Нас больше нет (СИ) - Вильде Арина

Глава 27. Лера

От переизбытка эмоций сердце стучит словно сумасшедшее. Я уже давно дома, давно рядом никого нет. Нет Давида, нет Дамира, не играет музыка и не съедает духота, но легче отчего-то не становится.

То, что я увидела сегодня во взгляде Леонова, не поддается никакому объяснению. Что-то темное на глубине его глаз притягивало, завораживало, приказывало подчиниться. И я подчинилась. Словно безвольная кукла, поддалась, потянулась за поцелуем, готова была раздвинуть перед ним ноги прямо в туалете, куда в любой момент мог войти кто-то посторонний и увидеть нас.

Из-за этого я безумно на себя злюсь. Что до сих пор не убила в себе ту Леру, которая с восхищением смотрела на Давида, ловила каждое его слово, возбуждалась от одного его прикосновения.

Но и в то же время мне приятно. Приятно, что ревнует, а это абсолютно точно была ревность. Приятно, что я его все еще завожу. Приятно, что дурман голову вскружил не только мне. Приятно оттого, что теперь и я могу делать ему больно, играть на чувствах, эмоциях.

Я видела, как приехал отец, видела, что Давид тоже где-то на территории дома, именно поэтому мне не спится. Лежу под одеялом, включив кондиционер на максимум — дурацкая привычка последних лет, — и прислушиваюсь к звукам в доме.

Время уже за полночь, все давно спят. Настя еще час назад мимо моей комнаты процокала на каблуках. Папа с Юлей что-то очень громко обсуждали, но их голоса затихли, скрывшись за дверью спальни в конце коридора.

Я переворачиваюсь на бок, нужно было смыть косметику, но сил нет. Закрываю глаза, пытаясь уснуть, но тщетно: слишком много мыслей в моей голове, а еще меня уже несколько часов не оставляет жгучее желание. С того самого момента, как вышла из уборной следом за Давидом.

Тонкая ткань трусиков щекочет и при каждом движении распаляет меня все сильнее. Я свожу ноги вместе, прикусываю изнутри губу. Но ничего не помогает, горю изнутри.

— Черт бы тебя побрал, Леонов, — шиплю я и теперь поворачиваюсь на спину. Все никак место себе найти не могу.

Сгибаю одну ногу в колене. Не помогает. Ночник над кроватью раздражает, тянусь к нему и выключаю свет, погружая комнату в темноту. А потом не выдерживаю: откидываю край одеяла в сторону и запускаю руку в трусики.

Грешница. Самая настоящая.

— Ох, — вырывается стон из моего горла. Сейчас бы мужчину рядом. Нет, не мужчину, а Давида. Именно его.

Я прикрываю веки, прикусываю губу, чтобы изо рта больше не вылетали пошлые звуки, и ласкаю себя, представляя, что это не мои пальцы кружат по клитору, что не мои пальцы проникают внутрь.

Еще чуть-чуть — и сгорю дотла, получив желаемое освобождение. Я так увлекаюсь, что не замечаю ничего вокруг. Звуки, свет от уличных фонарей, что проникает в комнату, — все исчезает. Поэтому, когда чувствую на себе прохладную чужую руку, вскрикиваю от испуга и замираю. Возбуждение разлетается осколками.

Вторая рука закрывает мне рот, заставляя заткнуться и лечь обратно. Я делаю рваный вдох, и в ноздри проникает знакомый мужской аромат. Паника быстро сменяется недоумением. Как я могла увлечься настолько, что пропустила момент, когда в мою комнату вошел Давид?

— Что ты здесь делаешь? — срывающимся голосом спрашиваю я, когда он меня отпускает.

Я пытаюсь натянуть на себя одеяло, но Давид не дает — сбрасывает его на пол, лишая меня защиты. Молюсь, чтобы свет не включал, не хочу, чтобы ноги мои увидел.

Он одним коленом упирается в матрас и склоняется ко мне. Я задерживаю дыхание.

— А ты что делаешь? — тихо шепчет почти в самые губы и усмехается. — Продолжай, я не буду мешать, — словно змей-искуситель говорит мне. А потом берет мою руку и кладет поверх трусиков.

Я дергаюсь, но бесполезно. Мне безумно стыдно, что он застал меня вот так. Хочется спрятаться и чтобы он ушел.

— Отпусти.

Но Давид никак не реагирует на мои попытки его оттолкнуть. Продолжает свою игру.

— Что ты представляла, Лера? Что тебя так возбудило?

