому портрету, ваш клиент слаб духовно, но не физически, поскольку расправлялся с жертвой быстро. Я бы сказал, ему до тридцати пяти-сорока лет. Невысокий, светлокожий…

— Даже так? — усмехнулся Семен.

— Могу сказать больше: скорее всего он блондин или у него очень светлые волосы. По жизни он если и не неудачник, то особых амбиций не имеет. Но последователен, хладнокровен — не паникует, нагловат. Или хочет сыграть с вами в известную игру…

— Какую еще игру? — почесал Семен за ухом.

— Полицейские и воры называется, — сухо ответил доктор. — Вы ловите, он убегает.

Семен старался понять собеседника.

— То есть он знает, что мы охотимся именно за ним, а не за соседом дядей Васей?

— Он даст вам понять, чего хочет. И очень скоро даст понять. Судя по фотографии первой жертвы, она могла быть и не первой.

Семен качнул головой: они проверили сводки о пропавших женщинах и найденных неопознанных или опознанных телах. Похожих случаев не нашли. Но профессор продолжал уверять, что труп Козловой — не первая жертва.

— Когда найдете — спросите…

— Ага, и он нам на блюдечке с синей каемочкой предоставит всю информацию.

— Вам кажется это невероятным?

В своей практике Семен сталкивался с таким редко. Чаще всего приходилось добывать признание, что называется, под грузом неопровержимых улик.

— Он расскажет. Для него это как подвиг. В момент убийства он испытывает дисфорию… Поясню: особое состояние злобы к человеку. Чаще всего таким методом сводят счеты с тем, кто нанес однажды обиду. Отец, мать, братья или сестры, одноклассники, друзья, соседи… В вашем случае всем женщинам за тридцать. Если учесть возраст преступника, то можно предположить, что он мстит матери.

Разговор с профессором длился несколько часов. Семен узнал много нового и интересного. Что-то взял на заметку, что-то принял к сведению. Главное, в чем убедил его профессор, — маньяка можно и нужно поймать!

— Приехали!

Голос Коноплева отвлек от размышлений. Семен оглядел хмурые лица ребят, махнул — пошли.

Они подъехали к недостроенной больнице. Надо же, и больницы бросают! Машина подпрыгивала на ухабах, застревала в мусоре. Они едва не наехали на торчащий из земли стальной прут.

— Все, дальше не поеду! — бросил Коноплев. — А то машину загублю. Здесь полно ям и открытых колодцев.

Тут всего было много. Оперативники вылезли из машины. Вперед пошла кинолог с собакой, а навстречу бежал патрульный.

— Лейтенант Гулькин, — представился он.

— Краснов. Уголовный розыск. Кто вызвал патруль?

Патруль вызвала гражданка из местного бездомного общества. Сейчас она стояла рядом со вторым патрульным и давала показания. Семена удивило, что полицейский, вместо того чтобы слушать ее со всем вниманием и прилежанием, ухмыляется.

— У вас все такие? — хмуро спросил он Гулькина.

Тот обернулся, покраснел и переступил с ноги на ногу.

— Да тут, понимаете, история вышла…

— Какая еще история? — рассвирепел Семен. — У меня очередное убийство, а вы тут кривое зеркало устроили! Подам на вас рапорт.

Гулькин обиделся, надул щеки.

— Товарищ капитан, вы бы сначала сами взглянули на место преступления, а потом рапорт…

Он отвернулся и шмыгнул носом. Кисейная барышня! Как он переаттестацию прошел?

— Ладно, лейтенант, пошли. Куда идти-то, в здание?

— Ну да. — Патрульный заторопился, запрыгал впереди через рытвины и ямы. — Проходите сюда, товарищ капитан.

— А собаку не надо запустить?

— Сами решите.

Семен пожал плечами. Позади, дыша в затылок, шел Гуральник. Сивцев с Шебеко пока отирались возле Коноплева.

Зашли в недостроенное здание, оглянулись. Стройка тянулась давно, лет десять, наверное, и будет тянуться еще столько же. Ни рабочих, ни работы — голая коробка, пустые глазницы окон, засыпанный грязью и битым кирпичом пол. Шаги на нем отдавались со скрипом. Семен вздрагивал, словно давил что-то живое. Остов погибшего кита…