Растление великой империи - Владимир Максимов

— Но это в сторону! — немного погодя с новою силой продолжал он. — Я все-таки, подобно еврею, одряхлевшему в ожидании, приветствую Липатку: он мой мессия. Он провозвестник культуры на Руси, и это слишком много… Я в последние годы много думал о нашем положении. Я много думал и пришел к тому, что да, действительно, мы погибаем… Но отчего погибаем, вот вопрос! — Ириней снова поднял палец.

— Отчего же? — спросил я.

— Погибаем мы от недостатка культуры-с, уважаемый мой. Наводните Россию культурой, и она спасена. По-моему, так: взять и все поколение воспитать за границей. И еще я думал устроить колонии. Среди крестьян, знаете, поселить англичан, немцев, ирландцев даже, и пускай они воздействуют. Вообразите пустыню и среди пустыни оазис. Это, впрочем, все проекты. У меня очень много проектов…

— И вы подавали их?

— Меня не слушали. Но это ничего не значит: культура шествует! Что такое Липатка, позвольте вас спросить? Липатка — пророк. Липатка и сьют и — это знамение-с. Прибавьте к этому обширнейший ум, коммерческое образование… Я только теперь ведь понял, какой я в сущности пентюх… Спора нет, и моральное воздействие насаждает культуру, но путь-то — путь медленный, быстрый же проводник культуры совсем не филантропия и не воздействие-с.

Липатка Чумаков:

— Позвольте иметь дерзость предложить вам один вопросец: принадлежите ли вы к числу русских, желающих возвысить свое отечество до Европы и ради этой благородной цели не щадящих никаких средств? — спросил меня Липатка, когда мы только что вышли из дома.

И с этого вопроса, вызвавшего нерешительный ответ мой: «Принадлежу, но частию…», началось его словоизлияние.

И затем он перешел к частностям; он начертил картину рая, в котором вместо первобытной эксплуатации «даров природы», вместо жалкой сохи и не менее жалкого плуга воцаряется машинное производство. Фабрики и заводы перемежаются фермами и полями с интенсивным хозяйством. Все продукты получают на месте окончательную обработку: лен вывозится в виде полотна, семя — в виде олеина, кожа поступает на чемоданы и лаковые пояса, из собачьих шкур выделывается лайка, Тимофеева трава вывозится в виде бычьего мяса, мука и просо вгоняются в свинью… Мужик щеголяет в ситцевой рубашке при постоянном желании приобрести полотняную (это «постоянное желание» Липатка подчеркнул), бабы носят козловые ботинки и мечтают о шагреневых («мечтание» тоже подчеркнул). Фабриканты заводят школы. Дети бегают в кумаче и хором поют славословия. В избах появляется олеография, и лампа вытесняет «гасницу». Агрикультура свирепствует и производит баснословные урожаи. Община разрушается. Из ее окон, великодушно расторгнутых капиталистом, выползают на свет Божий таланты, способности, дарования… Частные хозяйства процветают благодаря машинному производству и наплыву батраков. Но батракам дают жирные щи и кормят их по праздникам пирогами… Купец облачается в сьют и штудирует Леру-Болье. Дворянин служит искусству и прообразует собою предмет для назидания. Ликующие чувства господствуют и производят гражданские поступки. Все благополучно.

— Мы революционеры! — в пафосе восклицал Липатка, и его растопыренный плащ с пелериной, подобный крыльям, странно выделялся на фоне палевого фона заката… — Мы революционеры, но революционеры тишайшие… Вместо крови у нас золото, вместо Марсельезы — грохот машин, вместо мерзкой и отвратительной гильотины у нас — конторка из ясеневого дерева… Но наша революция будет подейственнее многих… Те несли разрушение, мы успокоение несем… Те проповедовали самоотвержение, мы же одного только желаем — себялюбия, и на этом одном камне воздвигаем здание…

Я снова повторил, что необходим «железный клин». Это сравнение ему, видимо, нравилось. А когда Ириней разомкнул, наконец, уста свои и робко заметил, что ему кажется необходимым и моральное воздействие, он объяснил, что воздействие это непременно будет. Оно пойдет рука об руку с капиталистическим. Богатство располагает к благодушию. И вот отсюда полная готовность помочь бедняку. Богатство же достижимо только при машинном производстве. Только тогда и искусство может процветать. Картинные галереи, коллекции редкостей, драгоценные произведения скульптуры, обширные библиотеки и музеи — все это мыслимо только при накоплении. Философия состоит в том, что машинное производство, выдвигая на сцену индивидуализм и возбуждая страстную погоню за личным благосостоянием, вместе с тем содействует «накоплению», а следовательно, и вящему развитию культурных поползновений. В этом вся штука.

