Почтовый круг - Валерий Хайрюзов

— В Чкаловском предместье. На квартире у одной женщины.

— Вот как! Значит, живем в одном городе и не знаем. Ты что это, брат лихой, в гости не заглядываешь? Зазнался или много зарабатываешь?!

Дядя Володя рассмеялся, оглянулся на жену, скользнул взглядом по животу, вновь посмотрел на меня.

— Оленька, вот встретил бы его в городе, ей-богу, не узнал. Вымахал-то как, я его пацаном помню, а здесь, пожалуйста, взрослый человек. У нас в родне врачи, строители, учителя есть. Теперь вот летчик появился.

Ольга стояла в двери, вытирала полотенцем тарелку, рассеянно улыбалась.

— Куда летаешь? — спросил дядя Володя.

— На Север.

— Я недавно в Казачинске семинар проводил. Туда летел на маленьком, болтало страшно, света божьего не видел. Может, с тобой летел, кто его знает.

— Все может быть, — рассеянно ответил я.

Дядя Володя согнал с лица улыбку:

— Да, жизнь летит. Сейчас вроде бы жить да жить, а тут то одно, то другое. Можешь представить, не нашел отца, — сказал он. — Помню, где-то с краю был, а сейчас там столько нахоронено.

«Так часто бываешь, — обиженно подумал я. — Уж на своей машине мог бы заехать к матери, она бы показала».

Дядя сходил к вешалке, достал из кармана шоколадку, протянул Косте.

— Держи. Ну ты, брат лихой, прямо совсем парень. Уже, наверное, и на танцы ходишь?

Дядя Володя, по-видимому, забыл, как звать Костю, наморщил лоб, по лицу скользнула виноватая улыбка. Я пришел на помощь:

— Костя, что нужно сказать?

— Спасибо, — механически отозвался Костя.

— Да что мы сидим, давайте ужинать будем, — воскликнул дядя Володя. — Оленька, накрывай на стол.

— Мы уже поели, — сказал я.

Он, не зная, куда себя деть, чем заняться, вернулся в комнату, сел на стул. Помолчали.

— Да, жалко Анну, — вздохнул дядя Володя.

Мать, конечно, было жалко, но я чувствовал, дядя Володя думает о другом, мы ему были как снег на голову, и он мается, не зная, что сказать, сделать для нас. Ясно было и другое. Он уже далеко ушел от нас, многое забыл, чувствовалось: родственная связь его тяготит. Тем более скоро появится ребенок, хватит своих забот. Нет, надо ехать обратно к хозяйке. Там хоть все определенно: плати деньги и живи себе как знаешь, никто тебе не советчик, не судья.

— Ты их в какую школу устроил? — спросил дядя Володя.

— Еще не знаю, мы только сегодня приехали.

— На какой улице живет хозяйка?

— На Советской.

— Это в старых деревянных домах? — оживился дядя Володя. — Там рядом сорок восьмая школа. Директора я два года назад оперировал. Язва желудка. Тяжелый случай. Мы ему сейчас позвоним.

Он бросился к вешалке, стал шарить в карманах, разыскивая записную книжку. Наконец нашел, наморщил лоб, полистал ее.

Ребятишки, не дожидаясь моей команды, стали одеваться, вернее, первой подошла к вешалке Вера, а следом потянулся и Костя. И тут я впервые поверил: между нами существует какая-то интуитивная связь, мы думали и чувствовали одинаково, хотя никто из нас не подозревал об этом.

— Куда вы на ночь, — сказала Ольга, — может, останетесь, места хватит, я раскладушку с балкона принесу.

— И то верно. Переночуйте, а то и так редко видимся, приехали и сразу обратно, — поддержал дядя Володя. — На улице ветер поднялся, с ног сшибает.

— Нет, мы поедем, сказала Вера.

Она застегивала верхнюю пуговицу пальто, тонкие пальцы никак не могли справиться, срывались, она упрямо щурила глаза и вновь пихала пуговицу в петельку.

— Ух ты, хозяюшка! В строгости мужиков держишь, — засмеялся дядя Володя. — Тогда я вас на машине отвезу.

Пока мы собирались, дядя Володя дозвонился до директора школы, тот пообещал принять ребятишек.

— Ну вот, видел, — торжествующе сказал дядя Володя. — Он мне сказал, у них там продленка есть. Так что ты можешь быть спокоен.

Он сходил в гараж, и через полчаса мы вновь были в Чкаловском предместье. Дядя Володя подвез нас к траншее. Едва мы вылезли из машины, в лицо шибанул ветер со снегом. Согнувшись, мы пролезли через дыру, бросились к крыльцу. Возле двери незаметно, чтобы не видели ребятишки, дядька сунул мне деньги.

— Нет, у меня есть, — отдернул я руку. — Спасибо.

Дядя Володя спрятал голову от ветра под воротник и смущенно проговорил:

— Может быть, что-нибудь надо. Ты не стесняйся, говори. Я завтра директору еще раз позвоню. — Он дождался, когда мы войдем в дом, помахал нам рукой, лишь после этого пошел к машине.

