Прощай, Африка! - Карен Бликсен

Я обдумала это предложение; не в моих правилах было травить львов стрихнином, и я сказала управляющему, что вряд ли смогу на это пойти. Его воинственный пыл тут же сменился отчаянием. Ведь львы, сказал он, обязательно вернутся, если их оставить в покое. Волы, которых они убили,— это самые лучшие наши рабочие волы, и мы не можем допустить, чтобы остальные тоже погибли. А конюшня, где стоят мои лошади, совсем близко от загона, напомнил он мне, подумала ли я об этом? Я ему объяснила, что вовсе не собираюсь кормить львов на ферме, только считаю, что их надо застрелить, а не травить ядом.

— А кто пойдет их стрелять? — спросил Никольс. — Я не трус, но я человек женатый, жизнью рисковать понапрасну не намерен.

Он действительно не был трусом, этот славный маленький человечек.

— И смысла я в этом не вижу, — сказал он.

— Да нет, — возразила я. У меня и в мыслях не было заставлять его стрелять львов. — Накануне как раз приехал мистер Финч-Хэттон, он остановился у меня, и мы с ним пойдем на охоту.

— Вот и хорошо, — успокоился Никольс. Я зашла к Деннису.

— Пойдем-ка, — сказала я, — и рискнем своими жизнями понапрасну. Ведь если наша жизнь хоть чего-нибудь стоит, то только потому, что мы ее ни во что не ставим. Frei lebt wer sterben kann [25].

Мы пошли на плантацию и там нашли мертвого вола, как и говорил Никольс; львы почти не тронули его. Но их следы глубоко отпечатались на мягкой земле — тут побывали два крупных самца. Было легко проследить их путь через плантацию до леса, окружавшего дом Белнапа, но пока мы туда добрались, пошел проливной дождь, ничего уже нельзя было разобрать, и мы потеряли след в траве и кустах на опушке леса.

— Как ты думаешь, Деннис, — спросила я, — вернутся ли они ночью?

У Денниса был большой опыт охоты на львов. Он сказал, что они вернутся к ночи доесть добычу, а мы дадим им время взяться за еду и выйдем на охоту часов в девять. Придется захватить электрический фонарь, который он всегда брал с собой в сафари, чтобы видно было, куда стрелять; Деннис предложил мне самой выбрать, какую роль я хочу взять на себя, и я сказала, что предпочитаю светить ему, а стреляет пусть он сам.

Чтобы легче было найти в темноте дорогу обратно, мы нарезали полоски бумаги и нацепили их на кофейные деревья, как Гензель и Гретель в сказке, только они бросали белые камушки, чтобы отметить дорогу. По этим приметам мы придем прямо к приманке, а в конце дороги, ярдах в двадцати от туши вола, мы прикрепили к дереву большой лист бумаги: тут мы должны остановиться, включить фонарь, нашарить лучом львов и стрелять. Но под вечер, проверяя, горит ли наш фонарь, мы убедились, что батарейки сильно сели и фонарь светит слабовато. Времени съездить за батарейками в Найроби у нас уже не оставалось, придется обходиться тем, что есть.

Назавтра был день рождения Денниса, и за обедом он был настроен довольно меланхолически — видно, думая о том, что до сих пор так мало получил от жизни. Но я старалась утешить его: до завтрашнего дня еще многое может случиться. Я велела Джуме приготовить бутылку вина и ждать нашего возвращения. Я все время думала о львах — где они сейчас, вот в эту минуту? Может быть, переходят реку, неторопливо, бесшумно, один за другим, и прохладные струи ласково толкают их в грудь, расступаясь, обтекая бока. В девять часов мы вышли из дому. Шел мелкий дождик, но светила луна; временами ее бледный лик смутно проглядывал сквозь полупрозрачные облака, которые расходились, слой за слоем, так что внизу, на белой пене цветущих кофейных деревьев, возникало ее расплывчатое отражение. Мы прошли мимо школы: она стояла в стороне, и все окна были освещены.

В эту минуту чувство гордости, чувство любви к моим людям нахлынуло на меня. Я вспомнила слова царя Соломона: "Ленивый изрек: Лев стоит на дороге, лев бродит по улицам". А тут прямо за порогом бродят два льва, но мои ребятишки не ленятся и никакие львы не заставят их пропускать уроки.

Мы отыскали ряды кофейных деревьев, которые пометили днем, остановились на минутку и двинулись между рядами, друг за другом. Мы были обуты в мокасины и ступали бесшумно. Но я начала дрожать, я просто тряслась от волнения и не смела подходить к Деннису ближе, боясь, что вдруг он почувствует, как я дрожу, и велит мне уходить) но и далеко отставать я не хотела — в любой момент ему мог понадобиться свет.

