Хроники Артура - Бернард Корнуэлл

В другое время Артур обрадовался бы тому, что в этом разрушенном Дурокобривисе идет живая работа, но сейчас он лишь пожал плечами и потрогал сочащуюся из раны на щеке тонкую струйку крови.

— Еще один шрам, — мрачно произнес он. — У меня их скоро будет столько же, сколько у тебя, Дерфель.

— Ты должен носить шлем, лорд, — заботливо сказал я.

— В шлеме головы не повернешь, — небрежно возразил он, потом оттолкнулся от колонны и привычным жестом велел мне следовать за ним. Мы двинулись вдоль колоннады. — Теперь слушай внимательно, Дерфель. Биться с франками то же, что драться с саксами. И те и другие — германцы, разве что франки обожают метать дротики. Поэтому, как только они начнут атаковать, пригибай голову. А все остальное как обычно — стена щитов против стены щитов. Они сильные бойцы, но слишком много пьют, и оттого их нетрудно перехитрить. Вот почему я посылаю тебя. Ты молод, но уже умеешь думать, а это редкость среди наших вояк. У них все просто: пей побольше и руби покрепче. Но так никто войн не выигрывает. — Он утомленно потряс головой и постарался скрыть зевок. — Прости меня, Дерфель, устал. Я знаю, что на самом деле Бану никакая опасность не грозит. Бан слишком легко впадает в панику, — Артур кисло улыбнулся, — но потеря Инис Требса будет для него действительно страшным ударом. Это разобьет его сердце, и я вечно буду жить с этой виной, лежащей на мне. Ты можешь смело доверять Кулуху, он хороший парень. И Борс способный.

— Но вероломный, — раздался из полутьмы голос Саграмора, который не отлучался от Артура, охраняя его.

— Ты несправедлив, — сказал Артур.

— Вероломный, — настаивал Саграмор, — потому что он человек Ланселота.

Артур пожал плечами.

— Ланселот и вправду человек не легкий, — признал он. — Будучи наследником Бана, он норовит все сделать так, как ему нравится. Но ведь и я тоже это люблю. — Он улыбнулся и глянул на меня. — Ты, кажется, умеешь писать, Дерфель?

— Да, лорд, — сказал я.

Мы прошли мимо Саграмора, который стоял в тени, не шелохнувшись и не сводя глаз с Артура. Из-под ног нырнула кошка, летучие мыши кружили над задымленным фронтоном большого дома. Я попытался представить это зловонное, грязное место наполненным чванными римлянами и освещенным масляными лампами, но не смог.

— Ты должен будешь подробно писать мне обо всем, что происходит, — приказал Артур, — иначе мне придется полагаться на слишком живое воображение Бана. А как твоя женщина?

— Моя женщина? — Я опешил. В первый момент мне показалось, что он спрашивает о Канне, сакской рабыне, которая жила у меня и чей говор чуть отличался от языка саксов, родной речи моей матери, но тут же сообразил, что Артур имеет в виду Линет. — Я не слыхал о ней, лорд.

— И даже не желаешь ничего узнать?

Он метнул в мою сторону мимолетную насмешливую улыбку, а потом вздохнул. Линет была при Гвиневере, которая отправилась в далекую Дурноварию, чтобы поселиться в старом зимнем замке Утера. Гвиневере вовсе не хотелось покидать уютный новый дворец рядом с Кар Кадарном, но Артур настоял, желая укрыть ее подальше от частых и опасных набегов вражеских отрядов.

— Сэнсам говорил мне, что Гвиневера и ее дамы поклоняются Исиде, — как бы между прочим заметил Артур.

— Кому? — переспросил я.

— Справедливый вопрос, — улыбнулся Артур. — Исида — чужеземная богиня, Дерфель, требующая своих обрядов и мистерий. Мне кажется, что это имеет какую-то связь с луной. По крайней мере, так утверждает Сэнсам. Я не думаю, что он знает это наверняка, но без конца твердит, что я обязан запретить этот культ, покончить с ним. Он считает, что таинства Исиды вредны, но, когда я спросил, в чем состоит этот вред, он так и не смог объяснить. Или не захотел. Ты ничего не слыхал?

— Ничего, лорд.

— Конечно, если Гвиневера находит утешение в Исиде, — задумчиво произнес Артур, — то, уверен, в этом культе нет ничего плохого. Но не Исида волнует меня, Дерфель. Я много обещал Гвиневере и ничего пока не сделал. Хотел вернуть трон ее отцу, но оказалось, что на это нужно больше времени и сил, чем я думал.

— Ты не хочешь воевать с Диурнахом? — спросил я осторожно.

— Он всего лишь человек, Дерфель, и тоже может быть убит. Когда-нибудь мы сделаем это. — Он зашагал к дому. — Ты пойдешь на юг. Я не могу дать тебе больше шестидесяти человек. Знаю, этого недостаточно, но, если Бан на самом деле в беде, ты присоединишься к Кулуху и станешь под его руку. Может, ты сможешь пройти через Дурноварию? Пришли тогда весточку о моей дорогой Гвиневере.

