Седьмой Совершенный - Самид Агаев

— Господин сказал, что вы его ждете.

— Это вы, вы живы! — наконец произнес Абу-л-Хасан.

— Да, это я, раис. Будучи проездом в славном городе Мансура, не мог не навестить вас.

Бывший сахиб аш-шурта был бодр и весел.

— Вы правильно поступили.

На лице Абу-л-Хасана была неподдельная радость:

— Что же мы стоим, проходите в мою комнату.

Идя за Ахмад Баширом, раис чуть не засмеялся, до того он был рад видеть этого человека живым. Узнав о смерти Ахмад Башира, Абу-л-Хасан расстроился, пенял себе за недостаточное участие в судьбе человека. И чем более прочилось положение Абу-л-Хасана, и росло его благосостояние, тем более терзали его угрызения совести.

Вошли в комнату, и Абу-л-Хасан сказал:

— А зачем сюда, поедем ко мне домой.

— Стоит ли беспокоиться, — неуверенно сказал Ахмад Башир.

— Стоит, стоит. Помните, как славно вы угостили меня в Сиджильмасе?

— Давно это было, — невесело произнес Ахмад Башир.

Абу-л-Хасан вызвал охрану и предложил гостю последовать за ним.

— К чему столько солдат? — удивился Ахмад Башир, увидев отряд вооруженных людей.

— Положение обязывает, — сказал Абу-л-Хасан, — вы не видели выезд Назука.

— Кто этот Назук?

— Сахиб аш-шурта Багдада.

— Надо же, — процедил сквозь зубы Ахмад Башир.

Абу-л-Хасан положил руку на плечо Ахмад Башира.

— Простите меня, друг мой. Если бы вы знали, как я переживал вашу неудачу.

— Пустое, — беспечно отозвался Ахмад Башир, он уже справился с собой, я недурно провел все это время, многое повидал. Должен вам сказать, что умному человеку все равно, чем заниматься, он во всем добьется успеха, главное — не бояться риска.

— Совершенно верно, — подхватил Абу-л-Хасан, — прекрасно сказано.

Всегда приятны слова, освобождающие вас от чувства вины, которое появляется при виде человека, обошедшегося без вашей, необходимой для него помощи.

— Уже скоро, — сказал Абу-л-Хасан, — вон за тем поворотом мой дом.

Процессия двигалась неспешным шагом. Улицы были безлюдны. Редкие прохожие торопились уступить дорогу военным. Начинало темнеть, и блестящая луна неумолимо поднималась на небосвод.

— Какая хорошая в этом году зима, — заметил Абу-л-Хасан, — вы не находите?

Поговорили немного о погоде. Абу-л-Хасан сказал, что морозы случаются редко, но каждый раз это стихийное бедствие для Багдада. Голод, мор и, как правило, народные волнения.

У ворот своего дома Абу-л-Хасан отпустил охрану, надо признаться, пользовался он ею редко. Начальнику тайной службы не подобает привлекать к себе внимание. Захотелось произвести на гостя впечатление.

— Хороший дом, — сказал, оглядевшись, Ахмад Башир, — да будет вам польза от него.

— Благодарю вас, — ответил Абу-л-Хасан, и приказал подать ужин…

Вслед за хозяином, Ахмад Башир поднялся на второй этаж. Комната была устлана коврами, вскоре слуга внес мраморную столешницу, а другой, торопясь, принялся уставлять ее закусками, хлебом, кубками для питья. Руководил всем этим уже известный читателю, Хамза.

Вино принесли в последнюю очередь. Два стеклянных запечатанных сосуда. Абу-л-Хасан собственноручно вскрыл один и наполнил кубки.

Выпили, пожелав, друг другу добра и здоровья. Хамза прислуживал за столом, но вскоре был отправлен вниз.

— Я позову, — пообещал хозяин.

Первый сосуд опустел довольно быстро. Беседа ладилась. Вспоминали подробности поимки лже-махди, смеялись. Но в какой-то момент Ахмад Башир, помрачнев, сказал:

— Удавить надо было его тогда в тюрьме. Сколько лет сражений, сколько достойных людей погибло, не говоря о том, что его люди убили Анаис. А что ему стало, царствует и все наши усилия пошли прахом. Кстати, что стало с той бумагой, которую мы взяли у него? Я не слышал фетвы, где бы она фигурировала.

Абу-л-Хасан усмехнулся.

— Между прочим, я испытал разочарование раньше вас. Я ехал, прижимая к груди вожделенную бумагу. Вообразите гордость, с какой я вступил во дворец, но оказалось, что я приехал не вовремя. В тот день случилась свадьба. Халиф выдавал свою дочь замуж, им было не до пустяков. На следующий день у всех болела голова с похмелья, правда, к вечеру я получил свою нынешнюю должность, что я считаю невероятным везением. Ведь обо мне могли забыть. Что же касается фетвы, то пока Убайдаллах сидел в тюрьме, она была неактуальна. Потом случился заговор, дворцовый переворот, изменилась политическая ситуация.

