Президентский полк - Феликс Меркулов

Единственная утешительная информация, которую сообщил Шамиль, была та, что Асланбек Русланов в Вене и живет в отеле «Кайзерпаласе». Но в «Кайзерпаласе» Асланбека уже не было.

Да, выбор Русланова был ошибкой. Огромной и непонятной Мусе даже сейчас. Чем продиктован его поступок? Муса даже мысли не допускал, что профессор Русланов решил позариться на сорок два миллиона долларов, которые оказались в его распоряжении. Ни один разумный человек этого бы не сделал. Это огромные деньги, но они несли в себе смерть. Вся чеченская диаспора во всем мире будет поднята на ноги, и и в конце концов вора найдут — хоть на краю света. И смерть его будет ужасной. По этой же причине, ведя переговоры с жуликоватыми посредниками, Муса решительно отказывался от бакшиша — малейшая нечестность грозила обвинением в предательстве и позорной смертью.

Тогда в чем же причина? Муса так и не понял этого. Но факт оставался фактом: профессор Русланов повел свою игру. Хуже того, у него есть сообщники, о которых ничего не известно.

В Москве безуспешно искали семью Русланова. Присланные в помощь Мусе люди — опытный диверсант Саид и сотрудничавшие с чеченцами два прибалта — искали в Вене самого Русланова. Время уходило, сделка со «стингерами» была на грани срыва уже потому, что она затягивалась, а такие сложные организационно-финансовые схемы всегда недолговечны, они способны разрушаться сами по себе. Допустить этого было нельзя. Это был крах. Чеченский джихад выдыхался. Многие полевые командиры уже потеряли веру в победу и разъехались по заграницам. Деньги на войну с Россией давали все неохотнее. Один из руководителей международной организации «Братья-мусульмане» прямо сказал Мусе при встрече в Эр-Рияде:

— Мы не понимаем, за что платим. Вы воюете уже семь лет, а результата нет. Мы не видим перспективы в вашей войне. Более перспективным нам представляется южное направление и помощь движению Талибан.

— Мы воюем не только за свою независимость, — возразил Муса. — Мы утверждаем идеи ислама на всем Кавказе.

— Все это, уважаемый, пустые слова, — ответил «брат-мусульманин». — Сколько раз ни повторяй «халва», во рту слаще не станет. Я посоветовал бы вам внимательнее прочитать то, что пишет ваш уважаемый философ Азиз Салманов. Его мысль только в начале пути, но она движется в правильном направлении. Он очень гонко подметил основную тенденцию. Войны в девятнадцатом веке носили территориально-экономический характер, в двадцатом — социально-политический. Войны двадцать первого века будут религиозно-этническими.

— Не могли бы вы сформулировать практический вывод? — почтительно поинтересовался Муса.

— Нет, брат мой. Ищите ответ в сердце своем. Если оно принадлежит Аллаху, он вразумит вас. Помните только одно. Наш главный враг не Россия. Наш главный враг — Америка, этот жирный спрут, из мусульманского мира сосущий кровь.

Вернувшись в Стамбул, где была его база, Муса перечитал все публикации Салманова в зарубежной печати и на интернет-сайте «Кавказ», но ничего толком не понял. Он сообщил о разговоре с руководителем «Братьев-мусульман» в Чечню. Там тоже ничего не поняли. Поняли только одно: нужно любыми способами взорвать ситуацию в Чечне. Тут и подвернулся вариант со «стингерами». Это был реальный шанс сделать партизанскую войну настоящей полномасштабной войной. Почувствовав слабость России, все чеченские мужчины от шестнадцати до шестидесяти лет открыто возьмут в руки оружие.

Муса срочно вылетел в Эр-Рияд. «Брат-мусульманин» одобрил идею. Финансирование было возобновлено. Но Муса понимал, что все его заслуги будут быстро забыты, если он не станет главной фигурой в операции по закупке «стингеров». Для этого придется разъезжать по всему миру. У Мусы были хорошие, надежные документы, полученные в Турции. В мусульманских государствах они гарантировали его безопасность. Но путь в западные страны для него был закрыт. Хотя международный ордер на его арест аннулировали после его смерти, инсценированной в Махачкале, в Европе его могли узнать. Риск был небольшой, но он был. А в таких делах это недопустимо. Шамиль предложил: если хочешь остаться в деле, выход один — пластическая операция. Муса согласился, хотя против этого восставало все его существо. Он ненавидел свою новую внешность. В чужом обличье он чувствовал себя пришельцем из мира теней. Ему иногда представлялось, что он вылезает из могилы на махачкалинском кладбище, выходит на дорогу и пытается остановить какую-нибудь машину. Но никто не останавливается, потому что его не видят. В такие минуты ему хотелось вцепиться руками в кожу, содрать с себя чужое лицо, как маску, и предстать перед всеми тем бесстрашным полевым командиром Мусой, каким его знали и почитали в Чечне. Тем Мусой, имя которого наводило ужас на русских оккупантов. Он сделает это. Он вернет себе свое лицо. Потом, после победы. Он верил в победу, потому что ему больше не во что было верить. И чем успешнее продвигалась комбинация со «стингерами», тем увереннее становился Муса. И вдруг все рухнуло — непостижимо, необъяснимо, страшно.

