Шхуна, которая не желала плавать - Фарли Мак-Гилл Моуэт

Я не знал, что у нас есть парус… и какой же это оказался парус! По-моему, свою жизнь он начал на греческой триреме, ибо древности был неописуемой. Косой бермудский по форме, он был таким тонким, истертым, что ветер, веявший легчайшим зефиром, продувал его насквозь.

С помощью весел-бревен мы преодолели дикую толчею, где накатывающаяся зыбь встречалась с отливным течением, и вновь оказались в открытом океане.

Теперь береговая дымка, такая прелестная в Барашуа, превратилась в коварного врага, так как маскировала низкую линию дюн и смазывала силуэты Микелона и Ланглейда. Вскоре мы оказались в полном одиночестве в пустом океане, где не было видно ни клочка суши.

Впрочем, оснований опасаться, что мы заблудимся, никаких не было. На «Орегоне» имелся компас. Тео с гордостью извлек его из-под скамьи и небрежно водворил на машинный люк — то есть на триста с лишним фунтов железа. Компас, по-моему, был китайским, века, на глазок, двенадцатого. Песок настолько отшлифовал стекло, что картушка стала неразличимой. Впрочем, поскольку стрелка заржавела и приросла к картушке, особого значения это не имело. Но главное, у нас был компас! Тео никогда на него не глядел, что, пожалуй, было и к лучшему.

А «Орегон» плыл себе и плыл. Парус то и дело падал, когда лопались его подгнившие фалы. А затем начали рваться гик-шкоты. Этот парус чаще чинился, чем ловил ветер. Пустяки. Мы понемножку двигались примерно в южном направлении, все больше погружаясь в ощущение нереальности и, как ни странно, тихой безмятежности. Нам бы следовало с ума сходить от тревоги, а мы ничуть не сходили. Полеживали на настиле под лучами предвечернего солнца, пили вино, ели гусиный паштет, болтали, задремывали и коротали время с беззаботностью, которую задним числом трудно понять. Мы так бы и коротали время до скончания века, если бы ветер не начал менять направление. Таинственным образом он менял его и менял, пока не задул с юго-востока.

Мы с Тео переглянулись, хотя ничего вслух не сказали. Делиться нашими мыслями с Клэр не имело смысла, но мы оба знали, что такая перемена в такое время года и при такой погоде, которая баловала нас весь день, означает приближение шторма.

Я не встревожился даже тогда. Что-то в несокрушимой уверенности Тео и в выносливости «Орегона» делало всякий страх смешным. Ну попадем мы в ураган, так что? Я не сомневался, что «Орегон» выдержит. И все-таки я обрадовался, когда береговой туман рассеялся и оказалось, что мы находимся милях в пяти от Ланглейда.

Ближе к берегу мы подойти не могли, поскольку «Орегон» не имел киля, а потому не мог идти бейдевинд. Ветер теперь заметно посвежел и дул нам в правый борт, и парус, в результате бесчисленных починок уменьшившийся до размеров приличной тряпки, увлекал нас вперед со скоростью в два-три узла. Двигались мы в общем в направлении Сен-Пьера и были вполне довольны своим ходом, пока Тео не мотнул головой в сторону кормы и я не поглядел туда. С холмов Ланглейда неумолимо сползала стена серо-черного тумана, и сползала она в нашу сторону.

И тут сгнившая мачта переломилась. Мы могли бы водрузить на ее место одно из весел. Но Тео не согласился. Весла нам понадобятся. Теперь, сказал он, мы будем грести на восток, пока не укроемся от приближающейся бури с подветренной стороны обрывов Ланглейда.

Ну а мы начали грести, почти не продвигаясь вперед, так как начался отлив. Тут мы увидели моторный баркас, который шел вдоль берега Анс-о-Сольда, изо всей мочи устремляясь к пляжу Гранд-Ривьеры. Клэр тотчас же забралась на крышку люка и принялась размахивать желтой клеенчатой курткой Тео, привязанной к багру. Махала она очень решительно, но то ли с такого расстояния ее на баркасе не заметили, то ли он так торопился добраться до безопасного приюта, что ему было не до нашего спасения.

Туман полился вниз с обрывов Ланглейда, и вскоре остров полностью исчез из вида. Мы с Тео гребли. Господи, как мы гребли! Туман подбирался все ближе: нас разделяли какие-то две мили, и мы поняли, что до берега нам не добраться. Затем Клэр вновь вскочила на ноги и с таким исступлением замахала своим флагом, что, казалось, вот-вот слетит за борт. Она уловила дальний шум еще одного двигателя. Мы на миг опустили весла и тоже прислушались. Затем разглядели смутный силуэт судна у края тумана. Оно быстро шло к Сен-Пьеру.

Тут уж замахали все мы, а Тео ревел во всю глотку. Я принялся дуть в большую раковину, обычно применяемую, чтобы подавать сигналы в тумане. Судно продолжало идти тем же курсом, погрузилось в туман, исчезло, а затем чудом вновь возникло, держа курс прямо на нас.

Это был «Сент-Эжен», большой мощный катер, принадлежащий муниципалитету Сен-Пьера и совершающий пассажирские рейсы между этим городом и Микелоном. Когда он подошел и взял нас на буксир, его шкипер сообщил, что ни он и никто из команды нас не увидел и не услышал. Однако старуха пассажирка (вдова рыбака, много лет назад погибшего на банке Плейт), которая, закутавшись в одеяло, сидела на корме, сказала, что вроде бы видела баркас далеко в море. Ее не слушали, но она так настаивала, что шкипер, хотя ему не терпелось добраться до порта, повернул из тумана, чтобы ее успокоить.

И еще он сказал, что было дано первое в этом году предупреждение об урагане и всем судам рекомендовалось незамедлительно где-нибудь укрыться.

Сказать, что мы с Клэр были счастливы, оказавшись на буксире, — значит ничего не сказать, но Тео совсем этому не радовался. Я взял румпель, а он стоял на середине, скрестив руки, понурив голову, не слушая добродушные шутки команды «Сент-Эжена» и словно вообще не замечая ничего вокруг. Для него ведь это было невыносимым унижением. Впервые за десятки лет в море он был вынужден просить, чтобы его взяли на буксир.

Когда мы огибали Коломбьер, ветер и море уже вовсю разыгрались. Его обрывов мы не увидели, так как к этому времени туман заволок все. Когда мы вошли в пролив, «Сент-Эжен» замедлил ход так, что едва полз, и тут мы обнаружили, что черный туман вокруг кишит судами. Их сирены и раковины надрывались по носу, за кормой и по обоим бортам от нас, и создавалось впечатление, что мы попали в опасную давку. Это испанские траулеры, числом шестьдесят, нащупывали радарами дорогу от Большой банки, подстегиваемые предупреждением об урагане.

Тео с двумя своими сыновьями втащил «Орегон» на берег