— Да, лорд, — сказал я.

— Я дам тебе подарок для нее. Вот хотя бы это ожерелье с драгоценными камнями, что носил сакс-военачальник. Ты думаешь, оно понравится ей?

Он с тревогой смотрел на меня.

— Любой женщине понравится, — уверенно ответил я.

Ожерелье было тяжелое, грубой работы, но все же красивое, кованное из массивных золотых пластин, усеянных играющими на солнце камнями.

— Отлично! Отнесешь его в Дурноварию вместо меня, Дерфель, а затем отправляйся в Беноик и выручи Бана.

— Если смогу, — мрачно сказал я.

— Если сможешь, — эхом откликнулся Артур. — Успокой мою совесть, — тихо добавил он и отбросил ногой осколок мозаики, который напугал кошку, выгнувшую спину и злобно зашипевшую. — Три года назад, — промолвил он грустно, — все казалось таким простым и ясным. Но вот появилась Гвиневера... — Артур не договорил.

На следующий день с шестьюдесятью воинами я отправился на юг.

* * *

— Он отправил тебя шпионить за мной? — спросила Гвиневера со змеиной улыбкой.

— Нет, леди.

— Наш дорогой Дерфель, — насмешливо произнесла она, — так похож на моего мужа.

Это меня удивило.

— Да?

— Да, Дерфель, именно так. Только он гораздо умнее. Тебе нравится это место?

Она небрежно махнула рукой в сторону внутреннего двора.

— Красиво, — сказал я.

Вилла в Дурноварии, конечно, была выстроена римлянами, но приспособлена под зимний дворец Утера. Гвиневера привела старый полуразрушенный дом в порядок, и он приобрел почти прежний блеск. Внутренний двор, как и в Дурокобривисе, окружала колоннада, но здесь в крыше не было ни единой щели, а колонны аккуратно побелены известью. На стенах повторялся рисунок родового символа Гвиневеры — в округлых медальонах бежал олень-самец, увенчанный полумесяцем. Олень был королевским символом ее отца, а уж она добавила к нему серебряный полумесяц. Между грядками с белыми розами в узких мозаичных желобках бежали пузырящиеся ручейки. На жердях сидели два охотничьих сокола, и их головы в кожаных чехлах медленно поворачивались за нами, идущими вдоль колоннады. Между колоннами стояли статуи обнаженных мужчин и женщин, а на цоколях покоились бронзовые головы, увитые гирляндами цветов. Тяжелое ожерелье вождя саксов, дар Артура, висело на шее одной из статуй. Гвиневера перебрала пальцами звенья ожерелья и нахмурилась.

— Грубая работа, верно? — обратилась она ко мне.

— Принц Артур считает, что оно красивое, леди, и достойно тебя.

— Милый Артур, — легкомысленно улыбнулась она и, сняв со статуи ожерелье, накинула его на бронзовую голову. — Ему идет. Назову его Горфиддидом. Похож он на Горфиддида, как ты думаешь?

— Похож, леди, — кивнул я.

Бюст и впрямь напоминал суровое, застывшее лицо Горфиддида.

— Горфиддид — скотина! — с ненавистью произнесла Гвиневера. — Он пытался взять мою невинность.

— Вот как? — Меня смутила такая откровенность.

— Пытался, да не удалось, — твердо сказала она. — Он был пьян. Всю меня обслюнявил. Даже здесь все слиплось.

Она провела ладонью по грудям. На ней была белая полотняная сорочка, ниспадавшая с плеч до щиколоток крупными прямыми складками. Полотно было настолько тонким, что я мучительно отводил глаза, чтобы не пялиться на ее почти обнаженное тело. На шее Гвиневеры поблескивала золотая фигурка увенчанного полумесяцем оленя, в ушах мерцали янтарные капли, утопленные в золото, левую руку тяжелило массивное золотое кольцо с вырезанным символом Артура — медведем.

— Слюни, одни только слюни, — брезгливо скривилась она. — А потом, когда Горфиддид отстал, точнее сказать, оставил свои попытки, он разнюнился и обещал сделать меня королевой, самой богатой королевой в Британии. В ответ я пошла к Иорвету и просила его заклясть меня от нежеланного любовника. Конечно же, я не сказала друиду, что это был король, хотя он и так сделал бы для меня все за одну только улыбку. Друид дал мне амулет, я зарыла его и заставила своего отца открыть Горфиддиду, что это смертельный амулет против дочери человека, который попытается изнасиловать меня. Горфиддид сразу понял, кого я имела в виду. Он до безумия любил свою вялую малышку Кайнвин, потому теперь бежал от меня, как от огня. — Она рассмеялась. — Мужчины такие дураки!