Как стать писателем… в наше время - Юрий Никитин

После того, как работа закончена, начинается прополка. Сорняки, увы, надо убирать, убирать, убирать…

Кто слишком усерден в малом, тот обычно становится неспособным к великому

Это сказал великий Ларошфуко, и хотя не о литературе вовсе, но очень к месту и здесь. Да, опыт показывает, что умельцы языка абсолютнейшие импотенты, когда касается дело создания главного, чем сильна литература, – образов!

Ладно, о языке придется сказать еще, ибо ему придается значение не просто огромное, как он того заслуживает, а просто космическое, что все-таки перебор. Как-то в последнее время несколько раз попадалась ссылка на авторитет школьного учителя, который не принял какое-то сочинение современных писателей… А, собственно, почему мы должны слушаться школьного учителя? Литературный язык делают такие, как мы, а школьный учитель, как попка, повторяет малышне то, что устаканилось, выжило, уцелело от нашего словотворчества. Более регрессивной фигуры для новотворчества, чем школьный учитель, нельзя и представить, потому брать его сентенции за авторитет – извините…

Вообще, можно бы, конечно, отгавкнуться чем-то вроде: писатель N вяжет крючком золотое шитье, а я клепаю танки. Или трактора, если кому-то танки не нравятся. И моим читателям плевать, что на броне видны следы от кувалды. У ажурно вышитой салфетки и у трактора – разное назначение, потому к их отделке – разные требования. Это тоже довод, но неполный. Упрощающий. Все гораздо сложнее. Но остановиться на этом надо, так как хорошо подобранные доводы, да еще по-барски сказанные снисходительно и высокомерно, могут вызвать у начинающего писателя комплекс вины и послать его в болото, хотя совсем рядом есть твердая почва.

Прежде всего, когда человек находит у какого-то писателя ляп, то этим прежде всего хвалит себя: какой я грамотный! Когда морщит нос и заявляет, что такого-то не читает из-за обилия корявых фраз, то этим громко кричит, что вот я какой изысканный, тонкий, чувствующий прекрасное, замечательный, умный, гениальный, красивый, и вообще, все вы – тупое быдло, годны только на то, чтобы целовать меня в то место, где спина теряет свое благородное название. На самом же деле филигранный язык – это виртуозная игра на одной струне. Можно восхищаться таким скрипачом: как играет, как играет! На одной струне, а как играет! Но у скрипки не случайно четыре струны. Можно, играя на одной струне, встать еще и на уши – восторгу слушателей не будет предела. Но к искусству такая игра не приблизится.

Виртуозным языком чаще всего пытаются скрыть неумение… писать. Да, виртуозное владение языком – это доведенное до совершенства трудолюбие посредственности. Когда человеку и сказать нечего, нарисовать могучие образы не умеет, как и создать сильные или хотя бы заметные характеры, он до скрипа кожи вылизывает фразы, перебирает слова.

Предвижу упрек: сам изысканно писать не умеет, вот и гавкает на других. В… э-э… бессильной злобе ярится!.. Увы, не стал бы спорить, пусть у несчастных оставалась бы иллюзия, что они превосходят, что они – боги, а я где-то в грязи, не в состоянии поднять голову даже до уровня их подошв.

Честно, не стал бы спорить: нельзя отнимать у людей последнюю иллюзию, что хоть в чем-то лучше других. Иначе сопьются от безысходки и никчемности, а то и начнется стадное – двойное сальто с высоких балконов на асфальт… Но дело касается молодых ребят, которые учатся писать, потому вынужден сказать, увы, правду. А критики с больными желудками пусть с балконов, не жалко…

Виртуозное владение языком – доведенное до совершенства трудолюбие посредственности.

А нельзя ли пойти таким путем?

Но, казалось бы, почему не совершенствовать язык до тех пор, пока не искоренишь все неточности, ляпы, корявые сравнения? Все-таки неуважение к читателю – выпускать роман с ошибками!

Нет, я не защищаю выпуск «недоделанных» романов. На такое кощунство никто не осмелится. Но аксиома и то, что любое произведение можно совершенствовать до бесконечности. А значит – всю жизнь писать один-единственный роман. И помереть, не дописав, так как писатель, в отличие от спортсмена, с возрастом не теряет мастерства, а все приобретает и приобретает. До последнего смертного вздоха!

Но чем чревато писание одного-единственного произведения, я уже говорил. Надеюсь, не у всех уши с дырой, кто-то да запомнил. Не хочу повторяться. Скажу только, что писатель должен писать много. Ибо язык можно совершенствовать всю жизнь даже в одном-единственном рассказе, а вот идеи, образы, характеры – только от романа к роману.

