Нас больше нет (СИ) - Вильде Арина

Лестничная площадка осталась такая же, как в моих воспоминаниях. Неимоверное чувство ностальгии заполнило меня. Вдох — и вот я уже в прошлом. Стою у этой самой двери, жду Давида, а он появляется в компании другой женщины.

Отгоняю от себя непрошеные мысли и несмело переступаю порог квартиры, которая некогда была и моим домом.

— Тапочки на прежнем месте, — говорит Давид, закрывая дверь на внутреннюю защелку.

— Угу. — Замираю посреди коридора, оглядываясь вокруг. Даже запах остался прежний.

Хочется развернуться, уткнуться Давиду в грудь, закрыть глаза и перенестись в прошлое. Туда, где нам было хорошо… мне было хорошо. Ведь какое-то время иллюзия настоящих отношений, семьи присутствовала в этой квартире.

Я нерешительно иду в спальню. Толкаю дверь, и воздух застревает в груди. У меня ощущение, словно я вышла из дома только вчера, провела ночь у подружек или у отца, а теперь вернулась.

На стенах те же обои, что я выбирала, а потом мы с Давидом клеили их. Мебель, которую я заказала, пока Леонов в очередной командировке был. Даже постельное белье на кровати, некогда с любовью купленное мной. За деньги Давида, которые он всегда оставлял для меня в верхнем ящике рабочего стола. Как же давно это было, словно не со мной.

— Я здесь бываю еще реже, чем раньше, поэтому везде пыльно. Иногда мать забегает, натирает все до блеска. На самом деле в прошлом году я купил жилье побольше в новострое. Навороченный дизайнерский ремонт, дорогущая техника. Но так и не переехал. Слишком сросся с этим местом. Оказывается, я не очень люблю перемены в жизни, — криво усмехается он и открывает дверцы шкафа. — Все твои вещи здесь. Еще, кажется, в комоде.

— Спасибо, — мой голос дрогнул.

Мне отчего-то стало жаль эту квартирку. Давид переедет и, скорее всего, продаст ее. Поселятся новые жильцы и перепишут ее историю. Сдерут обои, купят новые люстры, вынесут мебель. Сотрут наше с Давидом пребывание здесь, и уже ничего не напомнит о том, что когда-то мы были женаты.

— Здесь вся моя одежда, — произношу удивленно, разглядывая аккуратно сложенные стопки вещей. Перевожу взгляд на Леонова: он прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди.

— Ну да, я же говорил, что ничего не выбрасывал.

Я достаю одну из коробок, где, если мне не изменяет память, хранились мои тетради, скетчбуки и альбомы. Открываю крышку и замираю. Сверху лежит мое обручальное кольцо. У меня руки дрожать начинают. Я, как из больницы выписалась, понятия не имела, куда оно делось. Да и не пыталась искать: смысл? А оно в квартире все это время было, но как?

Я осторожно касаюсь пальцами золотого ободка, почти не дышу. Поворачиваю голову к Давиду, смотрю на него вопросительно. У него кадык дергается, он смотрит на меня потемневшим взглядом. Сглатывает, отталкивается от стены.

— Мне в больнице, как мужу, отдали твои личные вещи, — отвечает на мой немой вопрос.

— А… ясно. — Отвожу от него взгляд, пялясь на кольцо. Примерять его было бы глупо.

— Я чай заварю, пока ты здесь разбираешься с вещами, — говорит он и покидает комнату, тихо прикрыв за собой дверь.

Я откладываю коробку в сторону. Воровато оглядываюсь и подхожу к тумбочке со стороны, где спал Давид. Не скажу, что я на что-то надеюсь, но все же….

Ладошки потеют, когда выдвигаю ящик. Делаю рваный вдох, когда глаза натыкаются на такой же золотой ободок, как в моей руке. Только побольше и с глубокой царапиной. Прямо как на моем израненном сердце.

После того как я обнаружила кольцо Давида, время вокруг словно остановилось. Я думала, он выбросил его в ту же минуту, когда я вышла за порог его квартиры. Чтоб не видеть и не помнить о досадной ошибке. А он хранил. Зачем? Или, может быть, просто и не знал, что оно в тумбочке было, а я слишком заостряю на этом внимание?