Муса уже был близок к отчаянию, когда неожиданно вышел на связь Шамиль и сообщил, что Асланбек звонил из Вены Азизу Салманову в Зальцбург и договорился с ним о встрече. Это была та удача, которая всегда сменяет полосу неудач. И вот результат: Муса лежит в кузове, спеленутый, как грудной ребенок, и его везут неизвестно кто неизвестно куда и неизвестно зачем.

Машина заметно сбавила скорость. Водитель и его напарник негромко переговаривались, сверяли дорогу с картой, иногда спорили, куда повернуть. Муса понял, что они едут не в Вену. Это почти наверняка означало, что его не передадут в руки австрийских властей, хотя упоминание водителя о том, что он офицер российского Интерпола, сначала навело Мусу на эту мысль. Он не боялся быть задержанным австрийской полицией. У них на него ничего нет. Даже если всплывет старое дело о международном розыске, никто не сможет доказать, что он является Магомедом Мусаевым. Нет Магомеда Мусаева, есть серьезный турецкий бизнесмен Абдул-Хамид Наджи, у него настоящий паспорт и безупречная легенда. Даже если Асланбек его узнал, ему никто не поверит. Чиновник турецкого посольства в Австрии, косвенно задействованный в операции со «стингерами», заявит протест, в конце концов австрийцы будут вынуждены оставить Мусу в покое, а в худшем варианте — предложат ему покинуть Австрию.

Да и вряд ли Асланбек узнал Мусу. Похитители называли его господином Наджи и были уверены, что он турок. И не мог офицер российского Интерпола действовать так, как он действовал — методами откровенно бандитскими, которые вряд ли одобрит австрийская полиция. А если он не офицер Интерпола, то кто же он и его напарник? Сотрудники ФСБ, действующие под прикрытием Интерпола?

Весь разговор Асланбека и Азиза Салманова Муса слушал из спальни, примыкавшей к кабинету. Сначала его удивили слова Русланова о том, что его семья у чеченцев и что он уверен в этом, так как получил информацию от сотрудников ФСБ. Муса знал, что это не так. Шамиль об этом ему непременно бы сообщил в их последнем разговоре, когда Муса позвонил ему из кабинета Салманова. Здесь была какая-то неясность. И Муса вдруг понял, что он нечаянно получил в руки очень сильный козырь. Асланбек влюблен в свою жену, красавицу еврейку, он трясется над своим единственным сыном. Он не предпримет ничего, что может нанести им вред. На этом можно и нужно играть. Это может быть выигрышным ходом. И Муса, немного успокоившись, начал обдумывать свою тактику в предстоящей игре.

Судя по работе двигателя машины, то подвывающего на подъемах, то мирно урчащего на спусках, дорога шла по холмам, по спящим пригородам или поселкам. Свет уличных фонарей все реже проникал в кузов. Стало заметно холоднее. От холода мочевой пузырь Мусы сжался, ему нестерпимо хотелось в туалет. Наконец остановились. Громила вышел и открыл ворота. Машина въехала сначала в маленький двор, а затем в гараж. Дверь микроавтобуса откатилась в сторону, водитель и громила вытащили из кузова Саида и куда-то унесли. Затем вернулись и взялись за Мусу. Он замычал и энергично затряс головой.

— По-моему, он хочет что-то сказать, — понял громила. — Послушаем?

— Ну пусть скажет, — согласился водитель.

Громила размотал скотч, закрывавший рот Мусы:

— Говори.

— Мне нужно в туалет, — заявил Муса.

— И это все, что ты хотел нам сказать? — удивился громила.

— Хочу в туалет, — повторил Муса.

— Перебьешься.

— В туалет!

— Терпи, господин Наджи. Или делай под себя. Это, знаешь ли, очень способствует самоуважению.

Рот Мусы снова оказался заклеенным скотчем, его взяли за ноги и за плечи и перенесли в какой-то чулан в доме, освещенный тусклой лампочкой. В углу чулана валялся Саид. Мусу бросили рядом с ним. Перед тем как выйти, громила обернулся от двери и задержал руку, протянутую к выключателю.