Степан Разин. Книга первая - Степан Злобин

— Теперь я скажу, дети! — отечески произнес он. — Срамите вы все казачество непокорством. Ведь эко наплел боярину слов-то постыдных. Не атаман — пустобрех! И так я насилу отговорил воевод. Уперлись на том, чтоб тебя казнить за раздоры с Польшей.

— Не Иван налетел на панов. Я с ними в драку вечор ввязался. Ивана и не было с нами! — вмешался Степан. — А станут паны сами лезть — и опять никакой боярин нас не удержит!

— Мятежникам в войске милости нет, — будто не слыша его, продолжал Корнила. — Еще станете Дону с Москвой раздоры чинить — и забудете к Дону дорогу. Войско судить вас будет, и Войско Донское само вас казнит.

— В Запороги уйдем! — крикнул Сергей Кривой.

— Ступай от нас, панский заступник, латинец! — подступив к Корниле, со злостью воскликнул товарищ Стеньки, Митяй Еремеев. — На Дон придем, полетишь к чертям с атаманства!

— Холопов каких боярам нашли! Корнила — холоп! — слышались крики.

— Уходи, Корней Яковлич, не горячи казаков, — спокойно и резко добавил Иван. — Много на Дон дорог, и мы ни одной не забудем. Нет над Доном бояр, и ты не боярин. Хозяева Дона — мы, казаки. Придем домой, то рассудим, кто прав. Посмотрим, кого казаки оберут в атаманы всего Войска!

— Казаки, сидайте по коням. На Дон! — крикнул кто-то в толпе.

— По коням! — громовым голосом подхватил Степан.

— Крестник, Степанка! Смотри береги башку. Потеряешь — назад не воротишь! — с угрозой остановил Корнила.

— А вы, казаки, помолчите, коль старшие спорят, — твердо сказал Иван, обратившись ко всем остальным. — Слышь, Корней Яковлич, — продолжал он, — нам не стоять тут без дела. Ты понизовских привел казаков, и нечего тебе зря увиваться боярским хвостом. Сменяй наши станицы, как повелось от дедов, а мы подадимся к домам. То и сказ!

— Никто без меня отсель не уйдет, и раньше меня на Дону никому не бывать! Покончим войну — и воротимся вместе! — заключил Корнила, круто поворотился, тяжко взвалился в седло и ускакал вдогонку воеводам.

Иван Тимофеевич ехал впереди полуторатысячного войска, которое уходило на Дон. Он понимал, что сделал отчаянный шаг, и теперь или он одолеет, или будет смят и расплющен… Только бы поспеть да кликнуть клич, разослать еще с дороги гонцов по станицам, чтобы звали всех поспешить в Черкасск для избрания новой старшины.

«Нагрянуть, поставить у войсковой избы свое знамя, собрать круг, свернуть богачевскую понизовую знать, а потом сесть там войсковым атаманом и наладить во всем прямой старинный казацкий уклад, да чтобы его никто не посмел нарушить. Соединить воедино всех казаков — от Буга до Яика», — думал Иван.

Старые донские верховики хорошо понимали, что домовитые легко не дадутся. Знали, что трудной будет борьба. Но захватить казацкий Дон в свои руки было давнишней мечтой верховых, не хватало только смелого, сильного вожака. И вот он нашелся в лице Ивана. Многие из них понимали, что, может быть, не обойдется даже без крови. Но и к этому они были готовы.

Молодежь не умела видеть так далеко. Она гордилась своим решительным и смелым атаманом, гордилась собою, своей непокорностью боярскому покрику Долгорукого и неустрашимостью перед угрозами воеводского подголоска Корнилы.

Удалые и озорные песни молодежи звенели весь день по пути над полями, лугами, рощами и перелесками.

Казаки не останавливались весь день. Только один час дал им Иван покормить коней на заливном лугу возле берега какой-то небольшой речки, и снова пустились они в путь, не уставая возбужденно вспоминать вчерашний приезд воевод и Корнилы и издеваться над войсковым атаманом и его угрозами. Пусть-ка теперь он почешется, толстопузый! Куда ему деться, куда уйти! Никто не отпустит его с последними казаками покинуть воеводскую рать да бежать Ивану вдогонку!

Но к вечеру уже всем надоело говорить о Корниле. На привале повели казаки другие беседы, и долго не смолкали в лесу у потухших костров задушевные речи о заветных рыбных местах на Дону, о звериной ловле, о молоденьких, пригожих казачках.

«Не разумеют еще того, что увел я их не для тихой жизни, не для рыбацких сетей да соколиной травли! — думал Иван, прислушиваясь к этим беседам. — Ох, и шумная жизнь пойдет на Дону! Когда-то, когда еще до конца одолеем мы домовитых!»

Степан понимал, что брат решился на опасную схватку, но верил в его победу. Иван представлялся ему таким человеком, который рожден повелевать и покорять. К тому же за ним правда, народ, — за ним столько людей, сколько голытьбы на Дону. А где же столь взять богатеям?! Много ли их! Что за сила!