— Дамир. Дамир меня возбудил, — зло шиплю ему в лицо, от обиды и досады хочется расплакаться. Это не предназначалось для его глаз. — То, как он прижимал меня в танце и как шептал всякие грязные словечки.

Свою ошибку я осознаю только после того, как произношу эти слова вслух.

Давид резко отстраняется от меня, поднимается на ноги. Между нами словно арктический холод постелился. Напряжение стало почти осязаемым. Я не могу даже пошевелиться. Замерла, наблюдая в полутьме за мужчиной.

— Врешь, — после молчания длиной в целую вечность заключает он сухо. А потом резко начинает расстегивать пуговицы на рубашке. Одну за другой.

Я вся дрожу. То ли от страха, то ли от предвкушения. Знаю, что будет дальше, и знаю, что нежности этой ночью от него не стоит ожидать.

Звякнула пряжка ремня, натягивая нервы до предела.

— Что ты делаешь? — задрожала я, сглатывая собравшуюся во рту слюну.

— Еще раз спрашиваю: что заставило тебя так возбудиться? — наклонившись ко мне, жестко спрашивает он. И в этот раз я не смею ему врать. Чувствую, что он на пределе и лучше отвечать честно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты, — тихо, едва слышно, но Давид услышал звук моего поражения.

— Что именно? — Я чувствую, как его твердость упирается мне в бедро. Он уже готовый. Трется об меня.

— Мысли о тебе, — дрожащим голосом произношу я, из последних сил стараясь удержать мысль за хвост.

Его рука легла на живот и поползла под майкой выше, вызывая внутри меня миллион мурашек. Я делаю глубокий вдох и забываю, что нужно выдохнуть.

— Какие мысли, Лера?

— Разные. Неприличные.

— Я весь внимание.

Давид нависает надо мной. Он полностью обнаженный. Пришел завершить то, что мы начали несколько часов назад.

— Давид, прошу…

— Хорошо, я помогу тебе. Что я делал в твоих фантазиях? Целовал тебя? — Он нежно проводит подушечками пальцев по моим скулам.

— Угу.

— Вот так?

Он склоняется ко мне, накрывая своими губами мои. Его запах дразнит, а язык, который так мастерски завладевает моим ртом, заставляет вновь вспыхнуть от желания.

— Угу, — мычу, когда он отстраняется, чтобы вновь начать мучить меня своими вопросами.

— Что еще? Ласкал тебя? — Мое лицо обдает горячим дыханием мужчины, я судорожно глотаю воздух и свожу ноги вместе. Потому что предательская влага уже начала растекаться по моим трусикам.

— Да.

Я выгибаюсь дугой, когда его пальцы проникают под трусики, поглаживают, размазывают влагу. Это то, чего я так сильно хотела.

— Кто был сверху: я или ты?

— Ты, — признаюсь честно.

— Хорошо, — последнее, что он говорит перед тем, как вновь вторгнуться языком в мой рот.

Его жесткая щетина царапает кожу, губы безжалостно терзают мой рот, а язык входит все глубже и глубже. Я чувствую, как теку на его пальцы. Свожу ноги вместе и громко стону, когда один из них проникает внутрь, а второй надавливает на чувствительную точку на клиторе.

Давид отстраняется от меня всего на мгновенье. Чтобы одним рывком стянуть вниз по бедрам мои трусики, а потом освободить меня от майки. И вот я вновь перед ним полностью обнаженная.

— Чтобы я больше не слышал ни о Дамире, ни о любом другом мужике.

— Это приказ?

— Скорее настойчивая просьба. Мне крышу сносит, понимаешь? Я должен с холодной головой оставаться, а стоит тебя увидеть поблизости — и накрывает.

— Это пройдет. У меня так тоже раньше было, — горько смеюсь я.

— Я заметил, — насмехается надо мной, проглаживая меня между ног и намекая на то, как легко ему меня возбудить.

Я не успеваю возразить, Давид захватывает в рот мой сосок, и из горла вырывается громкий стон. Это именно то, о чем я мечтала несколько минут назад. Я прикусываю губу, обхватываю его голову руками, зарываюсь пальцами в волосы и притягиваю к себе еще ближе.

Он по очереди захватывает губами то один, то второй сосок, уделяя каждому должное внимание. Посасывает их, прикусывает, зализывает и целует. Я протестующе хнычу, когда он внезапно отстраняется от меня, но мгновенье — и Давид накрывает мое тело своим, разводит в стороны мои ноги, проводит разбухшей головкой по моему лону, заставляя меня задыхаться от нетерпения и желания.