Бегство герцогини - Патриция Оливер

Пастух засмеялся глубоким хрипловатым смехом. Джорджина слышала этот смех совсем недавно.

— Это потому, что я не царь фей и эльфов, моя королева, — ответил высокий джентльмен и добавил: — К сожалению.

Его глаза жадно смотрели на ее лицо, будто он старался запечатлеть каждую черточку в своей душе.

— Кто вы такой? — спросила Джорджина.

Она хотела отступить на шаг от этого незнакомца, который все больше напоминал ей того, чей голос она уже не мечтала услышать. Но за ней были железные перила балкона, и отступать она уже не могла.

— Скажите мне, кто вы такой, сэр? — потребовала она. Пастух рассмеялся снова.

— Я осел, моя сладкая Титания, — ответил он и еще раз поклонился, но Джорджина заметила горечь в его голосе. — Пришел в Лондон увидеть королеву.

Дрожь охватила ее, Джорджина поняла, кто этот пастух.

— Это кот пришел в Лондон, чтобы увидеть королеву, — поправила она его. — Кот, а не осел. И кот поймал маленькую мышку под стулом. Помните?

Ведь это была строчка из детской считалки.

— Да, конечно, помню, Титания. Так оно и было. Но это не имеет значения. Кот или осел. Этот осел пришел не для того, чтобы просто взглянуть на королеву или даже поймать для нее мышку, — страстно сказал Джек Хемптон, наклоняясь к ней. — Мне нужно гораздо больше, сладкая Титания.

Прежде чем Джорджина поняла, что он имеет в виду, Джек схватил ее и прижал к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание и закружилась голова.

Его губы были очень требовательны. Она не успела ничего сообразить, как ее губы раскрылись сами и приняли его, а ее руки вцепились ему в плечи. И вот она уже бесстыдно прижимается к нему всем телом.

Из-за портьеры донеслось деликатное покашливание. Они быстро отпрыгнули друг от друга. Джорджина перепугалась насмерть. Пастух ответил глубокий поклон и поднес палец к губам.

— Всегда к вашим услугам, моя королева, — насмешливо сказал он.

Затем он повернулся и, ни говоря больше ни слова, исчез за портьерой.

Джорджина осталась стоять, в ужасе и смущении глядя на французского шевалье, который держал бокал пунша.

В эту ночь Джорджине снились влюбленные пастухи, преследовавшие в лесу хохочущих нимф и страстно целовавшие их при лунном свете. Когда один, особенно настойчивый пастух поймал свою нимфу недалеко от ручья и стал покрывать ее тело поцелуями, Джорджина с удивлением обнаружила, что эта бесстыдная нимфа она сама.

Бесстыдница не только не протестовала, но даже поощряла действия пастуха. Она уложила его рядом с собой на покрытый цветами бережок и отдавалась с таким сладострастием, на которое Джорджина была способна, наверное, только во сне.

Любовные игры у ручья стали такими жаркими, что Джорджина проснулась вся в поту.

Она встала с постели, села у раскрытого окна, чтобы немного охладить свое воображение.

Ей привиделось, или это пастух во сне был Джек Хемптон? Лица пастуха она не разглядела, но помнила его сверкающие карие глаза. Так же они сверкали вчера, когда жадно смотрели на нее.

И его горячие губы… Джорджина вздрогнула, потому что вспомнила, как эти губы целуют ее в таких местах, где ее еще никто не целовал. По крайней мере пока, подумала она, чувствуя, как жар приливает к ее щекам от таких нескромных мыслей.

Уже поднимался рассвет, когда она наконец уснула, тяжело, без сновидений. Так что, был уже почти полдень, когда она позвонила Морган и попросила свою утреннюю чашку шоколада.

Служанка вошла с букетом фиалок.

— Доброе утро, миледи, — весело сказала она. — Дженни сейчас принесет ваш шоколад. А тут кое-что гораздо более приятное.

С такими словами Морган отдала вазочку с фиалками в руки своей хозяйке, а сама потом подбоченилась и с пониманием стала за ней наблюдать.

— Настоящий мужчина, точно, это у него есть, — заметила служанка. — Не много таких найдется, как наш славный майор, а? — И она показала на коллекцию вазочек с фиалками, которые стояли кругом по всей комнате, распространяя сладкий аромат. — Пахнет прямо как в цветочном магазине, миледи.

— Почему ты думаешь, что фиалки присылает майор Хемптон? — спросила Джорджина, удивленная необыкновенной проницательностью своей служанки.

— Так тут нечего и думать, миледи, — ответила Морган, встряхнув кудрявой головой. — Фиалки — цветы деревенские, и наш майор тоже из деревни. Это точно он, конечно же, он.

— Он не наш майор, как ты его называешь, — сказала Джорджина, вдыхая сладкий аромат и нежно лаская лепестки кончиками пальцев.

— Ах! Но он может быть наш, и очень скоро, это точно, миледи. Он так безумно влюблен, что упадет к вашим ногам при первом вашем желании. Только дурак этого не видит, миледи.

— Значит, я полная дура, Морган, — резко сказала Джорджина. — Потому что я ничего такого не вижу.

— И очень жаль, миледи Джорджина, — сладко пропела служанка. — Ставки среди прислуги уже идут четыре к одному в пользу майора.

Джорджина смотрела на горничную, не веря своим ушам. Неужели это правда? Даже слуги держат пари на ее шансы вновь расстроить планы отца. Бедный Берти, подумала она. Он не должен никогда узнать про это. Она должна все сделать, чтобы пресечь подобные сплетни.

— Я не собираюсь бросать маркиза, — сердито заявила она. — И я рассчитываю, Морган, что ты не будешь поддерживать такие разговоры. Все совсем не так, как прошлым летом, ты знаешь. Я обручена теперь с маркизом Портлендским. Так что прекрати болтать глупости. Ты поняла меня?

— Да, конечно, ваша светлость, — ответила Морган, как всегда, если Джорджина начинала вдруг сердиться. — Вы наденете сегодня утром зеленое шелковое платье, ваша светлость? Лорд Портлендский должен прийти в два часа, и он очень неравнодушен к зеленому, насколько я помню.

Джорджину уже начали раздражать слова горничной. На круглом деревенском лице Морган невозможно было ничего прочитать, Джорджина знала, что служанка обижается за то, что хозяйка с утра на нее набросилась. А может, и за то, что она не хочет ничего слышать о майоре, подумала она, надевая зеленое шелковое платье с очень смелым вырезом на груди. Морган права, конечно. Лорду Портлендскому это платье особенно нравится. И возможно, будет разумно сегодня ублажить маркиза, подумала она, тем более в свете вчерашнего случая на балу.

Впрочем, Берти не высказал ни малейшего возмущения, застав свою невесту в объятиях другого мужчины. Его ледяное спокойствие было достойно восхищения, вспоминала Джорджина, и она почувствовала себя еще больше виноватой за то, что совершили и нарушила узы доверия между ними. Не было ни упреков, ни угроз. Маркиз не возмущался и не топал ногами, как ее отец герцог наверняка бы сделал. Молчание лорда Портлендского было еще тяжелее, и Джорджина вся трепетала, — когда милорд отвез ее домой, помог выйти из кареты и поцеловал в бледную щечку так, будто ничего не случилось.