Хозяйка не удивилась, она будто знала, что мы вернемся. Только глянула в окно, проводила машину взглядом.

— Я подмела в комнате. Ты слазь на чердак, там у меня раскладушка старая, — прикрыв ладонью рот, сказала она.

Вера разделась, попросила у хозяйки таз.

Перед тем как мыть в комнате, мы с Костей устроили охоту на тараканов, горячей водой поливали щели между стеной и плинтусами. Комната действительно оказалась теплой. Я принес с чердака старых тряпок, порвал их тонкими лентами и на всякий случай заткнул все щели в окне.

Ребятишки повеселели, и хотя комнатка была не ахти какая, враз как-то все стало на свое место, якорь брошен и уже не надо было идти куда-то, кого-то просить.

Когда распаковали вещи, я понял, что мы многое не взяли, не хватало кой-какой посуды, матраца и других незаметных на первый взгляд вещей, без которых невозможна нормальная жизнь. В спешке разве все упомнишь.

Хозяйка зашла в комнату, посмотрела наши вещи, потом позвала меня на кухню, достала из буфета кастрюлю, чайник, выставила на стол.

— Спасибо, не надо, я завтра куплю.

— Вот когда купишь, отдашь, — держась за поясницу, сказала она. — Погоди, не уходи. Я тебе матрац отдам. Мне его женщины подарили, когда на пенсию уходила. Только привыкла я к перине, она вроде как подружка. Пойдем, он у меня в шкафу лежит.

Я сходил за матрацем, постелил его на раскладушку.

— Хорошая комната, жить можно, — поделилась со мной Вера, выжимая над тазом тряпку.

— Поживем — увидим, — явно подражая бабке Чернихе, сказал Костя. Он сидел на краю дивана, раскладывая на подоконнике свои вещи. Подоконник был высоким, штукатурка под ним потрескалась, кое-где были видны потемневшие от времени доски.

— Завтра с утра в школу пойдем, — сообщил я, застилая простыней матрац.

— Ой, чуть совсем не забыла, — всполошилась сестра, — Костю постричь надо. Посмотри, как оброс. Мне и в нашей школе за него стыдно было, здесь и подавно будет.

— Ничего, — бодро ответил Костя, — сойдет!

— Давай подстригу, смотреть тошно, — рассердилась сестра.

Она подождала, когда Костя закончит свои дела, достала из сумки ножницы, обмотала шею полотенцем и принялась кромсать волосы. Костя брыкался, мученически смотрел в зеркало.

— Не вертись, — прикрикнула на него Вера и смахнула на пол волосы.

Неожиданно Костя вскрикнул и, зажав рукой ухо, бросился к окну. Увидел на руке кровь, заревел на весь дом. Из своей комнаты выглянула хозяйка.

— Что случилось? — спросила она.

— Ухо ему прихватила, — сквозь слезы ответила Вера.

Я посмотрел Костино ухо. Ранка была пустяковая. Вера чуть-чуть прихватила кожу. Хозяйка принесла йод, обмазала брату ухо, оно почернело, точно обмороженное.

— Эх ты, а еще солдатом хочешь быть!

— Она специально, — ныл Костя.

— Давай я тебя достригу, — предложил я.

Костя послушно сел, показал Вере кулак.

Спать легли поздно. Мы с Костей на диване, Вера на раскладушке. Ребятишки уснули сразу, а я еще долго ворочался, потом встал, подошел к окну. Погода испортилась окончательно. Сердито постукивало стекло, на столбе напротив окна болтался фонарь, белые лохматые языки снега бешено крутились возле кладовок и через поваленный забор уносились в ночь.

Утром мы встали пораньше, чтоб собраться как следует, все-таки первый день в городской школе. Дверь с улицы была присыпана снегом. Прямо от крыльца пробрались через кособокий сугроб, вышли на заледенелую дорогу. Утро было холодное, ветер лениво срывал с труб белый дым, катил вниз по крыше к земле. Солнце еще не взошло, но на улице было светло, точно в комнате после побелки.

Школа находилась недалеко, в двухэтажном здании. Парадное крыльцо украшали огромные каменные шары.

Кабинет директора был пуст — кто-то из ребятишек сказал, что он в учительской.

По коридору, в сторону гардероба катились шумливые человечки, вешали одежду на крючки и, не задерживаясь, неслись дальше по своим классам. Вера с Костей остались ждать меня в коридоре. Они прижались к стене, с настороженным любопытством посматривали на школьников.

Директор оказался моложе, чем я предполагал, на вид ему было лет тридцать. Он без лишних слов забрал документы, тут же при мне распределил ребятишек по классам. Я подождал, когда начнутся уроки, и пошел домой — нужно было приводить в порядок комнату. Перво-наперво решил избавиться от дивана. Огромный, пузатый, чем-то похожий на старого кабана, он занимал полкомнаты. Обивка давно протерлась, острые пружины выпирали наружу. Диван начал разваливаться, едва я стронул его с места, отвалилась спинка, сухо затрещали пружины. За дверью я нашел ведро с известью, тут же лежал перевязанный бинтом огрызок кисти.