Маршал Рокоссовский - Анатолий Корольченко

— Как фамилия? — поинтересовался Конев.

— Озолин.

Через два дня, опережая эшелоны, в район сосредоточения вылетел и сам командарм, поручив генералу Рейтеру отправку главных сил. 19-я армия сосредоточивалась в районе Черкасс, Белой Церкви, Смелы. Конев ознакомился с местами расположения полков, командных пунктов, потом отправился в Киев, чтобы встретиться с генерал-полковником Кирпоносом, выяснить обстановку.

В штабе округа чувствовалась нервозность. Кирпонос, приняв Конева, не внес ясности:

— Ничего определенного сказать не могу. Продолжайте сосредоточение и действуйте согласно директиве.

Иван Степанович возвратился на свой командный пункт и оттуда связался с Генеральным штабом.

— Слушаю вас, — узнал он голос Георгия Константиновича Жукова. — Где армия?

Командарм ответил, затем сказал, что в Ростове гора неотложных дел и крайне желательно ему быть там, пока эшелоны в дороге.

— Хорошо, поезжайте в Ростов. — согласился начальник Генштаба. — Но помните: телефон правительственной связи держите у своего каблука!..

Его разбудили в 2 часа ночи 20 июня.

— Товарищ генерал! Москва вызывает! Жуков!

— Вы меня слышите? — послышалось в трубке. — Привести в готовность средства противовоздушной обороны. Всем быть на местах и ждать команды. Командующим округом назначается Рейтер. Вам немедленно вылететь к армии!

…А через сутки началась война. В начале июля передовые танковые части немецких войск прорвались к среднему течению Днепра. Ясно обозначилась угроза древнему Смоленску. И вместе с тем предельно просто угадывался замысел врага. Он состоял в том, чтобы мощными ударными группировками рассечь оборону Западного фронта, а затем окружить ее. После этого, по плану неприятеля, должен был открыться путь для победного шествия на Москву.

На усиление Западного фронта срочно выдвигалась к Витебску 19-я армия. Учитывая важность предстоящей задачи, кроме трех своих, ростовских дивизий, армия усиливалась еще тремя: 50-й, 134-й и 162-й, придавался к ней и 23-й механизированный корпус. Они должны были занять оборону в районе Яновичей, Лиозно, Понизовья. Вместе с соседними армиями — генерала Ф. А. Ершакова и П. А. Курочкина 19-я должна была не допустить захвата Витебска. В ее тылу сосредоточивалась армия генерала М. Ф. Лукина.

К 9 июля в назначенный район прибыли передовые части и управление армии, остальные силы находились в движении. Не ожидая полного сосредоточения всех дивизий, генерал Конев по собственной инициативе принял решение нанести по противнику контрудар и отбросить его от Витебска.

Первой в сражение вступила 220-я мотострелковая дивизия. Вместе с полком 10 июля она контратаковала врага, отбросила его к занятому уже Витебску, заставила остановить наступление на соседних направлениях. Результат контрудара мог быть более значительным, если бы вовремя подоспели резервные силы, особенно артиллерия, которая к тому же не имела достаточного боезапаса. И тем не менее активные действия 19-й армии сыграли свою роль: они задержали врага более чем на сутки.

12 июля противник вновь перешел в наступление. Сосредоточив главные силы своих танковых дивизий у дороги на Рудню, он при поддержке значительных сил артиллерии и особенно авиации стал продвигаться на юго-восток.

Командный пункт 19-й армии размещался в лесу севернее Рудни. Командарм, переговорив с командиром 23-го механизированного корпуса генералом Хмельницким, принял решение отправиться в расположение его корпуса.

Миновав ржаное поле, через которое проходила дорога, автомобиль подкатил к грейдеру. Справа виднелись стволы замаскированных орудий: противотанковая батарея занимала выгодные позиции.

— Танки! Немцы! — закричал вдруг водитель и крутнул руль.

По дороге двигалась колонна танков, за ними — автомобили с мотопехотой.

— Назад! В укрытие! — скомандовал командарм.

Позади прогремел разрыв. Едва автомобиль нырнул в лощину, как над ними пролетел второй снаряд и разорвался впереди.

Но тут по танкам ударили орудия противотанковой батареи. И начался бой.

Проехав с полкилометра, они увидели шедшую навстречу колонну батальона. Впереди капитан Озолин!

— Там наша батарея ведет бой с танками. На подходе немецкая мотопехота. Разворачивай, капитан, батальон! — приказал командарм.

Перед батальоном простиралось огромное поле ржи. Оно начиналось у оврага, что пересекал дорогу, и уходило к перекрестку, где занимала позиции противотанковая батарея. Укрываясь во ржи, солдаты поспешили туда.

Батарея старшего лейтенанта Величко с первых же выстрелов сумела поразить два танка. Сделал это наводчик Иванов. Его орудие находилось к танкам ближе других.

— Целься в третий! — приказал сержант наводчику.

— Вижу, — ответил тот, не отрывая глаза от прицела. Пилотка у солдата сбилась на затылок. Что-то беззвучно шептали губы.

— Да бей же! Бей! — крикнул сержант.

Раздался звенящий выстрел, пушку подбросило. На броне танка сверкнула вспышка…

Развернувшись в цепь, к танкам бежали гитлеровцы. Навстречу им двигался батальон капитана Озолина…

Накануне Конева предупредили, что в его распоряжение поступит батарея и произведет залп. «Всего-то батарея», — с сожалением подумал он. На следующий день к нему действительно прибыл артиллерийский офицер, представился:

— Капитан Флеров, — был он немолод для своего не столь высокого звания.

— И что батарея может сделать? — опросил командарм.

— Многое, только чтобы цель была достойная для поражения, — Капитан рассказал, что 14 июля под Оршей был произведен залп в составе дивизиона, теперь же предстояло действовать одной батареей.

— Но достаточно и ее. Сами в этом убедитесь, — заверил капитан.

Автомобили с установками разместили в укрытом месте, выставили охрану, потом расчехлили установки, закрепили на них похожие на длинные снаряды мины.

Гитлеровцы шли в атаку несколькими цепями. А впереди медленно ползли танки, делали короткие остановки для выстрела. У башни вспыхивало едва заметное сизое облачко, и многотонная машина, будто в судороге, вздрагивала.

Но вот позади послышался свистящий рев, на глазах стало расти облако, и из него вылетали огненные пунктиры. Их было много, и они будто догоняли в небе один другого.

Вдруг там, где шли немецкие танки и цепи пехоты, разом заиграли всплески огня, поднялись клубы дыма.

В лицо ударила упругая волна, донесся оглушительный грохот частых разрывов. Когда осела пыль и рассеялся дым, расстилавшееся пред ними поле представляло ужасную картину: земля была черной, горели танки, лежали обуглившиеся трупы. Это был залп реактивных снарядов, тех самых знаменитых «катюш», которые стали для врага грозным возмездием.