Александр II, или История трех одиночеств - Леонид Ляшенко

Вторым этапом борьбы вотчинников с крестьянством стало переселение властями общинников на новые земли. Оно не было грубо-насильственным и привлекало крестьян значительными налоговыми льготами, даруемыми князьями, но оказалось для народных масс поистине «даром данайцев». Переход на новые земли размывал «старые» общины и приводил к созданию новых, но уже не на традиционно общинной земле, а на угодьях феодала. Исконные общинные порядки на таких землях имели силу закона только для крестьян, перестав быть значимыми для владельцев вотчин. Главным же итогом переселения стало то, что общины теряли реальную власть над пахотными землями, становясь арендаторами не у Бога или государства, а у законных владельцев этих земель.

Третий этап становления крепостничества на Руси включил в себя трудное и долгое развитие основной формы принуждения отныне зависимых крестьян – барщины. Она заключалась в грубой эксплуатации селян, вынужденных обрабатывать барское поле своим инвентарем. Процесс становления барщины растянулся на века, и происходило это потому, что феодалам приходилось «откалывать», "отрезать от общины небольшие слои крестьянства, попадавшие, в силу различных обстоятельств, в долговую зависимость от барина. «Метод салями», по выражению политологов, был единственно возможным на Руси методом подчинения общины власти феодалов.

Четвертым этапом увеличения зависимости земледельцев от бояр и дворян стало ограничение свободы перехода крестьян к другим хозяевам и появление достаточно многочисленного и защищенного государством господствующего класса. «Юрьев день», «пожилое», заповедные лета – все эти мероприятия затрудняли уход крестьян на новое место работы, а значит, усиливали их зависимость от прежних хозяев, увеличивали степень эксплуатации земледельца. Введение государством системы поместий (вотчин, получаемых за службу) создало монолитный господствующий класс, способный эффективно бороться с традиционным механизмом общины. Развитие поместной системы привело к резкому усилению зависимости крестьян, росту налогов, обострению борьбы за рабочие руки. Основным методом деятельности правительства в крестьянском вопросе становится фискальный интерес обеспечение вотчин рабочими руками, увеличение финансовых поступлений в казну. Необходимость решения фискальных задач потребовала дальнейшего ограничения свободы податного населения, которое, в свою очередь, всеми способами боролось с увеличением гнета.

Стремление властей к закреплению земледельцев совпало с интересами дворянства, поскольку крупные церковные или светские феодалы переманивали крестьян именно у мелкопоместных хозяев. Для государства же материальное положение служилых дворян было далеко не безразлично, ведь именно они несли основные тяготы военной и гражданской службы в России. Так что крепостное право оказалось единственным способом не только эксплуатации селян, но и организации «государственной службы». Все это вызвало к жизни крепостнические акты конца XVI века, которые навсегда запретили крестьянские переходы к новым владельцам или на свободные земли. Земледельцы прикреплялись прежде всего к земле, а не к личности ее хозяина, причем сам запрет перехода относился только к главе семьи, чье имя и фиксировалось в писцовых книгах. Иными словами, далеко не все в крестьянских семьях утрачивали возможность ухода к новому владельцу, и у крепостного права имелось пространство для дальнейшего развития.

В середине XVII века Соборное уложение завершило многовековой процесс закрепощения крестьян. Оно удовлетворило требование дворянства о праве на бессрочный сыск беглых, тем самым крестьяне с их потомством навечно становились собственностью помещиков, дворцового ведомства или церковных владельцев. Уложение 1649 года не только прикрепило крестьян к личности землевладельца, но и распространило крепостнические отношения на посадское население города, навсегда прикрепив к посаду мелких горожан, принадлежавших как государству, так и феодалам. Кстати сказать, произошло это тогда, когда в Англии зависимость крестьян от землевладельца была окончательно ликвидирована.

В XVIII столетии права помещиков на личность и труд крестьянина продолжали расширяться. Этот труд становился теперь источником благополучия самого крестьянина, помещика и государства. Однако государство точно определило ту подать, которую оно брало с селян: 70 копеек с крестьянской души мужского пола в год. Повинности же в пользу помещика никто не регламентировал, и их размер, и формы зависели от множества факторов. Сдерживающим моментом здесь являлось только сохранение условий для простого воспроизводства крестьянского хозяйства, на котором держалось благополучие самого барина. Никаких писаных законов и правил, говорящих о способах и размерах эксплуатации крестьян помещиками, не существовало.