— Значит, все было напрасно. Подумать только, какие потрясения я испытал, и все для того, чтобы у них изменилась политическая ситуация, злобно сказал Ахмад Башир.

Наступило неловкое молчание.

Вот они — две стороны одной монеты.

Плюсы и минусы одного и того же дела. За столом сидели два человека, из которых один нажился, а другой разорился на одной и той же торговле.

Чтобы разрядить напряжение, возникшее за столом, Абу-л-Хасан крикнул управителя.

Появился Хамза и, скрестив руки на груди, стал перед ними. В уголках его губ таилась доброжелательная улыбка.

Абу-л-Хасан долго молчал, глядя на хаджиба тяжелым взглядом, но раздражение его улеглось и вместо того, чтобы сорвать на нем зло, он спросил:

— Ну, что новенького?

— Где, хозяин? — невозмутимо спросил Хамза.

— Ну, где-нибудь, вообще.

— Анна.

— Какая Анна? — удивился Абу-л-Хасан.

— Ваша новая служанка, господин.

— А-а, и что же с ней случилось?

Ахмад Башир, до того безразлично пивший вино, услышав женское имя, заинтересовано посмотрел на слугу.

— Я отпустил ее домой, — продолжал Хамза, — взять свои вещи, так вот, когда она возвращалась, к ней привязались два айары. Поведение их было столь непотребным, что ей пришлось спасаться бегством, но, мерзавцы не успокоились и стали преследовать ее и даже ворвались к ней домой. Ее отец пытался успокоить их, но безуспешно и, если бы не работник-поденщик, случившийся там, страшно подумать, чем все могло бы кончиться.

— Что же сделал работник? — спросил Абу-л-Хасан.

— Работник вышел на шум из другой комнаты и, видя такое дело, обругал их последними словами. Они бросились на него с ножами и, представьте себе, работник, вместо того чтобы дать деру, как сделал бы любой нормальный человек на его месте, например, я, вдруг тоже достает нож и начинает столь искусно им орудовать, что обращает айаров в бегство.

— Надо же, — сказал Абу-л-Хасан.

— Я говорю, — продолжал Хамза, — что не мешало бы в каждом доме иметь по такому работнику, тогда айары не распоясались бы так.

— Это верно, — согласился Абу-л-Хасан.

— А откуда он достал нож? — спросил Ахмад Башир, внимательно слушавший хаджиба.

— Не знаю, господин, — пожал плечами Хамза.

— А нельзя ли спросить?

— Сейчас узнаю, — ответил Хамза и, обращаясь к Абу-л-Хасану, — вы позволите, господин?

— Иди, — разрешил хозяин.

Хамза с достоинством склонил голову и вышел.

— Что это за айары? — спросил Ахмад Башир. — По-моему, я где-то уже слышал это слово.

— Банда разбойников, — раздраженно сказал Абу-л-Хасан, — городское дно, отребье, никчемные мастеровые, разорившиеся лавочники и прочая чернь. Они якобы придерживаются кодекса чести: сдержанность, сила воли, стойкость и пренебрежение к боли, преданность в дружбе, целомудрие (не прелюбодействуют не лгут, соблюдают харам[112]), не бесчестят женщин, а вместе с тем они не гнушаются забирать имущество у людей и причину для этого придумали, мол, богатство — причина людской злобы. Узнают они друг друга по заплатанным штанам и особому языку, носят ножи и арканы.

— Кажется, в Багдаде запрещено ношение оружия, — заметил Ахмад Башир.

— Это так, но для них время от времени делают исключение. Некоторые умники считают, что от них может быть польза в деле наведения порядка в городе, что они могут быть народной дружиной и помогать полиции, и действительно было время, когда они хорошо проявили себя, защищая Багдад в 196 году[113] при осаде города армией ал-Ма'муна.

— Но все это чревато последствиями, — сказал Ахмад Башир, — черни нельзя давать оружие.

— Сразу видно настоящего полицейского, — улыбнулся Абу-л-Хасан.

— Скорее это выглядит так, — когда власть не может справиться с ними, она, чтобы скрыть свою беспомощность, придает айарам некоторую законность.

— До чего же приятно разговаривать с умным человеком, — с досадой сказал Абу-л-Хасан.

Неприятно, когда вещи называют своими именами, как никак он был представителем власти.

Появился Хамза.

— Она не помнит, — заявил он.

— Ну ладно, — сказал Ахмад Башир, — все равно надо сходить, посмотреть.

— А что такое? — спросил Абу-л-Хасан.

— Товарищ мой потерялся.