Пуанкаре однажды горько заметил: никогда еще я не закончил ни одной работы, не испытав чувства неудовлетворенности тем, как я ее отредактировал, или принятым мною планом.

А Монтескье так и вовсе сказал убийственное: моя болезнь состоит в том, что я пишу книги, а написав, стыжусь их.

Ну и что же, остановились они и вылизывали одну и ту же? Нет, понимали трезво, что сколько ни работай наждачком и даже бархоткой, микроскопические трещинки все равно где-то есть, останутся.

Правда, тогда встает другой вопрос: почему в одном романе не сделать все? И язык, и образы, и стиль?…

Да, теоретически достижимо. То есть написать языком Бунина, и чтобы в романе – шекспировские образы, толстовский размах, динамика Чейза, утонченность Чехова, философичность Камю… Но пока что никому ни в одной стране такое не удалось. Ни в прошлом, ни в настоящем. Побаиваюсь, что не удастся и в будущем. Крамольная, но здравая мысль: эти вещи несовместимы.

Впрочем, вам стоит попытаться это сделать. Даже если не получится, но с хорошего коня не стыдно упасть.

Спесь иного рода

Я везде с охотой подчеркиваю свою неученость, хотя если совсем уж честно, признаюсь, это тоже спесь своего рода… Грузчик кичится университетским дипломом, а профессор – объемом бицепсов. Так вот, я везде предпочитал скромно упоминать, что я мастер спорта, но помалкивал, что в свое время был, несмотря на запрет властей, внесших меня в черные списки, принят по конкурсу на элитные ВЛК, то есть двухгодичные Высшие литературные курсы в самом Литературном институте. Выше для повышения писательского мастерства места просто не существовало. Думаю, не существует и ныне!

Принимались туда по большому конкурсу только самые талантливые и обязательно молодые члены Союза писателей СССР, лауреаты литературных премий, возраст до 35 лет, о которых уже точно известно, что все – крупные алмазы, которым нужна некоторая огранка, чтобы стали бриллиантами.

И хотя меня оттуда дважды пытались… за конфликты с маститыми преподавателями, строгачи висели по году на доске, но я ВЛК с блеском окончил. На семинарах профессора-лингвисты заносили на карточки мной придуманные или выкопанные в памяти слова, почти пару лет я блистал на ВЛК как виртуоз языка.

Но овладев филигранным языком, не остановился, а пошел дальше. А что дальше? Дальше – образы, характеры, идеи. Увы, обычно – в ущерб языку, потому что вынужденно двигаешься дальше, оставляя авторскую речь, как и речь героев, недостаточно отшлифованной. Почему? Да просто не хочу участи Бунина, о котором многие слышали, но которого не читают. И уж точно, мало кто назовет его героев, его идеи, образы, характеры.

Предпочитаю участь тех авторов, которые создали образы Одиссея, Айвенго, Наташи Ростовой, Гамлета, д’Артаньяна, Обломова, Дон Кихота, Рахметова, Тараса Бульбы, Дон Жуана, Хлестакова, Изольды и Тристана, Уленшпигеля…

Ощущаете разницу?

Да, это так: литература – это не язык, а образы.

Кстати, проблемы перевода

Уж молчу, что виртуозы языка заранее отказываются от переводов! Но тут умолкаю, так как уважаю политические взгляды, если они есть. Возможно, эти люди – ярые националисты и не хотят, чтобы проклятые иностранцы читали их шедевры? Хочу лишь сказать, что немало произведений… не хочу указывать пальцем, при переводе на русский язык только выигрывают в языке! А переводят их как раз за образы, характеры, яркие идеи, новый блистательный сюжет…

Надеюсь, я сказал достаточно, чтобы вы наконец определили основное направление усилий? Так что у пишущего есть выбор. Язык – одна из струн скрипки. Совершенствоваться в языке – это овладевать игрой на одной струне. Скрипач, который намеревается достичь успеха в консерватории, а не в цирке, учится играть сразу на всех струнах.

Вроде бы ясно: «Одиссею» и «Слово о полку Игореве» переводят и читают не за красоты языка.

Так в чем же дело?

Вот чем, в частности, забиты прилавки книжных лотков

Поговорим о стебе. У многих начинающих авторов от этого слова текут слюнки и чешутся руки, хотя прилавки и так заполнены этим самым добром. Но почему его так много, а вы, дорогие друзья начинающие… или уже начавшие, признайтесь, тоже наверняка с него начали?