— Оставь все здесь, я потом привезу в дом коробки, — я вздрагиваю от неожиданности, когда за спиной послышался голос Давида. Я даже не заметила, как он вернулся в комнату. Все это время я бездумно переставляла туда-сюда вещи и даже понятия не имела, что в этих коробках.

— Да, хорошо, — выдавливаю из себя хоть какие-то слова.

Я поворачиваюсь к Давиду лицом. Я сижу на полу, он нависает надо мной. Смотрим друг другу в глаза, и между нами витает неловкость, которой раньше никогда не было. Словно я случайно разгадала все слабые места Леонова и он об этом знает.

— Я обед нам заказал, уже принесли. Ты будешь есть?

Я киваю. Я и в самом деле проголодалась.

— Мне придется отъехать, появились неотложные дела. Сюда уже едут Богдан и Руслан, они тебя отвезут домой.

Вместо радости меня одолевает разочарование. Сама себя понять не могу: пару дней назад желала поменьше с Давидом видеться, а сейчас так спокойно рядом с ним.

— Мне в студию еще нужно. Продлить аренду и картину завершить.

— Сможешь перенести на понедельник?

— Наверное, — пожимаю плечами. — Но я хотела отдать картину Дамиру уже сегодня вечером.

— Ничего с ним не станет, подождет твой Дамир, — сквозь зубы цедит он, вмиг растеряв свою добродушность.

— Он тебе не нравится, — констатирую я.

— А с чего бы ему мне нравится? Я ж не баба, — криво усмехается он, прищурившись. Въелся в меня взглядом, словно прочесть мысли пытается.

— Как человек, Давид. Он не нравится тебе как человек. Почему?

Выдерживаю его взгляд, смотрю с вызовом. Отчего-то хочется, чтобы признался в ревности. Но это не о Давиде. Он скорее рад будет, если меня пристроит в другие руки.

— Он не обязан мне нравиться. Жду тебя в кухне, — резко отвечает он и выходит из спальни.

Все же он ни капли не изменился. Такой же категоричный и вспыльчивый. Если у меня и проскакивала мысль, что между нами может быть что-то более глубокое, чем просто секс, то сейчас я испытываю разочарование и понимаю, что нет. С Давидом связываться — душу наизнанку вывернуть и в сердце нож воткнуть. Поэтому стоит прекратить эти наши ночные свидания непонятного характера и сосредоточиться на другом мужчине.

— Китайская кухня? — усмехаюсь я, когда сажусь за стол.

— Ты разлюбила?

— Нет, просто навеяло ностальгию.

Давид понимающе смотрит на меня. Мы в прошлом часто заказывали суши и лапшу, открывали бутылочку вина и включали какой-нибудь интересный фильм. Это был наш способ расслабиться, провести вместе время, когда Давид не пропадал на работе.

— У них, кажется, порции меньше стали, или мне так кажется? — Давид садится напротив, придвигает ко мне чашку с чаем.

— Не кажется, коробочка с лапшой и в самом деле в два раза меньше теперь.

— Зато цены в два раза выше, — усмехается Леонов и разрывает бумажную упаковку с палочками для еды.

Глава 29. Лера

На дворе поздняя ночь, в доме тишина, все давно спят, а я стою у окна и перекатываю между пальцами не докуренную Давидом сигарету. Мы с ним не виделись после того, как он уехал из квартиры, а меня оставил под присмотром охраны. Я почему-то была уверена, что он придет ко мне этой ночью, но на часах давно за полночь, а я даже не знаю, находится ли он на территории особняка.

Разочарование царапнуло меня острыми когтями и скрылось. Мои желания противоречат доводам разума. Не должна я дрожать от предвкушения нашей встречи, не должна ничего испытывать к нему.

Мне до сих пор больно смотреть на него. Прикосновения приносят непередаваемую муку. А еще я боюсь того дня, когда все закончится и мне можно будет улететь обратно в Лондон и продолжать жить, словно ничего не было. Заново пытаться забыть Леонова, вычеркнуть из жизни, мыслей, даже из снов. Он, словно яд, начал просачиваться под кожу, и если не удалить его вовремя — последствия могут стать необратимыми.

Я засыпаю под утро, когда за окном начало светать и я окончательно поняла, что Давид сегодня не придет.

Спустившись к завтраку, я в удивлении замираю на пороге столовой. Вся семья в сборе, чего раньше я не наблюдала. Отец не сбежал утром по делам, Настя не закрылась в своей комнате.