Идеалы вгоняются механически: хочешь не хочешь. Порядок вещей ясен и логичен, как простое извлечение кубического корня…

Когда мы возвращались, с хутора послышалась песня. Унылым и протяжным стоном повисла она над степью и оборвалась вдали жалобным эхом…

— Экие песни глупые! — проворчал Липатка, обрывая речь.

— Монотонные песни, — добавил Гуделкин.

— Дичь! — произнес Липатка.

— Глушь и необразованность, — сказал Ириней, внезапно разгорячился и закричал: — Нет, вы представьте себе — выписал я им гармониум: «Лучию» играет… А!.. Ну, привыкай же наконец!., ведь и там гора — общечеловеческое, можно сказать; но вместо того нет же там однообразных завываний… Помните спор с флейтой? — Он на мгновение закрыл глаза и в истоме произнес: — Ах, Патти, Патти!..

Липатка с достоинством погладил ладонью щеку.

— Мнение мое таково, — изъяснил он, — негодование бесполезно. По моему мнению, действование имеет несомненное предпочтение перед выражением чувствований. При надлежащем развитии индивидуализма, что, в свою очередь, возможно только при господстве капитализма и при его воздействии на экономический и этический строй гражданственности… — и он доказал, что личность, развивши свои способности в борьбе за существование и отведавши культурных благ, непременно разовьет и эстетические свои вкусы, и тогда переход от «Лучинушки» к «Лучии Ламермурской» явится неизбежным.

— Да, да, да! — в каком-то сладостном изнеможении лепетал Ириней, пораженный Липаткиной логикой и несказанно осчастливленный этим поражением. — Да… именно — неизбежным!.. Именно — разовьет эстетические вкусы…

— Вы извольте вообразить себе вашу Дмитряшевку в период капиталистического производства, — вещал Липатка, — тщательно теперь воздействуя на мужичков благородными поступками своими, прямо для вас убыточными, вы тогда, одним присовокуплением капиталов ваших, согласно закону накопления, водворите в Дмитряшевке Европу. Каждый мужик будет знать тогда, во что ценится его труд, приложенный в такой-то пропорции, и как велико благосостояние, купленное ценою такого труда. Каждый увидит преимущество познаний и обособленности. Каждый будет стремиться к этому… Я имел уже удовольствие докладывать: мужик, надевая каждодневно ситцевую рубашку, каждодневно же о полотняной мечтать будет. А в этом мечтании есть уже зачаток беспрерывного преуспевания. Революционные стремления в мужике неизбежны. Нужно проработать их и утилизировать. Необходим баланс. Но в том и состоит задача культурных людей… Нужно отнять от этих революционных стремлений характер стихийности; нужно обходить их, дифференцировать, формулировать в образе мирной, единоличной борьбы за существование. Не запряги мужика в ярмо культуры — он, смею изъяснить, самую культуру эту растреплет наподобие ветхой, продырявленной тряпки, и от России-матушки останется пшик!.. — И Липатка дунул на кончики своих пальцев.

Дело было ясно как день».

Согласитесь, что, слегка очистив текст от некоторых архаизмов и конкретных примет времени, его смело можно было бы опубликовать сегодня в любом печатном издании рыночного направления. Причем разброс подписей под этими текстами мог бы оказаться самым многообразным: от пародиста Александра Иванова и Константина Борового до Василия Селюнина и Владимира Шумейко.

У Эртеля прекраснодушный Гуделкин благодаря случайности узнает, что реформаторские речи оборотистого кулака лишь прикрывают намерение Липатки обокрасть барина, пустить его по миру. Догадаются ли об этом же наши сегодняшние гуделкины, трудно сказать. Но если не догадаются, пенять им придется только на самих себя.

Даешь рынок!

С легкой руки радикальнейшего рыночника господина Гайдара лозунг «Крутитесь!» сделался в современной России почти крылатым. Вроде бухаринского «Обогащайтесь!» в двадцатых годах.

Что и говорить, призыв более чем своевременный. Пора наконец в самом деле избавляться от совковой психологии государственного иждивенчества, когда правительство делало вид, что платит, а люди делали вид, что работают. Пора человеку самому становиться хозяином своей судьбы.