«Кому же, как не Ивану, стать войсковым атаманом! — думал Степан. — Вовремя замыслил он грянуть на Дон. Вот бы батьке порадоваться на старшего сына!»

Долго лежал Степан молча, когда все уже заснули, и последняя мысль его была не о великом смятении Дона: слушая шум листвы под ночным ветром и глядя на звезды, он задумался о жене, о сыне, да так и уснул… Усталые за день от дальнего перехода, задремали и сторожа по концам казацкого табора…

Иван Тимофеевич размышлял о предстоящем прибытии на Дон и о борьбе, которую он затеял. Он был уверен в конечной победе, но как обо многом еще надо было подумать: ведь не все на Дону захотят пойти за ним. Не одни домовитые богатей встанут против него. Многие из верховых тоже не захотят перемены — просто из боязни, что осерчает царь, не будет платить хлебного жалованья и придется тогда голодать, вздорожает хлеб, одежда и обувь. Не проще ли, мол, жить, как заведено, не нарушая обычаев!

«Нет, надо хорошенько припомнить донских знакомцев, подумать о каждом, прежде чем на них положиться в таком великом и неотступном деле».

Погасли костры. Стояла темная ночь. Все стойбище погрузилось в покой. Изредка крикнет ночная птица, изредка прошелестит ветерок в вершинах деревьев, и снова тишь… Не слыхали спящие казаки, как послышалось на дороге тяжелое и стремительное движение большого конного войска, которое, будто черная грозовая туча, в ночном сумраке облегало всю местность.

Не прост был Корнила Ходнев. После того как Степан не вернулся на Дон, выслал Корнила с Дона в войско Ивана с оправившимися от ран казаками своих лазутчиков. Глаз войсковой старшины неотступно следил с тех пор за Иваном Тимофеевичем Разиным. Когда казаки роптали на воеводу Долгорукого и его подголоска Корнилу, и атаманские лазутчики роптали со всеми вместе. Когда казаки вскочили по седлам, измена двигалась с ними в одних рядах. Измена пела, как прочие, удалую казацкую песню, измена вела задушевные беседы о рыбных ловлях и молодых казачках. А когда казаки заснули, измена змеей поползла в кусты, прочь от табора, выползла на дорогу, взметнулась в седло и пустилась скакать назад по дороге, навстречу погоне…

Конное войско окружило лесок, где стояли ночлегом станицы Ивана. В темноте раздались негромкие голоса приказов, какая-то перекличка, и снова все стихло вокруг, только с десяток всадников спешились невдалеке от табора, посовещались и молча вошли в лесок. Измена вела их к месту ночного походного атамана. Из-под полы казацкого зипуна скользнул по лицу Ивана свет потайного фонарика.

— Вот он! — негромко сказал Корнилин лазутчик и, отступив к стороне, растворился во мраке, как не был…

Несколько человек молча бросились на Ивана и стали его вязать.

Прежде чем он успел крикнуть, кто-то зажал ему рот, и, связанного, его потащили из лесу. Корнила двинулся за своими помощниками, как вдруг его крепким ударом сшиб с ног и навалился всей силой на атамана Сережка Кривой.

— Рятуйте, товарищи! Атаманы! Беда! — на весь лес закричал Сергей и, прижав Корнилу к земле, зарычал: — Попался мне, змей ночной! Удавлю, как Иуду!

— Убери-ка руки от глотки, Сережка, кабы тебе их не отрубили! — изо всех сил напружившись, хрипло сказал Корнила.

Казаки проснулись от крика Сергея и окружили их.

— Стой! Кто тут кого волочет? Стой!

— Огня! Что творится?!

— Огня.

Вокруг забряцали огнива. Посыпались искры, и ближние казаки увидали кучку понизовых донцов, пришедших с Корнилой, связанного Ивана и Сережку верхом на Корниле, прижатом к земле…

Черноярец, не размышляя, махнул сплеча саблей и повалил казака, который держал Ивана. Остальные спутники Корнилы отшатнулись под натиском казаков и без борьбы побросали оружие.

Иван Черноярец тут же саблей разрезал путы на своем атамане.

— Слезь с него! — приказал Сергею Иван Тимофеевич.

— Не слезу, покуда он жив!

— Башку отрубить изменщине! Отойди, Сергей! Дайка саблей махнуться! — нетерпеливо потребовал есаул Митяй Еремеев.

— Слезь, Серега! Куда он уйдет? Пусти, — повторил Иван.

Жилистый, крепкий Сергей отпустил Корнилу.

— Тихий Дон, на кого клинки подымаешь?! Сабли в ножны! — собрав все спокойствие, приказал Корнила, вставая с земли.

— И вправду, клинка на тебя, поганого, жаль. Веревкой тебя удавить, брюхастая падаль! — сказал, подступая к Корниле с арканом, старый Серебряков, хожалый в походах еще с Тимофеем Разей.