Соборное уложение 1649 года и последующие законодательные акты изменили социально-политический статус не только селян, но и самого дворянства. Теперь дворянин становился не только землевладельцем, исполнявшим обязанности воина или чиновника, а потому получавшим право жить чужим трудом, но делался полноправной и немаловажной частью государственного механизма, отвечавшей за сбор налогов в крепостной деревне, вершившей там суд, обладавшей немалой полицейской властью39.

Иными словами, во времена Александра II речь уже шла не просто о варварском установлении, а о такой структуре, которая, худо ли, хорошо ли, связывала воедино крестьянство и дворянство, работных людей и фабрикантов, власть и дворянство. На крепостничестве базировалась не только экономика России, не только ее социальные, но и политические отношения, и во многом ее культурное развитие.

Страсти по крепостничеству (продолжение)

Понимал ли Александр II в полной мере, на что он поднимал руку, что собирался реформировать? Был ли император готов к тому, чтобы одновременно с разрушением традиционных связей закладывать новые опоры жизни государства? Можно смело сказать, что в 1856 году понимания сложности задачи во всем объеме у монарха не было, может быть, именно поэтому он и решился на борьбу с крепостничеством. Известно, что чем меньше знаешь о проблеме, тем смелее берешься за ее решение. Однако эта глубокомысленная сентенция не отвечает на вопрос: что непосредственно подвигло государя на столь радикальные перемены?

Большое значение, безусловно, имело то, что Александр II, как уже упоминалось, был прекрасно осведомлен о намерении своих предшественников на престоле покончить с крепостным правом. Как и их, его так же пугали и подгоняли опасения возможных крестьянских беспорядков. Крестьяне же во второй половине 1850-х годов волновались не больше, чем в прежние десятилетия, скажем, в 1857-1858 годах отмечено 70 беспорядков (в девяти случаях правительству, правда, пришлось прибегнуть к помощи военных команд). 10% этих волнений были вызваны распоряжениями помещиков о переселении селян, то есть носили чисто локальный характер. Однако крепостные напряженно и явственно ожидали перемен, а степень напряженности этих ожидании власть могла оценить вполне объективно. Молчавший и ожидавший скорой воли народ представлялся ей не менее опасным, чем народ бунтующий. В этих условиях возможный дворянский протест против отмены крепостного права казался Александру II не таким страшным. Старая российская дилемма, что реальнее – народный бунт или гвардейско-сановный дворцовый переворот? – решалась верховной властью в конце 1850-х годов в пользу первой возможности.

Помимо этого существовал и целый ряд других причин, заставивших императора отважиться на отмену крепостного права. Здесь и утрата Россией международного престижа, и состояние ее вооруженных сил, и кризис в экономике, и не оправдавшая себя система управления страной. Таким образом, Александр Николаевич сделался сторонником реформ не в силу личных, выношенных с детства убеждений, а как государственный деятель, для которого превыше всего стояли престиж, величие и спокойствие державы. Изменение взглядов правителя не сопровождалось яростным проклятием прошлому и воспеванием броска к будущему. Речь скорее может идти о естественной, пусть и не до конца осознанной и последовательной, трансформации понятий. И это нормально, ведь, по словам Пушкина, «только глупец не меняется». Сказанное нисколько не умаляет заслуг императора, а делает их даже более важными и ценными, поскольку он сумел стойко и честно повести дело, не опираясь на выработанные издавна взгляды и симпатии, ставя во главу угла принцип государственной необходимости.

Решение императора, еще не слишком ясное, не получившее окончательного оформления, было неоднозначно встречено в обществе. Эта неоднозначность выражалась не только в приятии или неприятии самой идеи грядущей реформы, но и в оценке сложностей, связанных с отменой крепостного права. Серьезный и вдумчивый наблюдатель, долгое время проживший в Англии, С. Р. Воронцов писал: «Произвести столь существенное изменение в наиболее обширной во всем мире империи, среди народа свыше 30 миллионов, неподготовленного, невежественного и развращенного, и сделать это в то время, когда на всем континенте происходит брожение умов, это значит, не скажу рисковать, но наверное привести в волнение страну, вызвать падение трона и разрушение империи. Нельзя сразу совершить прыжок из рабства в свободу без того, чтобы не впасть в анархию, которая хуже рабства».