Безлимитный поединок - Гарри Каспаров

Карпов предпочел Москву. Я сказал, что буду рад играть в Советском Союзе, но только не в Москве, поскольку это сразу же даст Карпову преимущество. Я выбрал Ленинград и послал свое предложение в Советскую шахматную федерацию и в ФИДЕ. Однако и там, и там оно всерьез даже не рассматривалось.

Задавать вопросы было бессмысленно: раз Карпов хотел играть в Москве, речь о Ленинграде и не заходила. Карпов сказал: «Только Москва», поэтому и наша федерация сказала «Москва», поэтому и Кампоманес сказал «Москва» — даже вопреки мнению своего исполкома.

Я думаю, что Москву выбрали еще и потому, что здесь возникло бы меньше всего проблем, если бы потом обнаружилось, что матча вообще не будет. В этом случае не было риска выплаты еще одной компенсации, как это пришлось сделать по требованию Пасадены в 1983 году. Ну, а если матч все-таки состоится, то ведь гораздо легче управлять им в Москве, чем в любом другом месте.

Я был раздосадован, но отнюдь не удивлен таким решением. Оно было лишь звеном в цепи акций, предпринятых с целью вывести меня из равновесия. Я высказал свое недовольство, но не в форме отказа от матча — должен же я был где-то сесть играть с Карповым! Можно было одолеть его и в Москве — трудно, но можно.

К тому времени я был уже более опытным относительно истинного положения игроков и статуса матча. Я считал, что после того как матч в Москве был прерван, чемпиона мира как такового нет (то есть звание никому не принадлежит, как это было в 1946–1948 годах после смерти Алехина). Таким образом, в сентябрьском матче чемпион 1975–1984 годов будет играть с победителем претендентского цикла 1982–1984 годов за право называться чемпионом мира. А говорить, что Карпов все еще чемпион — значило признать, что он сохранил свой титул, тогда как в действительности, даже по словам Кампоманеса, матч закончился «без выявления результата». Этот вопрос был далеко не праздным и уж никак не вопросом самолюбия. Он имел и чисто практическое значение. Скажем, новый матч (лимитный) заканчивается вничью. Если Карпова уже считают чемпионом, то в этом случае он сохранит свой титул, как это сделал Ботвинник после ничейных матчей с Бронштейном в 1951 году и со Смысловым — в 1954-м. Другими словами, Карпову надо будет в 24 партиях набрать 12 очков, в то время как мне 12,5. Мое предложение было таким: в случае ничейного исхода матча мы играем еще шесть партий. Если и тогда счет останется равным — что ж, тогда я признаю, что Карпов завоевал титул чемпиона мира (но не сохранил!).

Не менее спорным был вопрос о матч-реванше. Если Карпова продолжать считать чемпионом мира, то в случае проигрыша он сможет требовать матч-реванша. Я был против реванша, считая, что 72 партий вполне достаточно для определения сильнейшего. Коль скоро Кампоманес и наши шахматные руководители выражали столь трогательную заботу о здоровье игроков, я полагал, что и они не осмелятся настаивать на новом изнурительном состязании. Но это была иллюзия.

Еще пару недель после 15 февраля было не ясно, является ли Карпов чемпионом или нет (правда, у самого Анатолия Евгеньевича сомнений на этот счет не было, и письмо Кампоманесу от 19 февраля он подписал так: «Анатолий Карпов, чемпион мира»). Советская пресса писала о нас просто как о двух гроссмейстерах. Но в марте ситуация изменилась. Сначала я выступил с интервью, в котором тщательно следил за тем, чтобы не дать моим недругам ни малейшего повода для провокаций. Затем дал интервью Карпов, и все встало на свои места: он продолжал считать себя чемпионом и утверждал, будто только он действительно хотел продолжения нашего матча.

Я начал испытывать странное чувство: Карпов говорил с такой уверенностью, что, даже зная правду, впору было усомниться. Мне стало ясно, что АнатолийчемпионмираКарпов имеет про запас немало сюрпризов. Он не расстанется так легко со своим титулом — конечно, не без помощи своих покровителей. Карпов уже пришел в себя, и это вернуло им былую решительность.

Первая крупная проблема возникла по поводу присуждения «Оскара» за 1984 год. Это был важный момент для нас обоих, поскольку результат должен был отразить мнение журналистов всего мира о нашем матче. Одни утверждали, что приз должен получить Карпов, так как к концу года, за который присуждался «Оскар», он вел со счетом 5:1. Другие с этим не соглашались: матч остался незавершенным — чего же тогда считать очки? Кроме того, морально Карпов проиграл. Что же касается решения Кампоманеса прекратить матч, то оно не было признано во многих странах, включая Великобританию и Югославию, ФРГ и США… И тут журналисты имели возможность выразить свой протест против поведения Кампоманеса.

Голосование проводилось уже после прекращения матча, поэтому у журналистов могло сложиться свое собственное мнение относительно того, как развивались бы события, не вмешайся в дело Кампоманес. Предположим, я выиграл бы со счетом 6:5. Стал бы кто-нибудь игнорировать этот факт и исходить только из того, что к концу года Карпов вел со счетом 5:1? Было ясно, что журналистам придется учитывать все обстоятельства вплоть до 15 февраля (даже если формально они и не должны этого делать).

Если сам матч прекращен «без выявления результата», то в остальном наши притязания на «Оскара» были примерно равны: Карпов выиграл два турнира, а я победил Смыслова в финальном матче претендентов (в 1983 году я завоевал приз после матча с Корчным). Учитывая столь необычные обстоятельства, я предложил или не присуждать в этом году «Оскара» вообще, или нам обоим выйти из обсуждаемого списка, ибо вопрос о сильнейшем шахматисте планеты еще только предстоит решить.

Тем временем Кампоманес все еще колесил по миру, стараясь оправдать свое решение. Если бы «Оскар» присудили мне, это явилось бы тяжелым ударом по его престижу, так как означало бы, что шахматный мир принял мою версию событий и видит во мне жертву его произвола.

Руководство Шахматной федерации Испании было откровенно прокамповским, а возглавлял ее один из приближенных президента Роман Торан. Поэтому и Кампоманес, и Карпов оказались приглашены в Испанию 21 апреля: как раз за три дня до подсчета голосов.

В том году в систему присуждения «Оскара» неожиданно были введены два новшества. Право голоса получили исполком и центральный комитет ФИДЕ. В последний момент право принять участие в голосовании было предоставлено также большой группе журналистов из малых шахматных стран. Когда конверты были вскрыты, выяснилось, что Карпов опередил меня всего лишь на 30 очков: 1390 против 1360 (первое место в каждом списке давало 15 очков, второе — 12, третье — 10 и т. д.). Нет сомнения в том, что, не будь изменений в правилах, результат был бы иным. Красноречив и тот факт, что новоиспеченные группы, получившие на этот раз право голоса, и не подумали воспользоваться им на следующий год. Отметим еще одну деталь: церемония награждения была показана по советскому телевидению, что придало победе Карпова официальную значимость.