Как мы потом узнали, львы уже занялись добычей. Когда они услышали или почуяли нас, они отошли немного вглубь плантации, чтобы переждать, пока мы пройдем. Быть может, им показалось, что мы проходим слишком медленно, и один из них очень тихо и хрипло зарычал где-то впереди, правее от нас. Звук был такой низкий, глухой, что мы не были уверены — а не почудился ли он нам? Деннис на секунду остановился и, не оборачиваясь, спросил меня: "Слыхала?" — "Да", — ответила я.

Мы прошли еще несколько шагов и снова услыхали глухое рычание, теперь уже точно справа. "Включай фонарь", — сказал Леннис. Это было не так-то просто, потому что Деннис был гораздо выше меня, а мне надо было светить фонарем через его плечо, вдоль ствола винтовки. Когда я включила фонарь, все вокруг превратилось в сцену, залитую светом: мокрая листва кофейных деревьев сверкала, каждый комок земли был ярко высвечен.

Сначала в круге света оказался маленький глазастый шакал, похожий на мелкую лису; я провела луч чуть дальше — и он осветил льва. Лев стоял прямо перед нами и казался очень светлым на фоне черной африканской ночи. Когда совсем рядом со мной грянул выстрел, он застал меня врасплох, я даже толком не поняла, что это такое — как будто раскат грома, как будто меня вдруг мгновенно перенесли на место льва. Зверь свалился как подкошенный. — Шевелись, шевелись! — крикнул мне Деннис. Я повернула фонарь дальше по кругу, но рука у меня так тряслась, что круг света, заключавший весь мир и подвластный лишь мне, ходил ходуном. Я услышала, как Деннис, стоявший рядом, рассмеялся в темноте. "Второй лев, — как он сказал мне потом, — был освещен довольно трепетным светом". Но в центре пляшущего луча все же был второй лев — он уходил от нас и уже наполовину скрылся среди деревьев. Когда свет настиг его, он повернул голову, и Деннис выстрелил. Лев упал и скрылся во тьме, потом снова встал и попал в луч света, рванулся к нам, и одновременно со вторым выстрелом прозвучал его протяжный, яростный стон. В эту секунду Африка раскинулась вокруг нас бескрайними просторами, а мы с Деннисом стояли среди бесконечности — две крохотные точки. За кругом нашего фонаря была только непроглядная тьма, и в этой тьме с двух сторон были львы, а с небес лил дождь. Но когда смолк глухой рык, все вокруг затихло, и лев лежал неподвижно, повернув голову, словно отвернулся с презрением. Два огромных мертвых зверя лежали на земле, и нас окружала глухая, черная ночь.

Мы подошли ко львам, считая шаги. От места, где мы стояли, до первого льва было тридцать ярдов, до второго — двадцать пять. Львы были в расцвете сил, молодые, мощные и отъевшиеся. Видно, эти два приятеля вместе рыскали по холмам и по равнине, вместе задумали эту рискованную прогулку и вместе погибли.

Из школы уже выбежали дети, они неслись во всю прыть вниз по дороге; увидев нас, они остановились и стали робко окликать меня: "Мсабу, вы здесь? Вы здесь? Мсабу, мсабу!"

Я сидела на туше льва и крикнула им в ответ: "Я здесь!" Они закричали, громче и смелей: "Это Бэдар застрелил львов? Целых двух?" И, узнав, что это так, они сразу разбежались во все стороны, запрыгали, как тушканчики ночью. Они тут же, на месте, сочинили песенку о том, что случилось: "Три выстрела. Два льва! Три выстрела. Два льва!" Они распевали песенку, на ходу украшая и дополняя ее, и звонкие голоса подхватывали ее один за другим: "Три метких выстрела, два больших сильных злых льва". Потом все они дружно запели, вместо припева, восторженный гимн: "Эй-Би-Си-Ди" [26] — ведь они только что выбежали из школы, и школьная премудрость еще переполняла им головы.

Скоро к этому месту собралась толпа — рабочие с мельницы, скваттеры из ближних поселков и мои слуги с керосиновыми фонарями. Они стояли вокруг убитых львов, обсуждая мою добычу, потом Канутья и Сайс, у которых были с собой ножи, принялись снимать шкуры со львов. Одну из этих шкур я потом подарила Верховному имаму из Индии. Пуран Сингх лично явился на сцену: без своих обычных одежд он казался невероятно хрупким; он улыбался нам своей сладкой, как мед, индийской улыбкой, пряча ее в густой черной бороде, и от восторга даже слегка заикался. Ему очень был нужен львиный жир, его народ очень ценит этот жир как верное средство от ревматизма и импотенции, насколько я могла судить по его оживленной жестикуляции. На нашей плантации сразу стало очень людно и весело, дождь прекратился, над нами вовсю сияла луна.

Мы вернулись домой; Джума принес и откупорил нашу бутылку. Мы насквозь промокли, были с ног до головы заляпаны кровью и грязью, сесть в таком виде за стол было невозможно, так что мы, стоя перед камином, в котором пылал огонь, быстро выпили свое игристое, певучее вино. Мы не сказали ни слова. На этой охоте мы слились воедино, и разговоры нам были ни к чему.